Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Человек-Овца молчал. Я сказал, что хотел, и больше говорить было нечего. Воцарилась такая тишина, словно мы сидели в ужасно глубокой шахте. Эта тишина давила на плечи и порабощала сознание. Под ее давлением мои мысли стали похожи на глубоководных рыб, что в уродливых непроницаемых панцирях хоронятся на дне океана. И лишь изредка тишину нарушал слабый треск беспокойной свечи. Человек-Овца очень долго смотрел на пламя. Очень долго молчал. И наконец, медленно подняв голову, посмотрел на меня.
– Ну что ж, – сказал он. – Давай попробуем подсоединить к тебе это самое “что-то”... Но учти: за успех мы не ручаемся. Годы наши уже не те. И сил не так много, как раньше. Получится или нет – сами не знаем. Как уж сумеем. Но даже если получится – возможно, это не принесет тебе особого счастья. На этот счет – никаких гарантий. Вполне может быть, что тебе в твоем мире уже некуда больше идти. Мы, конечно, не утверждаем. Но ты сам говорил – многое в тебе затвердело. А того, что однажды затвердело, в прежнее состояние не вернуть. Все-таки ты уже не так молод...
– И что же я должен делать?
– Ты уже много чего потерял. Много большого и важного. Никто в этом не виноват. Дело не в том, кто виноват, – а в том, чем ты затыкал свои дыры. Всякий раз, когда ты что-то терял, в тебе открывалась очередная дыра. И каждую такую дыру ты затыкал чем-то взамен утраченного. Будто метку ставил на память... А как раз этого делать было нельзя. Ты заполнял эти дыры тем, что должен был оставлять внутри. И раз за разом просто стирал себя самого... Зачем? Что тебя заставляло?
– Не знаю, – ответил я.
– Хотя, может, и спрашивать так не годится. Может быть, это что-то вроде Судьбы. Даже не знаем, как тут сказать поумнее...
– Тенденция? – подсказал я.
– Ага, она самая! Тенденция. Вот мы и думаем... А вдруг, даже начав жить заново, ты все равно будешь делать так же? Раз уж такая тенденция? А если тенденции следовать долго, однажды наступит момент, когда назад уже не вернуться. Поздно. И даже мы не сможем помочь. Ведь мы умеем только сидеть здесь и все ко всему подключать. И кроме этого – ничего.
– Но что именно я должен делать? – спросил я его еще раз.
– Как мы уже сказали – мы сделаем, что умеем. Попробуем правильно тебя подключить, – сказал Человек-Овца. – Но одного этого будет мало. Дальше ты сам должен стараться изо всех сил. Будешь на одном месте сидеть да о смысле жизни думать – ничего не получится. Все пойдет псу под хвост. Это тебе понятно?
– Да это как раз понятно, – сказал я. – Но, черт возьми, что конкретно я должен делать?
– Танцуй, – сказал Человек-Овца. – Пока звучит музыка – продолжай танцевать. Понимаешь, нет? Танцуй и не останавливайся.Зачем танцуешь – не рассуждай. Какой в этом смысл – не задумывайся. Смысла все равно нет и не было никогда. Задумаешься – остановятся ноги. А если хоть раз остановятся ноги – мы уже ничем не сможем тебе помочь. Все твои контакты с миром вокруг оборвутся. Навсегда оборвутся. Если это случится, ты сможешь жить только в здешнем мире. Постепенно тебя затянет сюда целиком. Поэтому никак нельзя, чтобы ноги остановились. Даже если все вокруг кажется дурацким и бессмысленным – не обращай внимания. За ритмом следи – и продолжай танцевать. И тогда то, что в тебе еще не совсем затвердело, начнет потихоньку рассасываться. В тебе непременно должны оставаться еще не затвердевшие островки. Найди их, воспользуйся ими. Выжми себя как лимон. И помни: бояться тут нечего. Твой главный соперник – усталость. Усталость – и паника от усталости. Это с каждым бывает. Станет казаться, что весь мир устроен неправильно. И ноги начнут останавливаться сами собой...
Я поднял голову и уставился на гигантскую тень за его спиной.
– А другого способа нет, – продолжал Человек-Овца. – Обязательно нужно танцевать. Мало того: танцевать очень здоровои никак иначе. Так, чтобы все на тебя смотрели. И только тогда нам, возможно, удастся тебе помочь. Так что – танцуй. Пока играет музыка – танцуй.
ПОКАИГРАЕТМУЗЫКАТАНЦУЙ...
В голове опять разгулялось эхо.
– Слушай, а этот твой здешний мир... Что это, вообще, такое? Ты говоришь, если я совсем затвердею, меня из “тамошнего” мира затянет в “здешний”. Но “здешний” мир – это и есть мой мир, разве нет? Он для меня же и существует, не так ли? Что же плохого, если я просто вернусь в свой собственный мир? Ты сам сказал, что этот мир – совершенно реальный!
Человек-Овца покачал головой. Гигантская тень на стене заколыхалась, вторя его движениям.
