��Хорошо. Буду с ней говорить по-немецки.
Через двадцать минут � второй звонок:
��Я ошибся! Говорить надо по-французски!
��Хорошо. Буду говорить по-французски, хотя непонятно: она же смолянка, русская�
��Не знаю!�� отвечает Фадеев.�� Мне так сказали, и нечего рассуждать!
Я заехал за этой почтенной женщиной в �Националь� и привез ее на Поварскую. Она вошла в дом и остановилась перед доской с именами погибших на войне писателей, спросила:
��Кэс кё сэ? (�Что это?�).
Я объяснил. Дама перекрестилась и поднялась в зал. Увидела столики ресторана, усмехнулась и сказала:
��Хорошо, что люстру оставили!..
��Ее трудно менять: весит много.
��А откуда вы так хорошо знаете французский?
��Гвардии казак!�� ответил я.
��Хочу пройти туда,�� она кивнула на балкон второго этажа,�� посмотреть свою спальню: там я рожала своих дочерей.
В той комнате был партком. Я ужаснулся:
��Вам будет тяжело подниматься, мадам. В доме нет лифта.
��Ничего! Я дойду по внутренней лестнице.
Вот мы идем. Подходим. Дверь закрыта. Олсуфьева ее приоткрывает и видит Виктора Сытина, что-то пишущего явно не в пользу прежней хозяйки дома�
��Что здесь теперь?�� спрашивает меня она.
И я решил: хватит дурачиться! На русском уже языке отвечаю:
��Здесь находится партийный комитет, мадам!
И тотчас она мне тоже по-русски:
��Ну, спасибо тебе, гвардии казак!
После этого мы перешли на русский, и визит владелицы нашего Дома литераторов завершился.
В день моего пятидесятилетия получил от Фадеева чудесное письмо. В нем было столько теплоты и дружбы!.. Сейчас я сдал его в ЦГАЛИ.
А тогда в шутку спросил: будет ли какая-нибудь награда мне к юбилею?
Он ответил:
��Вечер и ужин тебе Союз закатит потрясающий! Почету будет � выше головы! А орден � вот!�� И Саша показал мне дулю.
Памятуя о рассказанной мне истории моего рождения, когда голова была еще в чреве матери, а дуля тети Ани уже лишила меня тысячи рублей,�� я не удивился и не огорчился. Но все-таки поинтересовался:
��Это за что же?
��За твой длинный язык! Даже я не мог уговорить начальство!
Вспоминаю �свой язык�. Шло очередное для 1948 года осуждение кого-то из литераторов. Человека горячо и громко обвиняли в космополитизме.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});