Энди протянул руку с длинными ногтями к столику возле шезлонга. На нем лежала целая стопка приглашений на ближайший вечер — столько вечеринок, вернисажей, премьер и торжественных приемов, что даже такой человек, как Энди, не смог бы поспеть всюду до рассвета. — Выбирай, — сказал он.
Джонни взял пригоршню карточек и вкратце огласил суть приглашений, в то время как Энди высказывал одобрение или, напротив, отказывался. Шекспир в Парке, Пол Тумс в «Тимоне Афинском» («Фу-у, мизантропия»). Благотворительный бал против какой-то новой тяжелой болезни («Фу-у, грустно»). Выставка металлических скульптур Андерса Уоллека («О-о, обалде-е-еть»). Премьера нового фильма Стивена Спилберга, «1941» («О-о, отли-и-ично»). В «Max's Kansas City» показ незавершенной работы Скотта и Бет Би, в главных ролях Лидия Ланч и Тинейдж Джизес («У-у, андегра-а-аунд»). Дивайн, перформанс в ночном клубе («Фу-у, похабе-е-ень»). Вечеринки по приглашению, а также в честь: Джона Леннона, Тони Перкинса («Тьфу, „Психоз"»), Ричарда Хелла и Тома Верлена, Джонатана и Дженнифер Харт («Блин!»), Блонди («Девица из мультика или группа?»), Малкольм Мак-Ларен («Ой, не на-а-адо»), Дэйвид Джо Хансен, Эдгар Аллан По («Бо-о-ольше ни за что»), Фрэнк Синатра («Старый пердун, крыса, кляча, осел!»).
Что ж, некоторые перспективы вырисовывались.
Энди был в дурном расположении духа. Трумен Капоте, пришепетывая из-за своих дурацких клыков, злорадно рассказал ему о пародии Александра Кокберна на беседу, произошедшую за ланчем между Уорхолом, Колачелло и Имельдой Маркос, и процитированную в «Интервью». Энди, разумеется, пришлось прямо в разгар вечеринки сесть и внимательно изучить это произведение. Согласно версии Кокберна, Боб и Энди пригласили графа Дракулу на ужин в ресторан Мортимера, что в Верхнем Ист-Сайде, и принялись подкалывать его, задавая вопросы вроде: «Не жалеете ли вы, что не можете поехать на Рождество в Трансильванию?» или «Вас по-прежнему заставляют заботиться об имидже и вести себя определенным образом?»
Джонни прекрасно понимал, что на самом деле якобы невозмутимый художник расстроился из-за того, что его обскакали. Теперь Энди не сможет взять интервью у Дракулы. Он надеялся, что Джонни сможет выступить в качестве медиума между ним и духом своего Отца — ведь другие прежде помогали ему заполучить для журнала таких персонажей, как ассирийский демон ветра Пазузу и Гудини. Энди ценил Джонни не просто за то, что он вампир; было важно, что он — прямой потомок Дракулы.
Джонни уже не ощущал присутствие Отца так отчетливо, как прежде, хотя и знал, что отец всегда рядом. Казалось, он полностью поглотил собой этого великого духа, прислушиваясь к советам графа и продолжая его земную миссию. Прошлое подернулось дымкой. Он едва помнил Европу, как он там жил и умер, и рассказывал об этом разные истории именно потому, что каждый раз вспоминалось разное. Но в тумане неизменно маячила фигура красноглазого Дракулы, облаченная в черный плащ с капюшоном; она тянулась к нему, тянулась сквозь него.
Порой Джонни Попу казалось, что он и есть Дракула. Черчвард однажды почти поверила в это. Окажись это правдой, Энди пришел бы в восторг. Но Джонни был не просто Дракулой.
Он больше не был единственным. В этой стране, в этом городе, на этой вечеринке были и другие вампиры. Уже не феодалы Старого Света, члены Трансильванского Движения, высокомерные и жалкие одновременно, но американцы — не по рождению, так по призванию. Их экстравагантные имена были безлики, как копия с копии, и словно выражали идею мимолетности: Соня Блу, Сатанико Пандемониум, Скитер, Скумбалина. Едва лишь восстав из мертвых, эти метафорические (или реальные?) темные чада Энди Уорхола первым делом — как актеры, прошедшие первое прослушивание, — меняли имена. По их жилам струился золотой драк, и они продавали себя дампирам, наводняя собою Нью-Йорк, где было больше всего дракоманов. Денег у них было немало, не в пример большинству старших, которые сидели по своим замкам и участвовали в ТД, но жили они в туристских трейлерах или в приютах и одевались в зловонные лохмотья.
Энди воспрянул духом. Юный вампир, представившийся как Ничто, заверил его в своей вассальной преданности и в знак почтения предложил ему свою руку, изрезанную вдоль и поперек. Энди ласково прикоснулся к ранам, но не стал пробовать кровь на вкус.
Джонни показалось, что он почувствовал укол ревности.
Джонни и Энди развалились на заднем сиденье лимузина. Люк в крыше был открыт, и они играли в кошки-мышки с первыми отсветами зари.
После многочисленных светских мероприятий, которые они посетили этой ночью, у Джонни голова шла кругом, и от болтовни звенело в ушах — как от кутерьмы, которую устраивали духи, проглоченные вместе с человеческой кровью. Ему захотелось, чтобы гул голосов наконец сменился тишиной; он заставил свой мозг успокоиться. Облако тишины тут же накрыло город.
Джонни весь раздулся от избытка крови: на каждой вечеринке к нему подходили юноши и девушки и подставляли свои шеи. Энди тоже выглядел весьма оживленным: видно, и ему удалось сделать за ночь пару осторожных глотков. Джонни чувствовал, как им овладевает усталость, и понимал, что, облегчившись и поставив благочестивых католиков за работу, он будет вынужден весь день провести в летнем холодильном гробу — роскошном агрегате, которым он обзавелся в Нью-Йорке.
Прямоугольник беззвездного неба у него над головой отливал серо-голубым предзакатным светом. Через стекло пробивались красноватые отблески, отраженные зеркальными фасадами на Мэдисон-авеню. Легкий туманный холодок раннего утра выгорел в мгновение ока, как старый вампир. Наступал еще один убийственно жаркий день, грозящий загнать их обоих в логова на ближайшие двенадцать часов.
Они и не возражали: возразить было нечего.
Валери Соланас была основательницей и единственным членом Общества Уничтожения Всех Вампиров (Society for Killing All Vampires), а также автором «Манифеста ОУВВ» («SKAV Manifesto»). Из «Манифеста» можно выдернуть некоторые довольно забавные цитаты, например: «Просвещенные вампиры, желающие продемонстрировать свою солидарность с нашим Движением, могут это сделать, убив себя сами», — но в целом это довольно тоскливое чтиво, не в последнюю очередь потому, что Валери никогда толком не отдавала себе отчета в том, что именно она разумеет под словом «вампир». Конечно, как ученый, я прекрасно понимаю, сколь нетерпимо она должна была относиться к тому, что считала неважным: например, к составлению программы действий и к четкий дефинициям научного стиля. В конце концов, Валери была психопаткой-параноиком, и вампиры для нее были врагами, дружно преследующими ее и ставящими ей палки в колеса. Первое время, говоря о вампирах, она имела в виду даже не самих носферату, но угнетавших ее патриархальных личностей определенного типа. А под конец она стала считать вампирами всех на свете.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});