Читать интересную книгу "Берлинский дневник, 1940–1945 - Мария Илларионовна Васильчикова"

обширную территорию. К весне 1942 года немецкие потери достигали уже миллиона человек. И хотя потери русских были гораздо более значительны (около 5 миллионов убитых и раненых, около 2,5 миллиона взятых в плен), многим высокопоставленным немецким военачальникам война на Востоке уже представлялась проигранной.

7 декабря японцы напали на Перл-Харбор, и Соединенные Штаты вступили в войну[377]; и, хотя в ту зиму союзники понесли серьезный урон на Тихом океане и бóльшая часть Юго-Восточной Азии была захвачена японцами, Америка обеспечивала лагерю союзников все более и более ощутимое материальное превосходство.

К весне 1942 года Меттернихи вернулись в Германию, и Пауль поступил в военное училище, по окончании которого был назначен офицером связи в испанскую Голубую дивизию[378], воевавшую на Ленинградском фронте; Татьяна же по большей части жила в Кенигсварте — имении Меттернихов в Северной Богемии, где время от времени ее навещали родные. Сохранились два относящиеся к этому периоду письма Мисси к матери, а также обширный фрагмент дневника.

Мисси из Берлина — матери в замок Кенигсварт, 17 июля 1942 года:

«Вчера мы с Джорджи были приглашены на ужин в чилийское посольство. В числе гостей были актриса Дженни Джуго[379] и Виктор де Кова (это тоже известный актер и режиссер) со своей женой-японкой[380]. Прием продолжался допоздна, очень много танцевали. (К этому времени танцевать в публичных местах категорически запрещалось, нарушители строго наказывались. Единственное исключение составлял дипломатический мир.)

У меня был продолжительный разговор с Виктором де Кова (по которому я так вздыхала девочкой в Литве!). Теперь он ходит в огромных очках, потому что близорук. Оказалось, что он человек очень застенчивый, но остроумный. Когда я пожаловалась, что сейчас практически невозможно достать билеты в театр, он сказал, что мне достаточно только позвонить ему и в моем распоряжении окажется целая ложа, но только уж тогда мне придется непременно досидеть до конца, даже если надоест, потому что он будет на меня поглядывать. Хотя он категорически отказался танцевать, заявив, что не умеет, я все-таки вытащила его в круг танцующих, и он заколесил по залу с видом мученика. Потом он и Дженни Джуго вступили в острую перепалку с сестрами Вреде, которые снова ополчились на меня за то, что я-де не проявляю „должного восторга“ по поводу понятно чего (имеется в виду кампания в России).

Джорджи сейчас носит такие длинные волосы, что меня все призывают уговорить его подстричься. Он приобрел репутацию лучшего танцора в Берлине — к огорчению Ханса Флотова…»

Хотя в то время Мисси этого не знала, Виктор де Кова (1904–1973) был не только одним из самых популярных театральных и киноактеров в Германии, но с 1940 г. и активным участником Сопротивления. После войны он получил также и международную известность в качестве режиссера-постановщика и преподавателя, сочетая профессиональную деятельность с организацией различных общественных движений этической направленности, таких как «Моральное перевооружение».

Мисси из Берлина — матери в замок Кенигсварт, 30 июля 1942 года:

«За последние три недели я выхожу почти каждый вечер, и я совершенно изнурена. Но только так можно рассчитывать по крайней мере раз в сутки прилично поесть. В нашей столовке кормят прямо ужасно.

Антуанетт Крой потеряла свою парижскую работу: ее уволили с предуведомлением всего за несколько дней и выслали обратно в Германию — все из-за ее княжеского титула и знакомств с иностранцами. В качестве особой любезности посол Абец[381] (представляющий Германию в оккупированной зоне Франции) позволил ей остаться на несколько лишних недель, чтобы попрощаться с матерью.

В воскресенье мы с ней были у Альфьери (итальянского посла), где подавали изумительный чай, после чего мы отдыхали на террасе, откуда открывается вид на озеро. Вчера он пригласил меня снова, но я отказалась. Тогда он пригласил меня на ужин сегодня. На этот раз я согласилась, поскольку там будет чета Эмо»[382].

Отрывки из дневника Мисси, обнаруженные после ее смерти:

БЕРЛИН. Вторник, 11 августа 1942 года. Этот мерзкий кадровик отказал мне в отпуске на четыре недели, как я того просила, и отпускает меня всего на шестнадцать дней. Я попрошу нашего врача из АА дать мне четыре недели отпуска зимой и поеду в горы. Ездила поездом в Потсдам с Джорджи на обед к Готфриду Бисмарку.

КЕНИГСВАРТ. Среда, 12 августа. Отправилась вечерним поездом в Эгер[383], куда приехала в час ночи. Меня встречал секретарь Пауля Меттерниха Танхофер, он отвез меня в Кенигсварт. В доме все спали. Не ложилась одна Татьяна, она слегка подремывала сидя, а рядом на столе меня ожидал холодный ужин. Я наскоро приняла ванну, но зато долго с ней болтала. Легла только в три.

Четверг, 13 августа. Сегодня утром Мамá слышала в деревне, будто Рейнскую область сильно бомбят. Практически уничтожен Майнц: 80 процентов города в развалинах. Позже пришла телеграмма от Пауля Меттерниха: он сообщает, что собирается привезти сюда свою мать[384]. Как это понимать? Ведь замок Йоханнисберг[385], где она живет, довольно далеко от Майнца.

Воскресенье, 16 августа. По возвращении из церкви Татьяне звонили из Берлина. Разговор продолжался целый час. Все это время я сидела в саду и штопала чулки. Когда она наконец появилась, на ней не было лица. «Йоханнисберга больше нет!» — сказала она с комком в горле.

Выяснилось, что ночью в четверг мать Пауля Меттерниха Изабель была разбужена чудовищным грохотом: на замок упала бомба. Она и ее польская кузина Мариша Борковска, едва одевшись в халаты и тапочки, побежали вместе с горничной вниз и через двор в подвал. К этому времени бомбы уже сыпались одна за другой — на дом, церковь и окружающие строения. В общей сложности было сброшено около 300 бомб всех видов: так называемые воздушные торпеды, фугасные бомбы, зажигательные бомбы и т. д. Одна из торпед попала в церковь, которая тут же загорелась; какой-то молодой человек вбежал внутрь, схватил гостию и вынес ее, сильно при этом обжегшись. В налете участвовало пятьдесят самолетов, и длился он два часа. У одного летчика, сбитого над Майнцем, нашли карту, на которой были четко обозначены три цели: сам Майнц, замок Йоханнисберг и соседний замок Асмансхаузен[386]. Вот все три объекта и уничтожены. Когда прибыли пожарные, им уже нечего было делать. Служащие имения, в том числе управляющий, герр Лабонте, вели себя безупречно, они то и дело вбегали в дом, стараясь спасти хоть что-нибудь из картин, фарфора, серебра,