— А ты вовсе не похож на больного.
— Теперь мне стыдно, что я заманил тебя сюда под вымышленным предлогом.
Они взяли такси до гостиницы, где Фауст забронировал для гостьи номер этажом выше. Она постаралась скрыть удивление.
— Так мы останемся одиноки, но будем вместе, — объяснил он.
— Давай просто будем вместе, хорошо?
Фауст отменил бронь, и следующие три часа они провели в постели, наслаждаясь видом на море. Слева раскинулась пристань с пришвартованным паромом, на котором приплыла Зельда.
— Подумать только, весь перелет через Атлантику я гадала, правильно ли поступаю, — мечтательно произнесла она.
— Ну, по-моему, ты не ошиблась.
Но Зельда настроилась на серьезный разговор. Фаусту сперва показалось, что ее совесть, закаленная католицизмом, потребовала раскаяния за только что пережитые счастливые мгновения. Однако он ошибся.
— Габриэль, почему ты одинок? Почему я одинока? Нам так хорошо вместе. Мы созданы друг для друга.
Зельда прижалась к нему. Фаусту было нечего возразить.
На следующий день они взяли напрокат машину и направились в маленькую гостиницу над невероятно красивым голубым заливом с маленьким островом, где высилась ослепительно-белая часовня с голубой черепичной крышей.
— Корфу — просто картинка! — воскликнула Зельда.
Фауст собирался сказать, что напишет для нее этот пейзаж, но вовремя спохватился: он уже много лет не держал в руках кисть. Впрочем, Зельда достала цифровой фотоаппарат. Сняв часовню, она запечатлела Фауста, затем он сфотографировал ее. Разумеется, отдавать в печать фотографии обнаженных людей не первой молодости было нельзя.
— Хотя тебе, дорогая, нечего стесняться.
Слова могли показаться льстивыми, но Фауст сделался непривычно искренним. В известных пределах, разумеется. Целью предприятия по-прежнему оставался прочный, долговременный союз, а Зельда была красивой — живой и красивой. Если до того дойдет, Фауст на ней женится. В конце концов, она уже сделала ему предложение. Включилась в действие ее совесть, и, казалось, они уже наслаждаются медовым месяцем, предвкушая радости семейной жизни. У них обязательно все получится.
— Почему ты так и не женился?
— Я сам все время задаюсь этим вопросом.
Все священники на Корфу были православными, и Фауста это нисколько не смущало, но, как выяснилось, что-то смущало православных священников и Зельду.
— Мы сделаем все как положено.
Они сделали все как положено в Риме, в церкви Санта-Сусанна. Их сочетал браком жизнерадостный последователь Павла VI, считавший допустимым весьма широкое толкование правил. Вспомнив Ориану Фаллачи, Фауст назвал себя католиком. В постель в гостинице «Хилтон» они с Зельдой легли уже мужем и женой.
— Где мы будем жить?
— Я съехал со съемной квартиры в Париже.
Он действительно съехал, много лет назад.
— И где твои вещи?
— На хранении.
Эта фраза передала гораздо больше, чем собирался сказать Фауст.
— Тогда я заберу тебя с собой, — восторжествовала Зельда. — В качестве «трофейного мужа»!
Они летели домой первым классом, перешептываясь, словно влюбленные подростки, потягивая коктейли, игнорируя ужасные фильмы.
— Теперь не имеет значения, что я так и не освоила программу, которую ты установил.
— Поясни.
Зельда пояснила. Рассказала про Винсента Трэгера, коллегу своего мужа.
— Моего первого мужа, — добавила Зельда, ткнув Фауста под ребро.
— Коллега?
— Чак работал в ЦРУ. Я же тебе говорила.
Если она и говорила, Фауст об этом забыл.
— Трэгер пришел в восторг от Делакруа, которого ты мне достал!
V
Брендан Кроу его разочаровал
Заметив, что Харрис юркнул под колоннаду, Катена метнулся через внутренний дворик, прокрался на цыпочках по хрустящему гравию и остановился под кокосовой пальмой. Положив руку на ствол, он затаил дыхание. Он ничего не услышал, но со слухом у него были проблемы. Катена молил Бога о том, чтобы Харрис прошел вдоль колоннады, вернулся в здание и отправился по своим делам. Разумеется, так и произойдет. Глупо считать, что этот человек его преследует.
