Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сегодня я получил письмо Ваше, милый друг. Радуюсь от всего сердца, что экзамены сыновей Ваших идут благополучно. Меня очень трогает милое внимание Сони или, вернее, Софьи Карловны, ибо она уже почти взрослая барышня. Потрудитесь ей передать, что в pendant к Сербскому маршу, при звуках которого она хочет умирать, я написал теперь веселую и светлую итальянскую пьесу и весьма желал бы, чтобы эта последняя, наоборот, возбуждала бы в ней жажду жизни, охоту танцевать, веселиться. Все это гораздо больше идет к ее хорошенькой молодой особе, чем мысль о смерти, связанная с Сербским маршем.
Как мне благодарить Вас, милый, лучший друг, за Ваше предложение содействовать освобождению Алексея от военной повинности? Увы, об этом, кажется, нельзя мечтать. Сколько мне известно, подкуп при приеме невозможен, и попытки к нему в случае неудачи (что почти неизбежно) могут повлечь за собой большие неприятности. Ваш швейцар призывался на вторичную службу, это-совсем другое дело! Единственная надежда, это что Алексей вытянет счастливый жребий. В домике Романовых я был несколько раз. Всякая старина меня всегда интересует. Но как, к сожалению, в Москве мало сохранилось памятников старинного быта! И как мало у нас заботятся об этом!
Жуки продолжают приводить в отчаяние всех хозяев здешних местностей. Все свекловичные поля приходится пересевать, но и пересеву угрожают эти отвратительные насекомые. У графа Бобринского теперь находится профессор Одесского университета, занимающийся изысканием средств к истреблению их будущих поколений. На него надежд возлагают мало.
Мне прислали корректуру второго действия оперы. Какая невыносимо скучная работа! Какое несчастье, что Юргенсон, несмотря на все свои старания, не может найти такого корректора, на которого можно было бы положиться. Сколько это сберегло [бы] мне времени и запасов терпения!
От бессонницы чувствую себя усталым и слабым.
Будьте здоровы, милый друг мой! Всем Вашим усердный поклон. Я и забыл поблагодарить Вас и Юлью Карловну за “Русскую старину”!
П. Ч.
Пахульскому от души желаю получить утешительные известия от отца и успешных экзаменов.
250. Чайковский - Мекк
Каменка,
1880 г. мая 19-21. Каменка.
19 мая 1880 г.
Милки, дорогой друг! Пишу Вам ранним утром. Солнце еще невысоко, в отворенное окно ко мне доносится запах белой акации, распустившейся в нынешнем году в невероятном изобилии. Вчера был дождь, и воздух, который в Каменке всегда заражен близостью жидов и завода, еще сохранил свою чистоту и свежесть, воробьи весело и громко чирикают,-какая все это прелесть! Если Вы уже, наконец, на даче, то очень может быть, что и Вы в эту минуту испытываете приятное впечатление тишины и утренней свежести воздуха. Но я от всей души желаю, чтобы поскорее Вы могли очутиться у себя в Браилове, ибо, как ни хорош лес, близ которого Вы живете, а все же это дача, Вы там не вполне у себя! Дай бог, чтобы все экзамены, от окончания которых зависит Ваш отъезд, были выдержаны благополучно и чтобы Вы с легким сердцем могли покинуть Москву как можно скорее.
Вы писали мне, что зиму хотите провести в Киеве. Позвольте мне по этому поводу сказать Вам следующее. Я очень хорошо понимаю причины, по которым жизнь в Москве тяготит Вас.
