Павлов, конечно, знал, что Федоров — влиятельный комму нист, который регулярно информирует партию о его деятель ности. И все же, по общему мнению, поведение Павлова по от ношению к нему было уважительным и даже дружелюбным. Десятилетия спустя после смерти Павлова его семья все еще тепло вспоминала Федорова как благодетеля и защитника ***.
ПАТРИАРХ СОВЕТСКОЙ ФИЗИОЛОГИИ (1930—1936)
В 1930х гг. и Павлов, и большевики пожинали богатые пло ды своего противоречивого сотрудничества. Мудрость политики государства подтвердилась прекращением Павловым публичной
* См. письмо И. П. Павлова от 1 ноября 1925 г. [85].
** См. [86, л. 19]. О рекомендации Павлова, данной им Федорову, из
вестно со слов директора А. А. Владимирова.
*** Из моего интервью с Марией Владимировной Соколовой в Москве
(26 февраля 1991 г.) и с Людмилой Владимировной Балмасовой в Ле
нинграде (27 апреля 1991 г.). Людмила Балмасова рассказала, на
пример, как накануне вторжения Советского Союза в Финляндию в
1939 г. Федоров предупредил ее семью, посоветовав не ехать туда в
отпуск. Павлов и большевики 713 критики, его открытой поддержкой международной и научной политики советского правительства, решающей ролью ученого в достижении огромного пропагандистского успеха: проведении XV Международного физиологического конгресса в СССР.
Для Павлова 1930е гг. были годами беспримерных привиле гий и преуспевания. Исключительное внимание коммунистиче ской партии к ученому иллюстрируют несколько эпизодов. Когда Павлов пожаловался, что уличное движение рядом с Институ том экспериментальной медицины беспокоило его собак, улица была немедленно перепланирована. Когда он заболел и врач прописал ему импортное шампанское, оно было доставлено к нему на следующий день из Хельсинки. Когда Павлову потребо валось расширить площадь Физиологического института Акаде мии наук, президент Академии наук вынужден был выехать из своего помещения, прилегающего к институту. К услугам зна менитого советского ученого был «Линкольн» с шофером (хотя Павлов обычно предпочитал ходить пешком), а его кладовая ре гулярно пополнялась импортными продуктами.
Кроме того, государство выделило средства на огромный но вый исследовательский центр — Институт экспериментальной генетики высшей нервной деятельности в Колтушах, в пригоро де Ленинграда. В честь 80летия со дня рождения Павлова в 1929 г. правительственным постановлением было объявлено о широком финансировании этого нового учреждения; 85летие ученого в 1934 г. было отмечено еще более щедрой финансовой поддержкой. Благодаря этому обилию выделенных средств пи томник для лабораторных животных превратился в научный го родок с собственным совхозом, в место, которое стало вторым до мом для стареющего ученого, любящего жизнь на природе.
Колтушский комплекс занимался многими научными про блемами, но главной была одна в высшей степени практическая цель. Как Павлов объяснял в нескольких интервью советской прессе: «Результаты нашей работы должны будут привести к успеху евгеники — науки о выработке лучшего человеческого типа» [87]. В 1932 г., неудовлетворенный медленным продвижением строительства в Колтушах, он еще раз сформулировал эту задачу в письме к главе Совнаркома В. М. Молотову: «Для этой лаборатории мною предназначена исключительно важная зада ча: опираясь на мой метод исследования высшей нервной дея тельности… определить условия для получения, путем соответ ственного подбора производителей, совершеннейшей нервной системы (экспериментальная генетика высшей нервной деятель ности). Чтобы приступить к успешному изучению этой задачи, 714 Д. ТОДЕС лаборатория неизбежно должна располагать моим личным уча стием. И у меня есть сильное желание, сколько хватит моих сил, поставить это дело на твердую и плодотворную базу ради пользы и славы прежде всего моей родины» [88, л. 12—13].
Молотов в ответ провозгласил строительство в Колтушах «ударным» объектом первостепенной важности, а кампания в прессе предостерегла: советское правительство не позволит за медлить строительство в Колтушах «саботажем» (см., например: [89]). Примечательно, что это происходило в то же самое время, когда евгеника подвергалась политическим преследованиям (Рос сийское евгеническое общество было запрещено в 1930 г.) [90].
Особый статус избавил Павлова от чисток, жесткого плани рования и других проявлений партийной политики, которые значительно урезали автономию ученых в 1930х гг. Например, в 1932 г., когда от Павлова, как и от остальных советских уче ных и учреждений, потребовали представить подробный рабочий план, он ответил, что помимо изучения высшей нервной деятель ности, направление которого, учитывая характер исследования, предвидеть нельзя, он и его сотрудники «работают без плана» [91, л. 188—189]. В 1933 г. в лабораторию Павлова в Академии наук приехал профессор из Секции научных работников с со общением о проведении там чистки «антисоветских элементов». Павлов буквально вышвырнул его из лаборатории с криком: «Вон, подонок!» После экстренного заседания возмущенные чле ны секции отправили делегацию к С. М. Кирову, главе комму нистической партии в Ленинграде, — и услышали в ответ: «Я ни чем вам помочь не могу» *.
В 1929—1930 гг. отношение Павлова к большевикам посте пенно менялось, — а к 1934—1936 гг. изменилось в корне. Счи тая в 1920е гг. советское государство террористическим режи мом, к 1934 г. он уже относился к нему как к правительству своей родины, со всеми совершенными им преступлениями, гру быми ошибками и достигнутыми успехами. Это сопровождалось и фундаментальными изменениями в поведении ученого: как уважаемый член общества, лояльный к существующему поряд ку, он теперь критиковал государственную политику только в частном и получастном окружении, а «несправедливости» пы тался исправлять с помощью своих связей.
Как и принятое ранее решение остаться в революционной Рос сии, перемена в отношении Павлова к большевикам в 1930е гг.
* Эта история была рассказана Федоровым А. А. Сергееву (см. [92,
л. 9—10]). Павлов и большевики 715 была продиктована различными факторами. Идеологические и политические мотивы этой трансформации относительно легко подтверждаются документами. Как мы увидим ниже, те же ос новополагающие элементы дореволюционного мировоззрения Павлова, которые определили его негативное отношение к боль шевикам в 1920е гг., — сциентизм и государственный патрио тизм — содействовали в 1930х гг. его сближению с советским государством. Не могли не повлиять на Павлова и его многочис ленные личные и профессиональные привилегии, включая воз можность использовать государственный аппарат для успешно го осуществления своей научной деятельности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});