— Епископ Катена! — окликнули за спиной.
Едва не подпрыгнув от неожиданности, тот обернулся: всего лишь молодой Куинн.
— Что тебе? — Катена разозлился, испытав, однако, облегчение.
— Я распечатал для вас вот это. — Куинн протянул несколько листов бумаги. — Сообщения из электронной почты.
Катена поблагодарил Куинна. Ему хотелось извиниться перед молодым человеком за резкость, но больше всего хотелось уйти, пока его не перехватил Харрис. Если все они были пессимистами, то Харрис просто сыпал мрачными пророчествами.
Прежде чем вернуться внутрь, Катена оглянулся и сквозь цветастые кусты увидел грузного Харриса, неподвижно застывшего с закрытыми глазами перед статуей Богородицы. Катена ударил себя в грудь. Меа culpa. [56]Он был не прав, ожидая от Харриса только худшего.
В последнюю неделю Пятидесятницы — в братстве Пия IX с уставом церковной службы не шутили — Катена ощутил восторженное предчувствие, которое испытывал всегда, слушая пророческие отрывки из Евангелий, отбираемых для чтения в это время. Светопреставление. Его признаки. Точный час никому наперед не известен, даже ангелам. Но Бог явит знамения, и мы должны их прочитать по мере сил. Катена знал, что на протяжении всей истории мироздания бывали моменты, когда люди проникались уверенностью, что близится конец света. Первое поколение христиан считало, что оно будет единственным, что второе пришествие Христа неминуемо произойдет в самое ближайшее время. Находились мерзавцы, которые использовали это для подрыва авторитета Священного Писания. Несомненно, каждая последующая эпоха лишь приближалась к концу света. «Он наступит позже, чем мы предполагали», — сказал Павел. Верно. Как бы там ни было, в душе Катены росла убежденность: надвигается что-то большое, что-то очень большое.
Все началось с косы, которая прошлась по Ватикану: преступник сразил двух кардиналов с такой легкостью, словно был орудием в руках Господа. Конечно, это не оправдывало его поступки; убийство остается убийством, однако Бог может даже зло обратить во благо.
И вот Брендан Кроу его разочаровал. Сам себе Катена признался в этом молча, не желая распалять Харриса.
— В газетах информации и то больше! — раздраженно воскликнул Харрис, потрясая распечатками сообщений, пришедших по электронной почте от Кроу.
Разумеется, он преувеличивал. В газетах писали, что государственный секретарь просто умер, а кардинал Магуайр стал жертвой сердечного приступа. Что, основываясь на этих данных, можно было предположить? Кроу выразился прямо: двух кардиналов убили.
— Но как? — вопрошал Харрис.
Есть разница? Два человека умерли, да упокоит Господь их души. Ряды врагов редели. К тому же что-то назревало. Катена был в этом уверен. События сенсационного масштаба нельзя просто смести под ковер. В любой момент средства массовой информации взорвутся. Воскресные евангелические чтения несли утешительную мысль о том, что конец приближается.
Правда, в посланиях Фатимы утверждалось, что после кровавых гонений церковь, восстановив силы, вступит в период мира и процветания. Очень похоже на Откровения Иоанна Богослова. Ну а потом?
Катена полагал, что начнется страшное кровавое возмездие.
Разумеется, верующих преследовали по всему земному шару. В своей книге Роберт Ройял [57]утверждает, что в двадцатом столетии мучеников веры было больше, чем за все предыдущие века, вместе взятые. И это, несомненно, правда. Прибавим сюда неоязыческую мерзость абортов: ежегодно погибают миллионы неродившихся младенцев, и в сравнении с этим избиением невинных сам Ирод кажется дилетантом. Однако Божья кара поразит зло в самое сердце. Закрыв дверь своего кабинета, Катена замер. Он размышлял о надежде и, конечно, ужасе, которые испытал, узнав о покушении на Иоанна Павла II на площади Святого Петра. Так все началось. Но Папа выжил. Преступника схватили, предали суду и посадили за решетку. Случившееся было окутано плотным покровом тайны, и все же под ним прорисовывались очертания политического мотива. Ха!