Но приняли ли Вы, милый друг, в соображение, что Киев все-таки маленький город, что людям, ищущим быть в стороне от света и его суеты, менее всего подходят условия городской провинциальной жизни, где все на виду и где Вы своим появлением сосредоточите на себе упорное внимание всего общества гораздо больше, чем в любом большом столичном городе? А музыка? Известно ли Вам, что в Киеве нет порядочного оркестра, что Вы обречены там никогда не услышать хорошего симфонического или квартетного исполнения? Что вообще умственные и художественные ресурсы общественной жизни даже в Киеве сводятся к нулю, хотя он и претендует на значение большого города? Простите, что я, быть может , некстати разочаровываю Вас, когда уже Ваше переселение в Киев решено. Но, по-моему, Вам, с Вашими привычками и требованиями, подобает жить или в деревне, или в очень большом городе, и я очень боюсь, что Вы не найдете в Киеве тех условий, от исполнения которых зависит Ваше спокойствие. Если Вы покидаете Москву, чтобы удалиться от некоторых тягостей и докучных обстоятельств, то уверены ли Вы, что в Киеве Вы будете от них свободны? Достаточно ли это далеко от Москвы? Не лучше ли, одним словом, чтобы Вы, положим, две трети года проживали у себя в Браилове, а остальную треть в Италии? Еще раз прошу извинить за то, что вмешиваюсь в разрешение вопроса о Вашем будущем образе жизни. Но мне так бы хотелось, чтобы Вы нашли, наконец, действительный способ жить спокойно и свободно!
Здоровье мое в хорошем состоянии. От крапивной лихорадки наконец отделался. Работаю все еще до утомления и, пока корректуры оперы не будут кончены, я не буду чувствовать себя облегченным.
21 мая.
Известная особа напомнила о себе. Юргенсон пишет мне, что была у него ее мать (женщина столь же взбалмошная, сколько и ее дочь, но более злая) и просила его уговорить меня согласиться на развод, точно будто я когда-нибудь в принципе был против этого. Это напоминание не заставит меня ни на шаг отступиться от принятой прошлой осенью программы действий. Если Вы помните, милый друг, я дал известной особе год сроку, в течение коего посоветовал ей постараться, наконец, понять, в чем заключаются ее интересы и что такое бракоразводный процесс. Если осенью я увижу из письма ее, что на сей раз она серьезно понимает, в чем дело, или если от имени ее явится ко мне деловой человек, облеченный ее полною доверенностью, тогда я только начну, может быть, помышлять о начатии дела. Судя по ее хорошему поведению в этом году (она ни разу не писала ни мне, ни родным моим), она, кажется, начинает одумываться.
Будьте здоровы, бесконечно любимый и дорогой друг!
Ваш П. Чайковский.
251. Мекк - Чайковскому
[Москва]
22 мая 1880 г.
Милый, бесценный друг! Как Ваше здоровье, прошла ли крапивная лихородка? Дай бог, чтобы это письмо нашло Вас совсем здоровым и веселым. С каким нетерпением я жду нашего общего приезда в Браилов. Хотя и очень мало придется пробыть вместе, но все-таки это такое счастье, которое надолго оставляет мне радость в сердце....
Соня в восторге от Вашего внимания и просила меня всегда посылать Вам ее поклоны, но, пожалуйста, Петр Ильич, не производите ее так рано в чин Софьи Карловны; она не только просто Соня, но еще и самая взбалмошная, какую когда-либо бог создавал. Я желала бы, чтобы Вы считали ее себе настолько близкою, чтобы она всегда была для Вас Сонею....
Как меня интересует Ваша Итальянская фантазия, милый друг мчи. Как я буду рада, когда она выйдет в четыре руки....
Мои проекты на нынешний год таковы. Летом с мальчиками побывать в Швейцарии на Lac des quatre Cantons, в Berner Oberland и в Chamonix, проехаться на Lago di Como и в Милан, оттуда в Arcachon, где остаться и после их отъезда до 1 октября, потом в Рим на одну неделю и в Неаполь месяца на два. К рождеству вернуться в Браилов и остаток затем зимы прожить в Киеве, где для меня приискивают уже квартиру. Я знаю, милый друг. Вы найдете неблагоразумным в декабре перенестись из Неаполя в Россию, но что делать: у кого есть одиннадцать человек детей. тот не может делать только то, что полезно для его здоровья. Мне слишком жаль лишить этих бедных мальчиков удовольствия провести праздники в своем семействе, а там уж пусть, что бог даст, то и будет....
Я Вам, кажется, писала, милый друг, что хочу произвести раздел состояния моего мужа, потому что существующий порядок вещей становится невозможным, я не хочу отдавать никому отчетов, не хочу подвергаться ничьей критике. Дело это мало подвинулось вперед, потому что мало есть людей на свете, которые умели бы скоро делать дела. Если ото дело устроится, напишу Вам, каким образом. До свидания, милый, несравненный друг. Всем сердцем Вас любящая