«Цукоку, цукоку… цака, цка-цка», – пронзительно верещал страхоброд, ставя ногу между соснами.
По примеру цапель вторую он при этом плотно поджимал к себе. Некоторое время покачивался на единственной опоре. Вращал верхнюю часть тела, обозревая округу. Потом вновь цукокал и переносил ступню на добрую четверть километра.
В три исполинских шага подобравшись к опушке, жуткое существо вдруг издало визг такой силы, что по кронам деревьев пробежала волна. Сгущаясь и концентрируясь, она понеслась дальше, по зарослям пучки, пригибая стебли как сильный порыв ветра. На краю плоскогорья волна ударила в скалы, вызвав обвалы. Находившиеся ниже бубудуски попадали почти одномоментно. Вроде кеглей, сшибленных метким шаром. К лесу от скал вернулось мощное многоголосое эхо.
– Цэ кака! – со злобной радостью сообщил страхоброд.
И взвыл потише. Потом повернулся, поджал ногу, крутанул головой и зашагал куда-то восвояси.
* * *
Робер начал осознавать действительность лишь несколькими секундами позже. Борясь с тошнотой и головной болью, он кое-как пришел в себя. И первое, что увидел, были огромные бесстрастные глаза Птиры. Страус объявился опять. Он находился всего лишь в паре шагов. Вероятно, по этой причине длинноногий ангел-хранитель и хоронился за толстой сосной. Удостоверившись, что замечен, он мигнул, квакнул недовольно, а потом в очередной раз скрылся. Очень осторожный ангел…
Цепляясь за дерево, Робер поднялся. Глувилл обхватил голову руками. Он с закрытыми глазами сидел на корточках. Мычал, раскачивался. Леонарда с Зоей уже стояли на ногах, но стояли нетвердо, поддерживали друг друга. Оставалось только догадываться, каково пришлось обратьям-бубудускам, которых поразительное звуковое оружие отнюдь не краем зацепило. Не отражением…
– Они… мертвы? – спросила Леонарда.
– Не думаю. Земляне не убивают без крайней необходимости. Если вообще убивают.
– Значит, бубудуски могут опомниться?
– Возможно. Хотя сомневаюсь, что отважатся на новое преследование.
– Но внизу есть еще один отряд?
– Есть, причем непуганый. Так что нам пока даровано не спасение, а лишь отсрочка. Надо идти.
– Я не пойду, – вдруг сказал Глувилл.
Руки у него тряслись.
– Э, дружок, ты слишком впечатлителен.
– Это было какое-то исчадие ада!
– Да что ты, Гастон! Никакое не исчадие, а просто хитроумная машинка. Вроде померанских часов, только посложнее. Ты ведь не боишься часов? Или, например, водяного колеса? Оно тоже большое.
– Часы никого не убивают, ваша люминесценция.
– И страхоброд никого не убил.
Глувилл отнял руки от головы и недоверчиво огляделся.
– А тех бубудусков?
– И тех бубудусков. Только проверять не будем, хорошо? Считай, что для обратьев это было маленьким наказанием. За их большое желание нас убить.
– А для нас это было испытанием, – неожиданно сказала Зоя.
– Испытанием? – переспросил Глувилл.
– Да. Проверяют, не испугаемся ли.
– Вы д-думаете?
– Уверена.
– Ну, коли так… Только первым я не пойду. Можно? Уж очень они меня… проверили.
– Похоже, что звуковое оружие на мужчин действует сильнее, чем на женщин, – сказала Леонарда. – Особенно на крупных мужчин.
– Дорогой ты мой исследователь, – нежно прошептал эпикифор.
Аббатиса присмотрелась к нему с чисто научным интересом.
– Не исключено также, что это оружие способно сделать человека даже из мужчины, – заявила она.
Эпикифор рассмеялся и принял классическую позу покаяния, принятую у диких ящеров и у сострадариев: опустил голову и поднял вверх обе ладони.
– Боже мой! И кому мы только поклонялись? Какому-то корзинщику…
Ирония обратьи аббатисы подействовала даже на сильно проверенного Глувилла. Коншесс начал приходить в себя. И тоже сделал полезное заключение.
– Пожалуй, медведей тут бояться нечего.
