Читать интересную книгу Рассказы - Пантелеймон Романов

- Не успела приехать, как уже заставляю людей тратить на себя деньги.

- И очень хорошо,- говорил Андрей Андреич, снимая с нее пальто и чувствуя какую-то необыкновенную, непривычную для себя свободу в обращении с женщиной, как будто этот заплаченный за нее полтинник дал ему право свободного и дружески покровительственного обращения с этой незнакомой женщиной.- Вот как мы живем здесь, в одной комнате. Вам, наверно, странно и дико?

Молодая женщина, войдя в комнату и не снимая шляпы, осмотрелась.

- Я так себя браню, что не уехал из этой чертовой страны. Каждый год ждали, что все у них полетит к черту, нет, выплыли каким-то родом,- говорил хозяин, а сам смотрел на эту красивую молодую женщину. Ее шляпа с острыми краями и красным пером, изящный весенний костюм, в боковом кармашке которого торчал уголок шелкового голубого платка, точно внесли в его одинокую комнату струю свежего весеннего воздуха.

- А я, представьте, только что говорил сейчас о Василии Никифоровиче,продолжал возбужденно Андрей Андреич, и с этим возбуждением он смотрел в глаза молодой женщине, с которой он чувствовал, что может говорить тоном близкого знакомого, как друг ее мужа, и встречаться с ней глазами, как с интересной женщиной, приехавшей сюда без мужа.

Ученик ушел. А хозяин взял стул, поставил его против гостьи, севшей на диван, и почти придвинув свои колени к ее коленям, улыбаясь, смотрел на нее несколько времени своими подслеповатыми добрыми глазами, точно они давно были знакомы, долго друг друга не видели и теперь нечаянно встретились.

Ее глаза, большие и серьезные, тоже смотрели на него. И наконец она, как бы поняв простую и чистую душу собеседника и поверив ему, улыбнулась.

- Вы точно светлый луч из другой, прекрасной жизни. Я сейчас сидел здесь в раздражении, в унынии, и вдруг являетесь вы, смотрите с простой, милой улыбкой, точно вы только вчера здесь были. Я себя не узнаю: ведь я дикарь ужасный и женщин боюсь. Сижу один в своей скорлупе. И вот досидел до сорока лет.

- А мне странно и... тепло от такой милой встречи,- сказала она, задумчиво глядя на него.- Я очень много боли и зла видела от... людей. И привыкла от них ждать или зла, или корысти.

- Да, это правда, теперь особенно стало много черствости, расчета и эгоизма. Может быть, оттого, что жизнь тяжела. Теперь уже совсем и следа не осталось былой радости жизни, романтизма, беспечности. Разве вот только мы, старые хранители былых традиций, еще держимся. Да и то, хоть меня взять, думал ли когда-нибудь я,- композитор, что буду торговать мебелью, буду бояться выйти из бюджета. А когда-то все мы, интеллигенты, были только непрактичными романтиками, вечно влюбленными, вечно в мечтах...

- Мне кажется, вы и сейчас такой же,- с ноткой нежности сказала молодая женщина.

- Дай бог, если я такой. Я, правда, все-таки мало изменился. Но вообще наш брат интеллигент сильно подался, все, кто прежде были непримиримы, теперь стали как-то необычайно пугливы, шкурно-податливы... вообще, некрасиво. Нет, но как я вам рад! Как будто я вас ждал! - сказал Андрей Андреич, сжав перед грудью руки и откинувшись на спинку стула и глядя удивленно-радостными глазами на молодую женщину.

- А для меня это вдвойне неожиданно, я ехала сюда со страхом.

- Почему?

Она замялась.

- Жутко очутиться одной среди чужих людей. И я никогда не забуду, как вы меня встретили. Это какой-то символ: я думала, что здесь я - одна во всем мире, а оказалось... Ну, как же вы живете здесь? - спросила она, точно желая переменить слишком взволновавший ее разговор.

- Как живу?.. Живем кое-как. На одного хватает. Конечно, отказываешь себе во многом. Композиторство мое мне ничего не дает, но зато уроки довольно прилично. Да что же вы в шляпе? Снимайте скорей.

Вера Сергеевна покорно сняла шляпу и подошла к зеркалу. Каким-то домашне-простым движением поправила волосы.

А он от этой ее простоты почувствовал почти умиление.

- Как здесь свободно все-таки в сравнении с заграницей,- сказала она, заложив сбоку в волосы резную черепаховую гребенку.- Там много лжи и ханжества, и прийти к незнакомому мужчине в комнату - значит совершить преступление.

- Да, в этом отношении у нас теперь все просто. Сейчас устроим музыку: чайник на спиртовку, чашки - на стол. Вспомним милую, беззаботную, студенческую юность, когда жизнь представлялась легкой, прекрасной, полной романтических грез.

