Как известно, Снежная королева в юности училась в Англии и не только изучила английский язык и манеры английского высшего общества, но и полюбила эту далекую страну, несмотря на то что ее за прогулы и легкомысленное поведение вскоре исключили из Оксфордского университета. Ах, как давно это было! В те времена по улицам Лондона и Оксфорда ездили тяжелые кареты и скакали на конях джентльмены, волосы у дам были длинными, до пола, а платья еще длинней. Но воспоминания юных лет — это самые глубокие и яркие из воспоминаний, поэтому Снежная королева с возрастом все больше погружалась в воспоминания о туманном Альбионе и даже при дворе велела носить английские платья того времени.
Неудивительно, что, хотя она никогда не видела Севу, она его называла «наш маленький русский джентльмен» и боялась, как бы враги до него не добрались. Она еще не знала, кто на этот раз станет ее врагом, но жизненный опыт подсказывал Снежной королеве, что без врагов и на этот раз не обойдется.
Неудивительно, что летучие мыши, сменяясь, чтобы дать товарке схватить и проглотить мотылька, кружили над домиком второго отряда, и никто не обращал на них внимания.
Но здоровью Севы пока никто не угрожал, потому что очень уж узок был круг людей, кто знал, зачем Сева понадобился Снежной королеве, еще меньше знали о том, что с утра Сева должен улетать в Лапландию. И уж совсем немного народу в лагере могли бы ответить на вопрос: а что такое Лапландия, с чем ее кушают и где она находится?
Глава вторая
Семейная драма Полотенца
Фотография милой женщины, Гошиной мамы Аглаи Тихоновны, стояла и на столе Георгия Полотенца. Большая фотография в рамке из собачьей кости и под стеклом. Уголок фотографии пересекала черная ленточка.
Когда тем утром Георгий Георгиевич пришел в свой Фонд, его встретили удрученные и испуганные сотрудники. Хоть Георгий Георгиевич не хотел, чтобы весь мир знал об исчезновении его жены, многие уже об этом знали. Георгия Георгиевича никто не любил, потому что он мало кого любил, но когда в семье случается трагедия, даже самые равнодушные люди бывают тронуты до слез.
Некоторые начинали говорить утешительные слова, но Георгий Георгиевич решительным жестом толстой ручки отмахнулся от сотрудников и, кивнув Элине Виленовне, прошел к себе в кабинет.
И тут же раздался его гневный крик, который пронзил сразу несколько стен:
— Элина Виленовна, немедленно ко мне!
Элина проплыла к кабинету шефа, медленно, как занавес в театре, раскрыла дверь и с порога спросила низким голосом кинозвезды:
— Вы меня приглашали, Георгий Георгиевич?
— Это что такое?! — закричал Полотенц. Трясущимся пальцем он показал на фотографию жены с траурной ленточкой.
— Что-нибудь не так, Георгий Георгиевич?
— Немедленно уберите!
— Я полагала, шеф, — ответила Элина, — что посетителям невредно наблюдать, как глубоко расстроен покинутый супруг.
— Я расстроен, расстроен, но ни на секунду не поверю, что Аглаю могут убить. Нет, этому не бывать! Я подниму на ноги ОМОН и спецназ! Интерпол отыщет Аглаю даже в Австралии.
— Я тоже на это надеюсь.
— Тогда при чем тут траур?
— Это не просто траур, — чуть улыбнулась молодая женщина. — Это моральный траур. Наши с вами души скорбят по отсутствию Аглаи Тихоновны в наших сердцах, хотя телом она, может быть, еще жива.
— Вы думаете, что ей угрожает смерть?
— Если похитители не получат своих денег, они могут из чувства мести убить пленницу. А если получат, тем более убьют ее, чтобы замести следы.
— Но почему?
— А потому, что она запомнила их лица.
— Значит, мы должны спешить! — воскликнул Георгий Георгиевич.
— Разумно, — согласилась Элина Виленовна.
— Так где мой начальник охраны? Где гражданин Каин?
— В служебной командировке в Финляндии. Как только он вернется, я велю ему прийти к вам в кабинет.
В наступившей паузе громко, даже оглушительно зазвонил телефон.
Георгий Георгиевич с ужасом взглянул на аппарат и прижал пальчики к груди.
— Бери трубку! — приказала Элина Виленовна.
— Беру, беру, — согласился Георгий Георгиевич.
Он поднял трубку трясущейся рукой и спросил, сглотнув слюну:
— Кто говорит?
Видно, его спросили в трубке, и он быстро ответил:
— Правильно, это я у телефона. Именно Георгий Георгиевич Полотенц. Супруг пропавшей женщины. Вот именно, пропавшей! Конечно, вы можете ко мне подняться.
Георгий Георгиевич медленно и бессильно опустил трубку и шепотом сказал Элине Виленовне:
— Это милиция, они внизу. Но ведь я не хотел их вызывать.
— Не хотел или хотел — это не играет роли. Они уже здесь. Приведи себя в порядок.
— Конечно, конечно. — Полотенц попытался пригладить волосы, стал застегивать верхнюю пуговицу рубашки.
— Дурачок, — ласково, но строго произнесла Элина.
Она сделала шаг к шефу и быстрыми движениями взлохматила волосы, оторвала верхнюю пуговицу рубашки и больно стукнула кулачком в нос, отчего у Георгия Георгиевича потекли слезы.
— Ты что? — обиделся он.
— Вот так выглядит муж, почти потерявший свою жену и полный скорби по этому поводу, — ответила Элина Виленовна. — Я потеряла в жизни уже трех мужей и знаю, как нужно выглядеть.
— Их тоже похитили?
— Нет.
Открылась дверь, и вошли два милиционера в штатском.
Они были похожи, потому что были братьями.
Их так и называли — братья Хват: Борис и Глеб.
Старший брат носил усы, а младший их брил. Глаза у них были одинаковые, карие, ореховые, в густых ресницах.
Они были короткие, мускулистые и быстрые в движениях.
— Господин Полотенц? — спросил Борис Хват.
— Георгий Георгиевич? — спросил Глеб Хват.
Широким жестом Элина показала на фотографию Аглаи Тихоновны.
Борис Хват был опытным сыщиком. Он поглядел на фотографию.
— А что, у вас есть сведения, что ее уже ликвидировали? — спросил он.
Георгий Георгиевич метнулся к столу, стал срывать ленточку с фотографии, фотография вырвалась у него из рук и грохнулась на пол — стекло вдребезги.
— Нет! — закричал он. — Это легкомысленная ошибка. Моя Аглая жива. Зачем им ее убивать, если я готов заплатить за нее любые деньги?
— Вот именно, — сказал Глеб Хват. — Вот именно. Следствие интересует, какую сумму они надеются из вас вытрясти?
Георгий Георгиевич отвел взор и сказал:
— Не могу ответить.
— Это еще почему?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});