* * *
Медведи действительно не показывались. Как, впрочем, и любая другая живность. Предосенний лес мертво молчал. Среди сосен, желтеющих берез и осин часто попадались заброшенные звериные тропки, крест-накрест перетянутые нетронутой паутиной. Хотя во многих местах призывно краснел перезревший боярышник, а на кустах висела готовая осыпаться малина, на Тиртане, вероятно, не осталось уже никого, кто бы мог ими полакомиться.
– Здесь повсюду тайна, – сказала Зоя. – Вот что нас ждет за следующим холмом? Неизвестно! Мне это нравится.
– Угнетает все это, – не согласился Глувилл. – Разве порядок? Ни белки тебе, ни единого дятла на всю округу. И чем небесники все зверье распугали? Страхобродами?
Робер остановился, тяжело опираясь на палку.
– Не только, – сказал он.
Впереди, на гребне ближайшего холма, темнело какое-то препятствие, имеющее вид длинной неровной стены. Вскоре выяснилось, что путь преграждает полоса поваленных, нагроможденных слоями, изломанных и кое-где обугленных деревьев. Обойти этот страшный бурелом не оставалось никакой возможности: и в правую, и в левую стороны он простирался далеко, на километры, насколько видел глаз.
Робер вынул компас и устало кивнул.
– Все правильно. С юго-запада на северо-восток, – сказал он. – Что ж, поздравляю.
– С чем? – не понял Глувилл.
– Мы вышли на след небесников. Все эти деревья не ветер повалил. Их разметал огненный болид землян. Когда летел уже совсем низко, над самой землей.
– Но зачем было уничтожать столько леса? – спросила Зоя.
– Вряд ли это сделано преднамеренно. Думаю, произошла авария.
Леонарда покачала головой.
– Страшно подумать, какими исполинскими силами повелевают эти люди. Одни страхоброды чего стоят… Тем не менее не все и в их власти, раз случаются такие аварии.
– Конечно, не все. Иначе бы небесников встретили еще наши предки.
– А почему ты уверен, что они нас примут?
– Зачем тогда они нас защищают?
– Защищали, – поправила Леонарда. – Страхоброда уже не видно.
– А вот бубудуски могут и появиться, – добавил Глувилл, к которому возвращалось здравомыслие. – Пойдемте, что ли?
Робер вздохнул и принялся взбираться на завал. Совершенно некстати у него вновь разболелась рука.
Несколько часов преодолевали они древесное нагромождение. С частыми остановками для отдыха, кружа, иногда возвращаясь назад, чтобы обогнуть совсем уж непроходимые горы обгоревших лесин. Пожалуй, это испытание оказалось самым тяжелым. Лишь к полудню, до макушек испачкавшись смолой и углями, они спустились на землю.
Просека косой линией перечеркивала плато. В паре километров северо-восточнее она взбегала на холм, вершина которого выглядела так, будто ее срезали исполинским ножом. А в низинке у подошвы часть леса уцелела, только деревья потеряли вершины и почти все боковые ветви. Будто с неба на них со страшной силой дунуло разгневанное божество. Там, в низинке, на берегу полузаваленного ручья, они и повалились на траву. Не выставив часового и даже не перекусив; поскольку никакой мочи на это не уже осталось.
* * *
Робер очнулся часа через три. Очнулся он от того, что его осторожно будили.
– Тихо, пап, – предупредила Зоя. – Бубудуски!
Вдвоем они разбудили Леонарду и Глувилла.
– Лежите и не шевелитесь, – прошептал Робер.
Их всех скрывала высокая трава и упавшие с деревьев ветви. Сбившись в кучу, настороженно озираясь, бубудуски шли вниз по просеке и находились шагах в пятистах.
– Смотри-ка, смотри, папа! – взволнованно прошептала Зоя.
Она указывала в противоположную сторону. Там, со стороны срезанной вершины холма, навстречу бубудускам спускалось нечто совсем уж странное. Существо очень напоминало скорпиона. Но совершенно невозможных размеров – ростом повыше лошади, а длиной метров в семь-восемь. Еще на пару метров над ним возвышался членистый грозно изогнутый хвост. Только оканчивался он не жалом, а второй головой – маленькой, сдавленной с боков. С вытянутым в трубочку клювом, красными, немигающими глазками и каким-то нелепым усиком на лбу, эта сравнительно небольшая головенка почему-то вызывала липкий, безотчетный ужас.