В надежде на дальнейшие Ваши милости
остаюсь всегда к Вашим услугам
Б е н д ж. Д о б и н ь и».
Мрачный восторг, с каким дядя Бен произнес заключительные фразы своего сочинения, как видно, восхищавшего его своими красотами не меньше, чем содержащимся в нем потрясающим известием, только укрепил недоверие и возмущение учителя.
— Ну, признавайтесь, — сказал он, решительно беря листки из рук дяди Бена, — что же здесь правда, а что вы состряпали с Рупертом Филджи? Ведь не может же быть…
— Подождите, мистер Форд, — снова перебил его дядя Бен, шаря в нагрудном кармане своей красной фланелевой рубахи. — Я так и думал после первого нашего разговора, что вы мне не сразу поверите, так что я тут прихватил кое-какие доказательства.
И, выудив из кармана продолговатый конверт, он аккуратно раскрыл его и протянул учителю две или три хрустящие акции на имя Бендж. Добиньи.
— Таких акций у меня выправлено сто штук. Я хотел было купчую на землю вам принести, да ее так с ходу не прочтешь, уж такими учеными словами написана, я ее пока дома оставил, на досуге стану упражняться, разберу. Но если хотите, сходим с вами сейчас, я вам ее покажу.
Все еще находясь во власти своих подозрений, мистер Форд молчал. В руках у него были настоящие акции на имя Добиньи, подлинность их не вызывала сомнений Но он никогда не был убежден в том, что дядя Бен и этот «Добиньи» действительно одно лицо, а сейчас этот сомнительный факт ему предлагалось принять в качестве подтверждения еще более сомнительной истории. Он поглядел на дядю Бена: краска разлилась по его простодушному лицу, — может быть, от стыда?
— А вы кому-нибудь доверили эту свою тайну? Руперту, например? — многозначительно спросил учитель.
— Конечное дело, нет, — ответил дядя Бен с какой-то даже обидой в голосе. — Только вы один об этом знаете, мистер Форд, да еще этот малый Стейси из банка, ему поневоле надо было сказать. Я даже думал вас попросить, не поможете ли вы мне с ним потолковать насчет того спорного участка.
Недоверие Форда было поколеблено. Ни на какой сговор, ни на какие шутки с человеком вроде дяди Бена банковский агент не пойдет, а если бы дядя Бен все это выдумал сам, для чего бы ему было рисковать и ссылаться на Стейси, ведь тот в любую минуту может опровергнуть его россказни.
И учитель протянул дяде Бену руку.
— Позвольте мне поздравить вас, — сказал он сердечно. — И простите меня, ваша история настолько чудесна, что мне трудно было сразу в нее поверить. Теперь позвольте задать вам еще один вопрос. У вас не было других причин держать все это в тайне, кроме нежелания признаться в том, что вы нарушили вздорные старательские запреты, которые, кстати сказать, не имеют законной силы и, как доказывает ваш успех, совершенно несостоятельны?
— Есть еще одна причина, мистер Форд, что я с вами советуюсь, ежели уж начистоту, — пробормотал дядя Бен, стирая с лица растерянную улыбку тыльной стороной ладони. — Я не хотел, чтобы Маккинстри и Харрисон, понятно, тоже знали, что я купил титул на этот спорный участок.
— Я вас понимаю, — кивнул учитель. — Это естественно.
— Почему же естественно?
— Конечно, вам не хочется навлекать на себя гнев двух таких вспыльчивых людей.
Выражение лица дяди Бена изменилось. Но, не отнимая от губ руки, он сумел опять изобразить улыбку, — как видно, только для того, чтобы тут же ее снова стереть ладонью.
— Скажем, одного вспыльчивого человека, мистер Форд.
— Ну, одного, если вам угодно, — быстро согласился учитель. — Но уж если на то пошло, и одного достаточно. Скажите, что это вам вообще вздумалось покупать эту землю? Ведь она ни для кого, кроме Маккинстри и Харрисона, никакой ценности не представляет.
— А вот, к примеру, — медленно проговорил дядя Бен, с показным безразличием оттирая рукавом заляпанную чернилами крышку парты, — мне, скажем, надоело смотреть, как Маккинстри с Харрисоном все воюют да стреляют друг в друга у этой ихней спорной межи. И я, скажем, считаю, что этак можно только отвадить людей селиться в наших местах. И надумал прибрать этот участок к рукам, тогда у меня на них обоих будет управа, на чем захочу, на том их и помирю.
— Мотив, разумеется, весьма похвальный, — сказал Форд, удивленно оглядывая дядю Бена. — И, насколько я понимаю из ваших слов насчет одного вспыльчивого человека, вы уже приняли решение, в чью пользу решится дело. Надеюсь, что ваши гражданские чувства будут по заслугам оценены, если не самими враждующими сторонами, то, во всяком случае, жителями Индейцева Ключа.
— Вы только никому ни словечка, мистер Форд, и скоро сами все увидите, — самодовольно отозвался его собеседник, хотя в глазах у него сохранилось прежнее слегка испуганное выражение. — Но ведь вам еще не пора, — продолжал он, видя, что учитель снова рассеянно взглянул на часы. — Половина пятого только. Мне, правда, больше вроде и нечего рассказывать, — простодушно признался он, — но я думал, вы удивитесь сильнее и станете расспрашивать меня и вроде бы как подсмеиваться, зачем, мол, тебе все это, и что думаешь дальше делать, и всякое такое. Хотя для вас, наверное, это вовсе не так уж и замечательно, а? Честно признаться, мне и самому, если подумать, все это кажется пустячным делом, — в совершенном отчаянии заключил дядя Бен.
— Дружище. — Форд пожал ему обе руки, чувствуя крайнюю неловкость за свое эгоистическое невнимание. — Я чрезвычайно рад вашей необыкновенной удаче. Мало того, старина, я, не кривя душой, могу сказать, что она не могла бы выпасть более достойному человеку, и я ни за кого бы так не радовался, как за вас. Поверьте! И если я не сразу это осознал и выразил, то просто потому, что ваша история — настоящее чудо, волшебная сказка о том, как добродетель торжествует, и сами вы, старина, — Золушка в мужском обличье.
Он не хотел лгать; он и не сознавал, что лжет. Он просто забыл, что минуту назад не верил в эту историю как раз потому, что она никак не вязалась с его оценкой личных достоинств дяди Бена. Но сейчас ему представлялось, будто он говорит очень искренне, за что любезный читатель, без сомнения, готовый от души радоваться удачам ближнего, охотно его простит.
В избытке искренней радости Форд растянулся на одной из длинных скамеек и жестом пригласил дядю Бена расположиться таким же образом напротив.
— Ну-с, — весело сказал он, — теперь послушаем, каковы ваши планы, старина. Прежде всего с кем вы намерены делить эдакое богатство? Ну, во-первых, конечно, старики родители; потом братья, а может быть, и сестры? — Он с любопытством посмотрел на дядю Бена; мысль о существовании женских особей этого вида показалась ему занимательной.