Когда чай был готов, он сбегал в лавочку и принес конфет и закусок. Они, смеясь, развертывали кульки, и молодая женщина раскладывала на тарелочки колбасу и сыр.

Он смотрел на нее, чужую, незнакомую, как она, точно своя, близкая, хлопотала у стола, разливала чай своими маленькими руками. И то, что она была чужая жена, жена его приятеля, который, вероятно, еще не скоро приедет, пробуждало неясные волнующие мысли о том, что эта встреча, не требуя никакой ответственности, может, быть удивительной.

- Если бы мне за пять минут до вашего прихода сказали, что в мой монастырь холостяка придет молодая, прекрасная женщина, я бы испугался.

- А теперь?

- Теперь вот что!..- Он взял ее руку и поцеловал.- Теперь я юноша, теперь мне двадцать лет. Хочется по-студенчески петь, играть и дурачиться.

Она смотрела, как он целовал ее руку, и у нее вместе с улыбкой блеснули на глазах слезы. Он заметил их.

- Что с вами? - спросил он так тревожно и тепло, что его самого тронула эта прозвучавшая в его тоне теплота по отношению к незнакомой женщине.

- Ничего, ничего... Я очень беспомощный человек и, очутившись здесь одна, почувствовала было страх перед жизнью и перед людьми, но мне вдруг стало так хорошо, оттого что вы такой...

Она не договорила.

Ему хотелось сесть рядом с ней на диван, но после ее недоконченной фразы пришло соображение о том, что он может этим разбить у ней сложившееся о нем представление. А ему хотелось, чтобы она увидела, какая у него простая, чистая и в то же время интересная душа. Может быть, гораздо более интересная, чем у Василия Никифоровича.

- Но ведь вы на время только одна. Вероятно, Василий Никифорович скоро приедет,- сказал Андрей Андреич с целью узнать, сколько времени будет продолжаться их встреча.

Но Вера Сергеевна вздохнула и почему-то ничего не ответила. Потом стала убирать посуду, и от этих спокойных, домашних ее движений он опять почувствовал то же, что чувствовал, когда она при нем оправляла перед зеркалом прическу. Он подошел, поцеловал ей руку в ладонь и сказал:

- Вот бывает так: живет человек одиноко, скучно, душа его постепенно заволакивается серостью жизни, повседневными заботами и тревогами о куске хлеба, и вдруг светлое виденье. Он чувствует, как что-то давно забытое шевельнулось в его душе, просияло... Он смотрит вокруг себя и с удивлением говорит: "Так вот, какой мир, оказывается! Так вот каким я мог бы быть: светлым и радостным юношей!.." И вот вы явились таким виденьем для меня. Вы промелькнули, потом уйдете к другому человеку, которого вы любите... Но то, что мы с вами сидели сегодня вечером, это у меня останется навсегда. Потому что вы, несмотря на любовь к тому, другому... что-то оставили здесь своего. Быть может, и для вас эта встреча была не безразлична и не скучна...

Он говорил, а она, бросив руку на стол, смотрела своими огромными грустными глазами куда-то мимо него перед собой. Потом закрыла рукой глаза и тихо проговорила:

- Да... эта встреча для меня не безразлична и не скучна... И напрасно вы думаете, что душа ваша заволоклась серостью жизни. Такие души не поддаются этому...

- И слава богу, если так. Сегодня все чудесно! И я рад, что у меня такая обстановка, как будто мы - богатые люди, принц и принцесса. Для таких моментов нужна красивая обстановка.

- Сыграйте что-нибудь,- сказала Вера Сергеевна.

Он сел за рояль и стал играть. Когда он оглядывался, молодая женщина, сидя с блюдцем и полотенцем в руках, забывшись, смотрела перед собой. Почувствовав его взгляд, она переводила глаза на него, и он видел ее мягкую, грустную улыбку и иногда блеснувшие непокорные слезинки на глазах.

И опять Андрей Андреич чувствовал необычайную радость от присутствия этой женщины с грустными глазами и тяжелой прической.

Наконец она встала, подошла к нему, положив руку на спинку стула, на котором он сидел, смотрела через его голову в ноты. А он изредка, закинув голову, взглядывал снизу на нее, чтобы видеть ее лицо...

II

Он кончил играть, а она посмотрела на свои маленькие, висевшие у пояса, часики и испуганно воскликнула:

- Боже мой, уже второй час! Как же я пойду? Вам придется провожать меня.

- Нет, не придется...

- Почему? - спросила озадаченно Вера Сергеевна.

- Потому что вы попросту останетесь у меня.

- У вас?..

- Ну да. Сразу видно, что приехали из-за границы. Никаким оскорблениям и посягательствам вы не подвергнетесь. А от этого наша встреча будет еще необыкновеннее.

Молодая женщина некоторое время колебалась.