— Лучше для кого?
Откровенная дерзость его тона вывела Мэг из терпения.
— Для вас обоих!
— Слушай, это ты спала с ним! И я совсем не обязан…
Она вспыхнула и уже подняла руку, чтобы ударить его, но в последний момент сдержалась. Какой ужас! Она еще никогда не поднимала руку на своего ребенка, и это едва не случилось сейчас!
Мэг не могла поверить, что была готова ударить его, да и Энди тоже — он смотрел на нее широко распахнутыми глазами, с выражением полного изумления.
А затем… затем он вдруг рассмеялся:
— Ну, давай! Давай, ударь меня!
— Энди! — Она шагнула к нему. — Прости! Я не хотела… я…
Он отпрянул от нее:
— Это все из-за него! Раньше ты никогда так со мной не поступала! Я его ненавижу! И тебя ненавижу тоже!
С этими словами Энди бросился к лестнице, задев на ходу плечом о косяк, он помчался наверх. Мэг слышала, как он протопал до своей комнаты, потом хлопнула дверь. Она чуть не до крови прикусила губу и, закрыв глаза, рухнула на ближайший стул и уронила голову на руки.
Как она могла потерять контроль над собой!
И мать из нее никудышная!
Сэм постучал, но никто не ответил. Он попробовал еще раз, погромче. Наконец послышался скрип отодвигаемого стула, затем дверь медленно открылась, и на пороге показалась Мэг.
— Привет, — начал он. — Извини, я немного опоздал, но…
Он вошел и только теперь заметил, что лицо Мэг опухло, глаза покраснели, а спутанные волосы в беспорядке разметались по плечам.
— Энди? — Он помрачнел.
Мэг кивнула. В этот момент наверху что-то упало, прогрохотав по полу, и она вздрогнула всем телом.
— Надевай куртку. — Сэм осмотрелся, увидел ее куртку на спинке стула, одним движением снял ее и набросил на плечи Мэг. — Пойдем, тебе надо проветриться.
— Но… — она в отчаянии посмотрела наверх.
— Оставь ему записку.
— Ты не понимаешь… Я… я была…
— Давай!
Она тяжело вздохнула, затем, оглядевшись вокруг в поисках ручки и бумаги, набросала короткую записку и оставила ее на столе, прислонив к солонке.
— Очень хорошо. — Он взял ее за руку. — Теперь пошли.
— Куда?
— В один очень симпатичный бар по дороге в Ларч-Гроув. Нам надо поговорить.
Бар «Хлеб и вино» располагался на берегу реки. Сэм усадил Мэг за маленький столик в нише выходившей окнами прямо на ярко освещенный дворик. Подошла официантка, Сэм заказал два бренди и, когда напитки принесли, спросил:
— Ты расскажешь, что произошло? Вы с Энди поругались, потому что он не хотел, чтобы я приходил к вам в дом.
Сердце Мэг сжалось, когда она вновь вспомнила эту ужасную сцену и непростительную ошибку, которую она совершила, подняв руку на сына…
— Он разозлился… был таким дерзким… — Она опустила голову, разглядывая свои руки.
— Мэг… — Он накрыл ее руки своей ладонью. — Тебе сейчас тяжело, я понимаю. Тяжело вам обоим.
Как по волшебству, ее напряжение начало таять — столько нежности было в его голосе. Внезапно она поняла, что Сэм не оставит ее одну в столь трудной ситуации. Она больше не одна!
Высвободив руки, она достала из сумочки платок.
— Да, нам непросто. — Ее голос все еще дрожал, она вытерла глаза и убрала платок назад. — Нам всем, но в особенности Энди.
— Расскажи мне побольше о вашей прошлой жизни, может, я смогу лучше понять его чувства. После развода вы жили втроем — он, ты и Ди — А бабушку заменяла Эльза, я прав?
— Да.
— Когда вы с Джеком поженились?
— Через пару лет после рождения Энди.
— Он из местных?
— Он жил в Ларч-Гроув, но работал механиком здесь, на заправке в Мэтлокс-Марина. Мне надо было починить нашу «вольво», так мы и познакомились.
— Ты его любила?
— Тогда мне казалось, что да, — ответила она медленно, — но на самом деле мне, наверное, просто был нужен отец для Энди, но… — в ее голосе послышалась горечь, — ничего из этого не вышло.
— Джек хотел, чтобы у вас с ним были собственные дети?
— Нет. В конце концов он заявил, что мы расстаемся из-за Энди. Сказал, что он слишком молод, чтобы у него на шее сидел чужой ребенок.
— А сколько лет было Энди, когда вы развелись?
— Семь.
— Он… тяжело перенес это?
— Да нет. Джек никогда им особенно не интересовался.
— Послушай, когда Джек ухаживал за тобой, он ни разу не дал тебе понять, что не любит детей, что твой сын ему неприятен?
— Нет, наоборот, он не только ухаживал за мной, но и возился с малышом. Энди его просто обожал. — Мэг отпила маленький глоток из своего стакана. — Даже если бы у меня и были хоть малейшие сомнения, принимать или нет предложение Джека, любовь Энди к нему развеяла бы их… но когда началась наша семейная жизнь, отношение Джека к Энди вдруг изменилось. Он перестал обращать на него внимание, а Энди, конечно, ничего не мог понять. Мне было так больно видеть это…Энди очень страдал…
Она заметила, что лицо Сэма напряглось.
— Теперь ты понимаешь, Сэм, почему Энди не хочет иметь с тобой никаких отношений. Он уже однажды обжегся… обжегся очень сильно…
— Бедный парень. — Сэм принялся в задумчивости крутить в руках свой стакан. — Добиться его доверия будет непросто.
— Боюсь, что так.
Они в молчании допили бренди, потом Сэм оплатил счет и повел Мэг на улицу. Пропитанный ароматом хмеля, воздух казался сладким. У реки в лунном свете бродили, обнявшись, влюбленные парочки.
— Хочешь, прогуляемся? — предложил Сэм.
Мэг колебалась, тогда он взял ее за руку и повел к реке. Ее пальцы были теплыми, а изящные руки — мягкими и нежными, как лепестки магнолии, и Сэм не мог удержаться, чтобы не сравнить их с руками Алекс — у его бывшей жены они тоже были красивыми, но ладони оставались жесткими, как и само сердце Алекс.
В его воспоминания ворвался голос Мэг:
— О чем задумался?
Он сильнее сжал ее руку:
— Я думал об Алекс.
— Ты… ты скучаешь по ней?
— Я скучаю только по тому, что, как я себе воображал, между нами было.
Они направились по безлюдной тропинке, и вскоре голоса вокруг стали затихать. Тропка привела их к бельведеру, увитому побегами экзотического растения, казавшегося серебристым в свете луны. На них опустилась удивительная тишина, точно они оказались одни во всей вселенной. Однако через мгновение Мэг уловила множество тихих звуков — пение сверчков, шорох крыльев насекомых, шелест травы, далекое уханье совы.
— А что, как ты думал, связывало вас с Алекс?
Он молчал так долго, что она решила — он ей не ответит, но наконец он проговорил:
— Я не могу говорить об этом. Нет… нет, еще не могу.