в пролет лестницы, вслед удаляющемуся беззаботному свисту.
– Хе-хе, – прекратился свист, – еще увидимся…
В нетерпении, только плотно прикрыв дверь, Самбиев распечатал красивый, заманчиво пахнущий, совершенно белый конверт: «Дорогой Арзо! У меня новые телефоны. Пожалуйста, позвони. Я ту сумасшедшую ночь никогда не забуду. Клара».
И тут же визитная карточка: «Верховный Совет РСФСР, Савина Клара Александровна, народный депутат, председатель комитета по делам национальностей», служебные телефоны, и от руки, жирно – домашний, на даче, в машине.
* * *
Планируя в тот же день вернуться вместе с Поллой в Грозный, Арзо с утра поехал в Ники-Хита. Дома царило тревожное ожидание. Оказывается, еще накануне вечером к Лорсе приезжали какие-то ребята в камуфляжной форме, и он, взяв автомат и еще какое-то оружие, уехал, пообещав скоро вернуться. С кем он поехал, куда – никто, ничего не знал.
Этот день, еще один день, во все возрастающем напряжении, подходил к концу, когда усталый, грязный, со странным запахом, но очень довольный – объявился Лорса.
– Я тебе ведь запретил в дом заносить оружие, – еле сдерживая гнев, встретил его старший брат.
– Дайте поесть, – крикнул Лорса женщинам и, скидывая верхнюю одежду. – Ты представляешь, министр обороны, петух. Я его в свой барак даже не впускал. Ныне важный, мне шепчет: «Лорса молчи, пожалей, ну чего в жизни не бывает, я что хочешь сделаю… А там, на таможне, тоже козел, мой ефрейтор, в погонах полковника сидит и даже мной захотел командовать, говорит, государственная граница, всякую чушь несет, а сам карманы на взятках набил и от меня требует. Я с ребятами подъехал… быстро разобрались, навели контроль и порядок… Давай побыстрее, – жене, – и воду поставь, провонялся… не поверишь, брат, как на боевом задании мотались, все объездили, облазили. А знаешь, кто командир танкового полка? Упадешь… Ну просто в зарницу играют. Этот козел и вправду поверил, что может полком командовать, и на меня что-то промычал, я ему при всех слегка дал, а потом урок стрельбы и подрыва показал… Ха-ха-ха… Не поверишь, Арзо, как упали, мы уже уехали, а они еще не встают… Потом за мной в город приехали, извинялись, братались, в гости зовут. Ну ты ведь знаешь, я ведь не пью, не курю, теперь и режим соблюдаю… Короче, всего двое суток – а это заработал.
На нары упал небрежно брошенный, туго перевязанный пресс, с обсаленными купюрами разного достоинства.
– Это за что? – сух голос старшего Самбиева.
– За дело, – не дожидаясь, пока подогреется еда, Лорса жадно вцепился в хлеб.
– За какое дело? – еще суровее глас старшего.
Лорса аж поперхнулся, с трудом проглотил, настроение его испортилось.
– Я тебя спрашиваю – за какое дело?
– Арзо, перестань, – придвинулась мать.
– Уйди, – прошипел он, лоб нахмурился, весь напрягся, как перед прыжком. – Я тебя спрашиваю – какое дело? Молчишь? Так запомни раз и навсегда, наши родители, ладонью сгребая пот со лба, хоть и впроголодь, но честным трудом вскормили нас и людьми сделали… Я не позволю, чтоб в нашу фамилию кто-нибудь пальцем тыкал, проклинал. Самбиевы на тебе не кончатся, и не тебе нашу фамилию опошлять… Ты о нашем буке подумал?
– Так что я сделал? Ныне все так…
– Кто все? Покажи, кто в этом селе, кроме тебя, с оружием ходит? Разве что выродки наших доярок, ты с этих яс хIумш * пример берешь, нас с ними в один ряд поставить хочешь, если не нас, то детей наших, вскормив их хьарам ахчъ *… нет… С голоду помру, но этого не допущу.
– Я с голоду помирать не собираюсь.
– Но в этот дом ты больше такие деньги не принесешь.
С этими словами Арзо печными щипцами открыл настежь жаровню, так, что от пламени еще краснее стало его обозленное лицо, теми же щипцами, как заразу, взял пачку и с силой, без тени сомнения, закинул в глубь огня.
– Не смей… Ты знаешь, как я их заработал?
– Знаю. Применяя оружие и кулаки. Нам такой хлеб и имя не нужны. И в конце концов, к нам во двор тебя ногами вперед принесут… Ведь автомат у всех стреляет, и ты не железный, а наша фамилия опозорится.
– Ты дурак, Арзо, ты ненормальный! Ты знаешь, сколько было денег?!
– Замолчи! Я больше об этом говорить не желаю, и в этом доме перечить мне никому не позволю. Я за всех в ответе! Я старший!
– Ну и отвечай, идиот, а мной командовать ты не будешь!
– Стой, Лорса, – кинулась было вслед младшему сыну мать.
– Назад! – окликнул ее Арзо.
В это время выскочила Полла.
– А ты куда? – еще грубее голос старшего, но дверь захлопнулась.
С веранды по лестнице Лорса проворно взобрался на чердак, загремел металлом у вытяжной трубы. Тем же путем поднялась Полла, стоя на самом верху лестницы, преградила деверю обратный путь. Лорса вернулся с оружием, уперся в Поллу.
– Слушай, Хаз КIант, – тверд голос невестки, – а если твой младший сын, повзрослев, не будет слушать старшего, каково тебе будет? И нам всем, Самбиевым? А сын Арзо Висита, тогда вовсе будет плевать на твоих сыновей.
– Пойми, Полла, – даже в полумраке видно, как зло горят глаза Лорсы. – Ведь у нас ни копейки нет, мы ведь нищие. Это так, чтобы перебиться.
– Хаз КIант, мы не нищие; в чести, в спокойствии живем, и он в корне прав.
– Полла, ты пойми меня…
– Хаз КIант, – перебила деверя невестка, улыбаясь, теплой рукой схватила его, – твоя жена и я столько блюд приготовили. – Загибая пальцы, как бы играя, она стала перечислять самые примитивные национальные блюда чеченской деревни, от яичницы с курдюком и творожной массы в сметане, до кукурузной лепешки с луком и орехами в меде.
– Так я столько блюд и не съем, – рассиял Лорса.
– А говоришь, что мы бедные… Бросай железки, пошли в дом, твоя мать и дети тебя ждут.
– Полла, ты просто золото! Как я счастлив, что ты у нас есть!
Под руку, улыбаясь, поддразнивая толчками друг друга, они весело пошли по веранде к двери. У самого входа Полла вдруг остановилась, будучи чуточку выше Лорсы, она, как дети перешептываются, склонилась к уху деверя.
– Хаз КIант, – печален стал ее голос, лицо озадачено, – мы с твоим братом в Грозный уезжаем. Как ты думаешь, можно мне пойти работать?
– Что значит «можно»? Ты обязана! Зачем училась? Да и нужны