это нескромно, но мне проще говорить метафорами… подобно ожерелью из редкостных драгоценностей самой изысканной огранки, – и у каждого камня свой блеск, своя игра.
Квирренбах перевел дух после столь длинной тирады и продолжил:
– Теперь необходимая для жизни атмосфера поддерживается от силы на сотне станций. Остальные – заброшенные, заполненные вакуумом оболочки, молчаливые и мертвые, как сплавная древесина, а среди них витает масса опасных обломков, которые затянуло на орбиту. Теперь все это называют Ржавым Поясом.
Я позволил своим мозгам переварить столь необычную информацию:
– А что случилось? Война? Или кому-то не понравилась… композиция?
– Нет… возможно, к сожалению. Всегда есть способ как-то прекратить войну. Прежние войны были не чета нынешним…
– Квирренбах!
Парень явно начинал испытывать мое терпение.
– Эпидемия, – торопливо отозвался он. – Причем весьма опасная. Но прежде чем задавать вопросы, вспомните, что я знаком с ситуацией не лучше вашего. Ведь я тоже здесь недавно.
– Вы знакомы с ситуацией куда лучше моего.
Миновав две двери, я подошел к третьей и сравнил номер с биркой на ключе, который дал мне Вадим.
– Что же это за эпидемия, если она натворила таких дел?
– Не просто эпидемия. То есть не в обычном смысле. Ее проявления были слишком… разнообразны. В них угадывалась изобретательность. Артистизм. Временами даже изощренность. Гм… мы уже пришли?
– Похоже, да. Это его каюта.
– Осторожнее, Таннер, здесь могут быть ловушки.
– Сомневаюсь. Вадим не похож на человека, привыкшего думать наперед. Для этого в мозгу должны быть извилины.
Я всунул ключ в скважину и несказанно обрадовался, когда дверь отворилась. Как только я переступил порог, включился свет, и нашим взорам предстала каюта в три-четыре раза больше моей. Освещение было тусклым из-за наслоений грязи на лампах. Квирренбах сделал шаг следом за мной и замер в нерешительности, как лощеный интеллигент, которого заставляют спуститься в канализацию.
Впрочем, мог ли я судить его строго за нежелание рисковать?
В комнате стояла невыносимая вонь немытого тела. Даже пластиковые поверхности засалились до желтизны. Едва мы вошли, на стенах ожили порнографические голограммы: двенадцать нагих женщин изгибались немыслимым образом, принимая позы, невозможные с точки зрения анатомии. Одновременно хор из двенадцати томных контральто, почти неразличимых по тембру, принялся наперебой восхвалять сексуальные доблести Вадима. Мне стало смешно, поскольку объект безудержной лести сидел в моей каюте связанный и с кляпом во рту. Женщины продолжали болтать, но через некоторое время их жесты и намеки наскучили своим однообразием.
– Судя по всему, эта комната нам и нужна, – заметил Квирренбах.
– Бездна вкуса.
– Не знаю – некоторые из пятен весьма любопытно расположены. Только зря владелец стилизовал интерьер под отхожее место – это уже не модно! – Он брезгливо, самыми кончиками пальцев, сдвинул заслонку ближайшего иллюминатора, изнутри покрытого слоем грязи, а снаружи исцарапанного микрометеоритами. – Однако у него тут еще и вид из окна. Хотя вряд ли стоящий.
Некоторое время я молча смотрел в иллюминатор. Оттуда была видна часть корпуса корабля, по которой то и дело пробегали яркие фиолетовые вспышки. Даже на ходу бригада сварщиков продолжала ремонтные работы на корпусе «Стрельникова».
– Не стоит задерживаться здесь сверх необходимого. За дело. Каждый начинает от своей стенки, двигаемся друг другу навстречу, – возможно, найдется что-нибудь занятное.
– Хорошая мысль, – отозвался Квирренбах.
Я последовал собственному совету. Вдоль всех стен и в нишах выстроились многочисленные шкафчики, – очевидно, эта комната когда-то служила кладовой. Для тщательных поисков времени не было, однако в мой кейс и глубокие карманы Вадимова сюртука перекочевала масса вещиц, которые показались мне мало-мальски ценными, – как то: горсть-другая драгоценных камешков и украшений, несколько информационных монокуляров, миниатюрных голографических камер и брошей-переводчиков. Все это Вадим вполне мог вытянуть из пассажиров «Стрельникова», тех, что побогаче. Также моим трофеем стал любопытный экземпляр часов – путешественники предпочитают не брать их с собой, отправляясь в межзвездные рейсы. Помимо всего прочего, эти часы были калиброваны на время Йеллоустона и снабжены серией циферблатов в виде концентрических орбит, по которым вместо стрелок толчками двигались крошечные изумрудные планеты.
Я застегнул браслет на запястье и с удовольствием ощутил вес часов.
– Вот так просто – берете и присваиваете? – вяло пробормотал Квирренбах.
– Вадиму никто не запрещает подать жалобу.
– Дело не в этом. То, чем вы занимаетесь, ничуть не лучше, чем…
– Вы всерьез вообразили, что он купил хоть одну из этих побрякушек? Все они украдены, и явно не только у наших попутчиков.
– Но кое-что могло быть украдено недавно. Нам следует приложить все усилия, чтобы вернуть эти вещи законным владельцам. Вы со мной согласны?
– Теоретически да, если иметь в виду отдаленное будущее, – туманно отозвался я, не прекращая поисков. – Но мы никогда не узнаем, кто был владельцем. В кают-компании претендентов не нашлось. И вообще, вам-то какое дело?
– Это называется остаточными следами совести, Таннер.
– После того, как этот мордоворот вас чуть не угробил?
– Принципы остаются принципами.
– Ладно. Если боитесь, что не сможете спать спокойно, я сам разберусь с его барахлом. И в конце концов, я что, просил вас составить мне компанию?
– Пожалуй, нет… – На его физиономии отразилась мучительная борьба чувств. Глаза лихорадочно изучали содержимое какого-то ящичка, после чего он выудил оттуда носок и печально на него уставился. – Черт побери, Таннер… надеюсь, вы не ошиблись относительно его… реального веса.
– Об этом можно не беспокоиться.
– Вы точно уверены?
– Я достаточно знаком с преступным миром.
– Ну что ж… думаю, вы правы. В любом случае это стоило обсудить.
И Квирренбах принялся без разбора распихивать по брючным карманам ту часть добычи Вадима, которая ему больше приглянулась, – купюры, в основном валюта йеллоустонцев, – нерешительно, а потом с возрастающим энтузиазмом. Я едва успел прибрать к рукам две запечатанные пачки:
– Благодарю, они мне весьма пригодятся.
– Я собирался поделиться с вами.
– Нисколько не сомневаюсь. – Я провел пальцем по ребру пачки. – Эти бумажки что-нибудь стоят?
– Да, – неуверенно ответил он. – Во всяком случае, в Пологе. Понятия не имею, какая валюта ходит в Мульче, но думаю, что эти деньги нам и вправду не