Правда, причина спешки Павла I состояла не в желании наслаждаться собственной резиденцией, отвергнув Зимний дворец Франческо Растрелли, начатый при императрице Елизавете и завершенный при отце императоре Петре III. Дело в политике: прежнее здание не отражало взглядов монарха на необходимый образ дворца императора, претендовавшего на большее значение в Европе, чем его предшественники. Рассудительный и сомневающийся русский зодчий Василий Баженов, который выстраивал образ замка в начале 1790-х годов и потому претендовал на место архитектора, был отодвинут в сторону. По наметкам самого монарха стройку завершил энергичный итальянец Винченцо Бренна, он умел работать быстро и в точности исполнять волю сиятельного заказчика, какой бы странной она не являлась.
Примерно такие же сроки — три года — монарх отводил на сооружение Казанского собора на Невском проспекте. В данном случае отвергался Исаакиевский собор, его строительство не успела завершить мать монарха — императрица Екатерина II, правившая долго — целых тридцать четыре года. Проект Антонио Ринальди (пятикупольный храм с колокольней) начали исполнять в 1768 году, на шестом году ее правления. Тогда архитектору было 60 лет или около того. К моменту смерти Северной Минервы — 1796 год — собор был доведен только до карниза. Зодчий скончался двумя годами ранее — в 1794 году. Следовало одновременно решить две большие задачи: что-то сделать с Исаакиевским собором и построить Казанский собор.
Выполняя желание монарха, Винченцо Бренна с первой частью задачи справился быстро, уменьшив размеры верхней части здания и главного купола. Поскольку мрамор, заготовленный для облицовки верхней части Исаакиевского собора, был передан на строительство резиденции Павла I — Михайловского замка, собор достраивали с использованием кирпича. От возведения четырех малых куполов отказались. Подобное странное «полурешение» лишь откладывало решение проблемы. Очень скоро Исаакиевский стали перестраивать.
Вторая задача состояла в возведении храма Казанской Божией Матери, и, надо думать, Бренна был готов заняться этим проектом.
Казанский собор. Вид с юго-запада
Казанская шапка
Однако рядом находился дом графа Александра Сергеевича, а он рассматривал строительство церкви как дело престижа семьи и имел собственные взгляды на проект. Еще в 1773 году граф Строгонов заказал Гюберу Роберу картину с видом храма Св. Петра. Судя по всему, еще тогда, после появления сына на свет, он решил быть достойным предков, соорудивших несколько великолепных храмов, в том числе храм Рождества Богородицы в Нижнем Новгороде и Благовещенский собор в Сольвычегодске. Однако потребовалось изрядное время, чтобы проект состоялся.
Модель Джакомо Кваренги, работавшего над проектом храма в середине 1780-х годов, не сохранилась, но известно его любопытное письмо от 1 марта 1785 года. В нем архитектор перечислил проекты, к которым, как он считал, «будет приступлено вскоре». Среди них — «Церковь Казанской Божией Матери, у которой будет двадцать две колонны гранитные из цельных кусков, по диаметру и высоте равные таковым в портике Ротонды (т. е. Пантеона. — С.К.)».[25] Никакие другие детали неизвестны, но не может быть сомнений в том, что именно Пантеон в виде православного храма должен был появиться на Невском проспекте. Нет оснований утверждать, что этот проект инспирировался Строгоновым, но не знать о нем он не мог. Однако его страстное желание строить не имело шансов на реализацию.
Интерьер собора. Центральный неф ведет к иконостасу, устроенному по проекту К. Тона
Дело, вероятно, даже не в том, что, кроме «учености» и странной семейной жизни, Александр Сергеевич имел склонность к алхимии, и этот «недостаток» имел большое значение в глазах «Семирамиды Севера». Гораздо важнее то, что Пантеон как архитектурная идея не интересовал Екатерину II как политика, бросавшего взгляды почти исключительно на юг, а святого Петра если она и желала видеть, то в Екатеринославле.
Реализация проекта «собора Св. Петра в России» оказалась возможной только при императоре Павле. Кажется, Строгонову не требовалось играть на известных противоречиях между сыном и матерью, отодвинувшей его от престола. Вероятно, было вполне достаточно совпадения мыслей по поводу архитектурного замысла. В 1782 году, еще будучи великим князем, Павел Петрович выразил желание иметь в России нечто подобное римскому собору Св. Петра.
Во время заграничного путешествия наследник российского престола писал московскому митрополиту Платону: «Вы в письме своем много чести делаете, сравнивая мои упражнения с Кировыми. Они ни славою, ни важностию не могут с оными быть сравнены; но со стороны добрых намерений могут на Кировы походить когда-нибудь».[26] Имеется в виду персидский царь Кир Великий или Старший, который восстановил Иерусалимский храм. Именно этот герой, как я предположил выше, был представлен Дж. Валериани в плафоне Большого зала Строгоновского дома.
Посетив Рим в 1782 году, великий князь Павел Петрович сообщал своему корреспонденту: «И мы здесь, хотя сутки остались и спешим в Неаполь, уже остатки трудов великих людей видели с восхищением и с чувством поощрения к уподоблению себя, происходящим от заключения, что и мы такие же люди, то для чего же и другим таковым не быть? Церковь Св. Петра такова, что желательно бы было, чтоб друг мой архиепископ Московский в таковой в Москве служил».[27]
Итак, в первый момент будущий монарх не имел конкретного места для задуманного сооружения, и потребовались усилия, в том числе и графа Александра Сергеевича, чтобы идея «нового Ватикана» окончательно сложилась. Император Павел претендовал на первенство в христианском мире, атакованном в тот момент Наполеоном. Монарх, давший укрытие Мальтийскому ордену, был готов приютить и папу римского. Для этого ему был необходим, причем быстро, собор Св. Петра или, по крайней мере, его подобие.
Не может не привлечь внимания удивительное топографическое совпадение между положением Казанского собора и Михайловского замка с одной стороны, и собора Св. Петра и Замка Св. Ангела Михаила в Риме, с другой. Итальянская резиденция была первоначально мавзолеем императоров, а затем превратилась в убежище для пап, они и дали ему название. Следует также видеть совпадение планов двух замков, особенно заметное в начальный период проектирования российского дворца. Замок Св. Ангела имеет четыре бастиона, названные в честь евангелистов. Один из планов русского замка 1780-х годов также имел башни по углам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});