– Здешняя реальность – не такая, как тамошняя. Здесь тебе пока еще жить нельзя. Слишком темно, слишком много места. Нам трудно объяснить словами. К тому же, как мы сказали, всех подробностей мы и сами не знаем. Конечно, этот мир совершенно реальный. И наша встреча с тобой, и этот разговор – все происходит на самом деле. В этом можешь не сомневаться. Однако не думай, что реальность бывает только одна. Реальностей – сколько угодно. И вариаций одного и того же – сколько угодно. Мы для себя выбрали здешнюю реальность. Потому что здесь нет войны. И еще потому, что нам нечего было выбрасывать. А у тебя все не так. В тебе еще много жизни теплится. Для нынешнего тебя здесь слишком холодно. И еды никакой. Тебе сюда никак нельзя...
И в самом деле: я вдруг заметил, что температура в комнате падает. Я спрятал руки в карманы и зябко поежился.
– Что? Холодно? – спросил Человек-Овца.
Я кивнул.
– Значит, нужно торопиться, – покачал он головой. – Скоро станет еще холоднее. Уходи скорей. Иначе совсем замерзнешь.
– Последний вопрос! – сказал я. – Как раз вспомнил. Вернее, только сейчас внимание обратил... У меня такое ощущение, будто я до сих пор всю жизнь искал встречи с тобой. И даже встречал твою тень – в самых разных местах. Эта твоя тень принимала разные очертания – но присутствовала в тамошнем мире постоянно. Такая бледная, расплывчатая – сразу и не разглядеть. Или даже не полностью тень, а ее отдельные фрагменты... Хотя теперь вспоминаю – вроде бы и вся целиком... Такое вот ощущение.
Человек-Овца лишь развел руками.
– Что ж, все верно! Ты прав. Так оно и было. Наша тень там все время присутствовала. То целиком, то кусочками...
– Но тогда непонятно, – продолжал я. – Сейчас-то я вижу тебя совершенно отчетливо. То, что раньше не мог – теперь могу. Отчего бы это?
– Оттого, что ты уже много чего потерял, – очень тихо сказал он. – У тебя осталось гораздо меньше мест, куда можно дальше идти. И потому тебе стало виднее, как выгляжу я.
Что он хочет сказать – я совершенно не понимал.
– Так что же здесь – загробный мир?
– Нет! – резко сказал он. И, глубоко вздохнув, передернул плечами. – Здесь не загробный мир. Мы-то с тобой оба живые. Абсолютно живые – что ты, что мы. Сидим здесь, воздухом дышим и беседы беседуем. Все здесь – совершенно реально.
– Ничего не понимаю.
– Танцуй! – повторил он. – Другого способа нет. Мы бы объяснили тебе побольше. Если бы могли. Но ничего большемы объяснить не можем... Танцуй. Не задумывайся ни о чем – просто танцуй, и как можно лучше. Ты должен танцевать. Иначе ничего не получится...
Температура в комнате продолжала стремительно падать. Содрогаясь всем телом, я вдруг вспомнил, что однажды уже переживал подобные холода. Точно такой же ледяной воздух, пробиравший липкой сыростью до костей. В далеком-далеком прошлом, далеко-далеко отсюда. Вот только не мог вспомнить, где. Казалось, еще немного – и вспомню. Но вспомнить не удавалось. Нужный для этого участок мозга застыл, как парализованный. Застыл – и превратился в камень.
ИПРЕВРАТИЛСЯВКАМЕНЬ...
– Скорей уходи отсюда, – сказал Человек-Овца. – Иначе замерзнешь до смерти. А с нами ты еще встретишься. Всегда, когда сам захочешь. Мы-то здесь все время сидим. Сидим и тебя дожидаемся...
Волоча ноги, он проводил меня до поворота. Шур-р-р, шур-р-р, шур-р-р– раздавались его шаги в темноте. А потом я простился с ним. Без рукопожатия, без каких-то особых слов. Просто сказал: прощай. И в этой кромешной тьме мы расстались. Он заковылял в свою тесную каморку, а я направился к лифту. Нажал на кнопку – и лифт неторопливо поехал вверх. Двери беззвучно открылись, яркий свет окатил меня мягкой волной. Я ступил в кабину, прислонился к стене и простоял так какое-то время. Двери лифта автоматически закрылись, а я все стоял, не в силах пошевелиться.
“Итак...” – подумал я. Однако дальше никакой мысли не возникало, хоть тресни. Мое сознание напоминало Вселенский Вакуум, в центре которого находился микроскопический я. Куда ни двигайся, сколько ни беги – вокруг одна пустота. Ни одна мысль ни к чему не вела и ничем не заканчивалась. Усталость и паника все больше овладевали мной. Как и предупреждал Человек-Овца. И в этой Вселенной я был один-одинешенек. Точно ребенок, заплутавший в лесу.
Танцуй, сказал Человек-Овца.
Танцуй, повторило эхо в моей голове.