Павлыш сразу же отыскал идеальное приспособление, чтобы проникнуть на корабль, — реактивный ранец.
Внутри корабль сохранился замечательно. Он был как бы заспиртован ледяным воздухом.
Павлыш медленно шел коридорами корабля, заглядывая в каюты. Его целью был пульт управления. Там должен сохраниться судовой журнал.
Каюты были пусты. Это было странно: даже если большая часть команды находилась в анабиозном отсеке, вахтенных на таком корабле должно было быть не менее десяти человек.
В каютах все оставалось таким же или почти таким же, как в момент гибели судна, вещи на местах, но ни одного трупа.
На корабле летели семьями. В одной каюте- Павлыш запомнил ее номер: 44- его вдруг тронула картина запечатленного мгновения, там стояла детская колыбель, возле нее початая бутылочка детского молока. Игрушки в колыбели…
Павлыш был уже убежден, что после аварии на корабле оставались живые люди. И ему предстояло понять, что с ними случилось потом.
Павлыш отыскал пульт управления. Он сильно пострадал, приборы управления были разбиты. В мертвом хаосе чудом казалось зеленое мерцание сигнала автоматической наводки на Землю. Павлыш выключил его — мерцание зеленого огонька в столь окончательно погибшем корабле было зловещим.
В узле управления и в других служебных помещениях «Полюса» Павлыш никого не нашел. Не было и судового журнала. Не было людей и в двигательном отсеке, пострадавшем более всего. Наконец Павлыш добрался до анабиозного отсека. Дверь в него была заперта. Но Павлыш был готов к этому. Он захватил с катера резак.
Замок поддался довольно легко.
В анабиозном отсеке было темно- стены здесь, в отличие от других помещений, не были покрыты светящимся составом. Павлыш включил шлемовый фонарь.
И тогда все понял.
Люди в анабиозных ваннах погибли вместе с кораблем. Вернее всего, при аварии сразу отключился энергоблок, и оставшиеся в живых обитатели корабля не могли оживить систему реанимации. Хотя, судя по всему, пытались. Некоторые из ванн были открыты, но старания оказались тщетными.
А потом растворы в ваннах замерзли, и те, кто спал в момент гибели корабля «Полюс», оказались закованными в прозрачные ледяные глыбы.
И тут же, в проходах между ваннами, Павлыш нашел тех, кто погиб вне отсека. У кого-то хватило сил перетащить их тела сюда.
Павлыш не стал задерживаться в анабиозном отсеке. Ему было там страшно. Можно быть сколь угодно рациональным, трезвым и даже отважным человеком и все равно внутренне сжаться, услышав за спиной, в ледяной тишине, воображаемые шаги и увидев вдруг в неверном луче шлемового фонаря, как под стеклом анабиозной ванны дрогнет веко или дернется в усмешке рот человека, погибшего двадцать лет назад.
Павлыш отступил к выходу, не в силах обернуться спиной к кладбищу «Полюса». А когда закрыл за собой дверь отсека, то прижался спиной к стене коридора и простоял так несколько минут, чтобы прошла проклятая слабость в ногах.
Затем он пошел к выходу, который оказался очень далеко. Павлыш шел все быстрее и задержался только раз, заглянув в распахнутую дверь какого-то складского помещения, потому что его удивил разгром, царивший там, — словно какие-то дикари или животные добрались до ящиков и пакетов, разбросав по полу, раскрыв кое-как, будто камнями и когтями, банки и пакеты, пробуя и бросая их, если не понравились. Этого не могли сделать обитатели корабля, даже в момент крайней нужды, хотя бы потому, что знали, как открывать банки…Значит, в корабле кто-то побывал после того, как последние люди погибли или оставили его. Объяснения этому не было, объяснение требовало существования на планете достаточно высокоорганизованных животных или даже первобытных людей. А Павлыш как биолог был совершенно убежден, что высших животных на планете нет. И лишь когда он отошел на несколько десятков метров от разгромленного склада, простая и убедительная мысль пришла в голову. Подсознательно он раньше гнал ее от себя: люди умирали на погибшем корабле постепенно, один за другим, и последние, или последний, раздавленные безнадежностью и ужасом, сошли с ума. И умирающий безумец, не сознавая, что делает, приполз в этот склад, потому что смерть была немилостива к нему…
Скорей на волю! Чтобы было солнце и свежий воздух. Скорее вырваться из безмолвной гробницы, населенной ледяными тенями давней, но законсервированной стужей трагедии!
Они так уморились и промокли за ночь, что к рассвету, когда волнение стихло и островок перестало заливать, свалились и заснули как убитые.
Дик и Казик обняли Марьяну и прижались к ней с двух сторон. Они думали, что так теплее, и даже во сне старались не шевелиться, чтобы не сделать ей больно, а Марьяна, которая все время просыпалась, не могла согреться, ее бил озноб, и надо было сдерживаться, но Олег все не шел, он уходил куда-то, она звала его, бежала за ним, тут отказывала больная нога- у нее и не было вовсе ноги, — и Олег не оборачивался, и догнать его не удавалось… Земля качалась, потому что было землетрясение и сверху на нее падала крыша…
Марьяна очнулась- пленка закрыла лицо и мешала дышать, Марьяна отодвинула ее. Дик и Казик лежали по обе стороны, и она вспомнила, как в прошлом году они лежали на снегу и замерзали, и ребята тоже клали ее в середину, чтобы согреть. И тогда она не знала, что снова придется замерзать так далеко от дома, но в двух шагах от Земли- ведь правда, в двух шагах?
Островок укачивал ее, хотя не должен был этого делать.
— Дик, — произнесла Марьяна. — Мы плывем?
— Что? — спросил он во сне, но через несколько секунд проснулся, сел, откинул пленку и сказал: — Этого еще не хватало.
Зашевелился, застонал, никак не мог проснуться Казик. Кожа да кости, в чем душа держится- о нем всегда так говорили женщины в поселке, сейчас бы им на него поглядеть.
Марьяна попыталась сесть. Локти проваливались в подстилку, а нога сегодня почти не болела.
Вокруг была только вода- ничего больше. Их унесло, пока они спали.
Дик встал, ухнул по колено в воду; опершись ладонями, вытащил ногу и стал осматриваться. Проснулся Казик.
— Нам повезло, — проговорил Дик, — могло быть хуже.
Пока они спали, «корабль» стянуло течением с острова. Но ветер дул удачно, и потому они оказались ближе к дальнему берегу реки.
Они стали грести к берегу, пользуясь попутным ветром, гребли ладонями, даже Марьяна подползла к краю, свесилась через бревно и подгребала.
Казик стянул с себя рваные штаны и куртку, от которой остались только клочья, и прыгнул в воду. Он плыл за плотом и бултыхал ногами, толкая его перед собой. А потом, когда берег уже стал ближе и их всех охватило нетерпение, за ним прыгнул Дик и тоже толкал плот, даже не чувствуя, какая холодная вода.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});