Читать интересную книгу Обнаженная модель - Владимир Артыков

— Стариканка, я хочу снимать простой, доходчивый советский фильм, а вот эти ракурсы, макурсы, — он выразительно щелкнул языком, покрутил пальцем в воздухе, — нам этого не надо! Подобные съемки через жо…, оставьте для другой картины и другого режиссера.

Мы с оператором опешили. Взглянув на меня, Виктор Мирзоян пожал плечами и взволнованно выпалил:

— Тахир Мухтарович, я, конечно, молодой, снимаю всего вторую картину, но предложенный Володей эскиз ночного пересева мне по душе. Представьте себе, если снимем движущиеся трактора ночью в поле без яркого контрового освещения, мы получим скучные кадры хроники, на уровне киножурнала. Мы же снимаем игровое кино, Тахир Мухтарович! Художник предлагает нам обогатить кадр, сделать его выразительным, поставив три-четыре прожектора за тракторами. Вы представляете, какие поползут длинные тени! Это будет интересно, не скучно, а в сочетании с музыкой, ну, это просто Урусевский! Лично я вижу и знаю, как это снять! Тем более у меня перед глазами эскиз художника, и я от него отступать не собираюсь.

— Ну, стариканки, вы меня достали! Значит так! Снимать ночной пересев будете сами, без меня, а я посмотрю, что получится. А если не получиться, Витенька, и материал полетит в корзину, за пленку с тебя удержат из постановочного вознаграждения. Так что, учти, отвечать за брак придется по полной программе! — режиссер посмотрел на оператора колючим взглядом.

— Не пугайте, Тахир Мухтарович, если не получится, наказывайте меня деньгами! — Виктор одобряюще подмигнул мне.

Ночной пересев хлопчатника мы сняли, как и было задумано. На краю поля установили четыре мощных прожектора, которые светили в спину движущихся тракторов с прицепами сеялок, операторская группа снимала с двух камер, с пиротехническими дымами. Техника по команде оператора пошла по полю, отбрасывая длинные движущиеся тени, поднятая клубами пыль, в сочетании с пиротехническими дымами, создавала космическое впечатление, передавая волнующее, романтическое настроение. Режиссер сдержал слово, и на съемках ночного пересева принципиально не принимал участия. Эпизод получился красивым. Просматривая материал, Тахир Мухтарович не произнес ни слова. Фильм еще снимался, когда журнал «Советский экран» напечатал мой эскиз «Ночной пересев», а комментарии давал Тахир Сабиров, рассказывая о работе над фильмом, положительно упомянул и оператора и художника.

Однажды, снимался очень сложный эпизод на натуре. Надо было снять крупные планы Людмилы Хитяевой и Юрия Чекулаева на фоне «кукурузника», обрабатывающего поля ядохимикатами, летящего на бреющем полете. С пилотом было обговорено, на каком безопасном расстоянии для съемочной группы он должен пролететь и выпустить шлейф настоящих ядохимикатов на настоящее хлопковое поле. Режиссер уже скомандовал:

— Мотор, начали! — Но ветер неожиданно изменил направление, и злополучное ядовитое облачко накрыло нас. Многие закашлялись, начали тереть кулаками слезящиеся глаза, закрывали рот носовыми платками. Оператор взял в кадр летящий «кукурузник» и тут же наехал на крупный план лица актрисы, подержал пару секунд и укрупнил ее голубые глаза, продержав еще несколько секунд. Люся смотрела вдаль своими большими глазами и даже не моргнула.

— Стоп. Снято! — Крикнул режиссер. Гримерша Галя подбежала к Хитяевой и мягкими тампонами стала промывать ей глаза. Все окружили актрису, волнуясь за нее, а режиссер сказал оператору:

— Все, сворачивай камеру, Люся сегодня уже сниматься не сможет.

И в этот момент, как ни в чем не бывало, улыбаясь, она подошла к нам и сказала:

— Мальчики, давайте снимать дальше, я не собираюсь встречать первое мая в этой дыре.

Она позвала кашляющего и трущего платком глаза Чекулаева:

— Юра, кончай сморкаться, давай в кадр.

Группа рукоплескала мужественной женщине. Съемка продолжилась, а вечером нашу героиню мы чествовали пловом, а Тахир Мухтарович сказал таджикским актерам:

— Вот как работают московские профессионалы, учитесь!

