— Вроде пронесло, — перекрикивая ветер, прокричал я собаке, и пошел к валяющейся около выворотня волокуше. Рюкзаки засыпаны песком и мелкими камушками, но легко отделался — еще немного, и все припасы были бы только в моем наспинном рюкзаке, самом легком. Собака с опаской подошла к погибшему великану, понюхала свежий излом, лохматящийся щепой и капающий живицей. Вокруг густо пахло хвоей и смолой.
На шляпу гулко упала первая капля. А потом ливанул шквал.
— Герда, ко мне, — заталкивая рюкзаки под выворотень, скомандовал я, залез сам под чудовищный ствол, метров восемь в диаметре, не меньше. Блин, тут как в неплохом жилом модуле места, получается. И на голову не капает, что очень хорошо, шинель почти мгновенно промокла от стены дождя. Так что я вытащил обе свои скрутки, одну постелил на толстый слой старой хвои, снял с себя волглую шинель, продел в рукава ручки волокуши, приподнял и облокотил на корни. А сам завалился рядом. Да уж, после такого стресса я просто обязан переспать, тем более, что все едино делать больше нечего. Рядом, на застеленную пледом землю завалилась голованочка, погоняла одинокую блоху лапой, и ткнулась мордой мне в бок, а потом положила тяжелую башку на живот, чеши, мол. И передала при этом такое балдежное настроение, что сгонять рука не поднялась. И потому, сдвинув кобуру с револьвером дальше на бок, я стал чесать псине за ушами и загривок.
Потоки дождя хлестали по стволу, ветром их пыталось задеть к нам, к комлю дерева, но не получалось. Неподалеку от нашего схрона тек ручей, несущий веточки, хвою, старые шишки куда-то в сторону речушки. И так длилось еще сорок семь минут, я проверял по своим механическим часам. Вообще, блокировки сети хоть и были порой очень неудобны, но, в принципе, жить особо не мешали.
Грохот близкого разряда и светящий проблеск молнии на короткое время оглушил и ослепил нас, метрах в полусотне затрещало падающее дерево, заскрипело-закричало от боли и ужаса. Это мне так Герда передала, неожиданно ярко. Тоже с перепуга, наверное, наблюдать за грозой вот так, в диком лесу — совсем другое дело, нежели из окна жилого модуля, или из мобиля. Я даже успел испугаться лесного пожара, какой-то подспудный ужас выскочил из подсознания. Но горящий ствол залило потоками дождя, исходящего паром и шипящего, и огонь погас. Впрочем, стихия бушевала еще с полчаса, а потом начала сдвигаться на север.
— Что скажешь, подруга? — я выглянул из-под такого надежного, и кажущегося уже привычным выворотня. — Пойдем дальше, или уж здесь заночуем?
Герда заворчала, потягиваясь, и снова завалилась на плед, послав мыслеобраз отдыха и миски с ароматной кашей. У меня самого слюнки потекли при мысли о горячей пище, и потому я махнул рукой, а начал копать яму под костер неподалеку от выворотня. Сегодня заночуем там, где пообедаем, нечего прятаться, погони нет. Это же точно. Да и после такой бури ни одного следа не осталось в лесу, все смыло.
А потому, после того, как я подготовил все для костра (повезло, наш выворотень накрыл, частично раскрошив, старый, полусгнивший ствол такого же гиганта, и часть дров осталась сухими), взял три котелка, и пошел было к реке, как яростный рявк голована, а паче образ летящей мне на спину огромной кошки заставил меня длинным перекатом уйти в сторону, направо. При этом двудулка отлетела налево.
Приземлившись в лужу, я, подняв кучу брызг, перевернулся и встал на правое колено, вырывая из кобуры револьвер. И с ужасом понял, что страховочный ремешок не позволяет мне это сделать. Мать, это же не моя кобура от импульсника! Это древняя система, чисто механическая! А кошка, успев приземлится и развернутся, сделала второй прыжок, уже точно в меня. И я единственное что успел, так это откинуть в конце концов ремешок и взяться за рукоять револьвера.
Сбоку в кошку ударила бело-рыжая молния. Герда, моя голована! Сбив кошку с намеченной траектории, она успела на лету вцепиться своими челюстями в правое плечо лесной хищницы. И обе кувырком покатились чуть правее от меня. Кошка визжала от боли, и правой задней лапой рвала бедро Герды. Это я успел разглядеть до того, как одним прыжком подскочив к дерущимся, левой рукой за загривок вздернуть кошку с висящей на ней Гердой, взвести курок револьвера и выстрелить в затылок кошки. Из-под нижней челюсти кошки вылетел небольшой фонтанчик крови и плоти, тело хищницы рванули конвульсии.
А я тем временем подхватил на руки разжавшую челюсти, и скулящую вслух и плачущую от боли в ментале Герду. С бока, с бедра голованы свисали жуткие лохмотья из кожи и мышц, глубокие рваные порезы истекали кровью. Впрочем, крупных артерий задето не было, слава богу.
— Сейчас, тихо, девочка. Тихо, — я распотрошил рюкзак, доставая бинты, йод, фляжку с водкой и катушки с нитками. Развел в котелке полстакана водки, протянул голованке. — Пей, девочка. Знаю, что не нравится, но пей все.
Фыркая, Герда выпила разведенную дождевой водой водку, и практически мгновенно захмелела, да здорово. Чуть ли не песни в ментале петь начала, я почувствовал огромное облегчение, когда водка сработала как обезболивающее. Да и крови она много потеряла, алкоголь мгновенно подействовал. И потому начал аккуратно промывать той же водой с водкой и капелькой йода раны собаки. Та порой дергала лапой, и слегка взвизгивала, но уже в хмельной полудреме. Закончив промывать, я вытащил из кружки залитые водкой шелковые нитки и иголку. Сейчас самое главное, надо аккуратно сшить разорванный бок собаки. Раны неглубокие, но их много, если не смогу сейчас сделать, будет собака еще большим инвалидом. А потому хоть страшно, но необходимо. Тем более, я знаю как, даже на специальных тренажерах тренировался. Правда, те киборги имитировали людей…
Через час, укрыв спящую голованку пледом, я пошел потрошить убитую кошку. Похоже, кугуар, или пума. Коричневая шкура, большое тело, вес килограммов под полсотни минимум. Самка. Если судить по зубам — молодая самка. Значит, вкуснее будет, кошачье мясо вроде как вполне съедобное. Вырезав килограмм пятнадцать мякоти, остальное оттащил метров за сотни ниже по течению ручейка и сбросил в воду. Путь утащит подальше. Нет, я все понимаю, тот же взрослый медведь унюхает кровь и припрется хрен знает отколь, но вот что-то мне кажется, что именно здесь медведя нет. Нет много еды, нет шишек, ягодников, грибы есть, но ест ли их медведь — бог его знает. Кошка, похоже, потому здесь и жила, что молодая, угодья-то небогатые, подлеска нет — значит, нет зайцев, косуль, оленей, в конце концов. Только птицы и такие как мы прохожие.
Но все едино, придется бдить за себя и того парня, а то расслабился несколько крайних дней. Так, обдумывая свое поведение и всякие вероятности, я подвесил мясо в холщовом мешке на дереве, неподалеку от нас, а сам поставил вариться похлебку. Но на ночь все едино погашу, нет смысла пялиться в огонь, а потом глупо хлопать в темноту глазами и ничего не видеть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});