В один из апрельских дней съемочную группу навестил директор хлопкового совхоза. Съемочная группа жила в сельской гостинице, это был длинный барак, окна которого находились на уровне наших коленей, весь сервис заключался в будке «М» и «Ж», находившейся во дворе. Несмотря на тридцатиградусную жару, директор был одет в черный костюм и белоснежную сорочку, на лацкане пиджака сверкала золотая звездочка Героя социалистического труда и «флажок» депутата. Он был просто неотразим: высок, плечист, импозантен, с роскошными усами и красивым лицом. Его встретил на крыльце режиссер, они о чем-то поговорили на родном языке, пожали друг другу руки и черная «Волга», поднимая тучи желтой пыли, скрылась за барханом. Режиссер, обращаясь ко мне и Виктору, сказал:

— Сегодня вечером мы все с Люсей и Юрой, едем в гости к директору совхоза, на его виллу, посмотрим, как он нас примет. Форма одежды парадная, — пошутил он.

Директор совхоза нас принимал в роскошном саду, в беседке, увитой молодыми виноградными лозами. Мы расположились на обширном топчане, по-таджикски суфа. Она была застелена коврами и курпачой — длинной шелковой дорожкой с подушками люля, на которых удобно сидеть перед достарханом — большой белой скатертью, заставленной яствами, напитками и восточными сладостями. На больших керамических ляганах лежали гроздья винограда, ломтики дынь и арбузов, в глубоких пиалах, сверкая рубинами зерен, лежали разломанные на части гранаты. В таких же пиалах белел катык — восточная сметана, по двум сторонам достархана высокими стопками были сложены оранжевые, пышущие жаром чуреки, чувствовалось, что они только что из тандыра. Стояли графины, наполненные шербетом. Среди этого восточного великолепия сверкали хрусталем фужеры и рюмки, серебряные ложки и вилки на белых фарфоровых тарелках, стояла внушительная батарея с шампанским, коньяком и водкой. Увидев такой изысканный стол в апреле, Люся восхищенно всплеснула руками и спросила у хозяина, которого все называли раис:

— Уважаемый Раис, — видимо думая, что это его имя, — как вам удается так сохранить до весны эти великолепные фрукты, это просто фантастика!

— Уважаемая Людмила Ивановна! Прежде всего, хочу вам сказать, что меня зовут Рахмон. Раис по-таджикски означает большой начальник.

— Извините, Рахмон, я думала, что Раис ваше имя.

— Так вот, Люся-ханум, таджики издревле умели сохранять фрукты и овощи до весны, но это больше знают мои женщины, жена и дочери. Они потом вас посвятят в эти кулинарные премудрости, а сейчас, пожалуйста, рассаживайтесь.

Виктор, Тахир, Люся и я удобно устроились на курпачах, подперев под локти мягкие люля. Грузный Чекулаев и Рахмон придвинули стулья, их рост и вес не позволял им сидеть на суфе. Начались тосты. Хозяин произнес долгий вступительный тост, похожий на восточные сладости, желая каждому из гостей здоровья, долголетия, счастья, а единственной женщине за достарханом оставаться всегда молодой и красивой и радовать зрителя своими новыми ролями, своей обворожительной улыбкой. Все сдвинули бокалы. В это время мужчина, исполнявший распоряжения хозяина, внес огромное блюдо жареной баранины с кусочками курдючного сала. Люся тихонько спросила меня:

— Это что, жир?

Я не успел ей ответить, как Рахмон, услышав это, стал объяснять Люсе, что жареный курдюк очень вкусный, но главное, достаточно съесть небольшой кусочек, и никакие спиртные напитки вас не возьмут. Чукулаев, услышав это, положил кусочек курдючного жира обратно в ляган и сказал:

— Нет уж, пусть меня лучше проймет спиртное, — все засмеялись.

За разговорами, едой и питьем не заметили, как наступила холодная ночь. Одетые по-летнему мы начали замерзать, Люся, чтобы согреться, придвинулась ко мне поближе, я почувствовал, как она дрожит от холода. Я сам начал остывать. Это обычный апрельский весенний ночной холод, типичный в Средней Азии. Предупредительный хозяин заметив, что Люся замерзла, шепнул что-то на ухо молодому человеку, которого звали Обидджон. Tот, приложив правую руку к груди, поклонился и вышел. Через минуту он передал хозяину красивый, изумрудного цвета шелковый, расшитый восточными узорами, новенький женский халат. Рахмон встал, развернул его и укрыл им ноги Люсе. Она нежно ладошкой провела по халату и сказала:

— Какой красивый халат, мне сразу стало тепло в нем. Это ручная работа?

— Да, его вышивали мои дочери.

Рахмон еще раз посоветовал Люсе съесть кусочек курдючного жареного жира, добавив, что это очень согревает. Люся взяла кусочек, подержала во рту, проглотила и сказала:

— Боже, как вкусно, никогда не думала, что жир может быть таким вкусным. Она потянулась за еще одним кусочком жира.

Рахмон, заглядывая ей в глаза, тихо сказал:

— Люся-ханум, осторожнее, не закапайте халат жиром.