Комиссия Британского общества естествоиспытателей обратилась однажды к Фарадею с запросом о том, какие, по его мнению, средства могло бы употребить правительство для улучшения в Англии положения представителей науки. В ответ на этот запрос Фарадей писал, что, по его мнению, “правительству ради своей выгоды следовало бы ценить людей, служащих стране и приносящих ей честь”, и что “во множестве случаев, требующих научных знаний, правительству следовало бы пользоваться учеными”; к сожалению, это не практикуется “в таких размерах, в каких могло бы делаться с пользою для всех; очевидно, правительство, еще не научившееся уважать ученых как особый класс людей, не может найти верных путей и средств вступать с ними в сношения”. Что касается внешних знаков отличия, которыми иные думают вознаграждать ученые заслуги, то Фарадей, ссылаясь на собственный опыт, категорически высказывается в том смысле, что для истинных ученых подобные отличия не могут иметь решительно никакого значения сравнительно с тем общим уважением, какое доставляют ученому его работы.
Сам Фарадей строго придерживался этого пренебрежительного отношения ко внешним почестям. Правительства почти всех стран Европы осыпали “царя физиков” орденами и другими знаками отличия, которые вызывали только улыбку с его стороны. Почетными должностями, которые легко мог занять, он совершенно пренебрегал.
Великий исследователь, выражаясь его словами, хотел сохранить “непорочность” и независимость своего ума, хотел все свои силы и все свое время отдавать науке. И действительно, ему удалось всецело сохранить свою умственную дальнозоркость, благодаря которой он умел угадывать многое, что только впоследствии могло быть надлежащим образом подтверждено фактическими данными. Знакомясь с научно-философскими взглядами, невольно поражаешься его прозорливости. Мы уже указывали на то, что Фарадей раньше всех ученых высказал в категорической форме мысль о единстве сил природы, хотя в то время он мог располагать далеко не достаточными данными для выработки подобной идеи. Едва ли не еще более поразительны оригинальные воззрения его по некоторым другим вопросам. Любопытно, что Фарадей признавал действие всех физических сил на расстоянии, убеждение это было в нем крепко, он не расставался с ним до конца своих дней, а, напротив, все более укреплялся в нем по мере расширения своих открытий. Для Фарадея не представили бы ничего удивительного новейшие открытия в области психического влияния на расстоянии (телепатия), с таким упорством отвергаемые многими современными учеными. Для него в этом отношении вопрос был уже предрешен тем очевидным фактом, что сила тяготения оказывает свое воздействие, несмотря на неизмеримые расстояния тел притягивающих от тел притягиваемых; так как все силы, действующие в мире, были для Фарадея лишь видоизменением одной силы, то они должны обладать и одинаковыми качествами, а стало быть, и способностью действовать на расстоянии. Весь вопрос только в степени этого действия.
Еще более достойны внимания взгляды Фарадея на линии силы и эфир. Существование эфира для большинства современных ученых – факт, стоящий вне всякого сомнения. В глазах этих ученых эфир – уже не гипотеза, принятая для лучшего выяснения и объединения известного ряда явлений, а действительная материя, по своему слишком тонкому строению недоступная внешним чувствам; зато изучение проявлений сил, носителем которых является эфир, дает возможность ознакомиться с важнейшими свойствами его, и действительно – теперь мы уже знаем их. В настоящее время эфир заменил собою все гипотетические жидкости, которые некогда предполагались для объяснения явлений света, теплоты, электричества, магнетизма и других сил; носителем всех физических сил является один эфир. Это воззрение, к которому наука пришла, главным образом, после опытов Герца над электричеством, находится целиком в одном из сочинений Фарадея. Если допускать существование эфира, говорил он, то необходимо признать, что через него действуют все физические силы, а не какая-нибудь одна, ибо все силы, в сущности, представляют одну силу, а потому и могут действовать через одну среду. Но у Фарадея было еще и другое воззрение, которое теперь в науке заброшено, но которому суждено, может быть, сделаться рано или поздно господствующим. Воззрение это делает совершенно излишним существование какой-то особой, недоступной нашим чувствам материи – эфира. На основании этого воззрения сила действует по линиям, имеющим особую, определенную для каждого проявления энергии форму, которой соответствуют превращения одной формы энергии в другую. Направления этих линий и их колебаний постоянны для каждого вида энергии – силы тяготения, света, теплоты, электричества, магнетизма. Фарадей был сильно привязан к этим “линиям силы” и сделал многое для их изучения. Всего более он поработал над изучением линий проявления магнитной силы и в этом отношении достиг замечательных результатов. Он мог начертить линии магнетизма и, пользуясь ими, строил крайне своеобразные, оригинальные снаряды, при помощи которых проявлял действие магнитной силы, а также действие индуктивных токов, где на первый взгляд нельзя было предполагать этого действия, между тем как Фарадей заранее предсказывал его. Великий ученый работал также над изучением линий электричества и, пользуясь ими, производил опыты, о которых мы говорили выше и которые в наше время повторены Герцем как нечто новое. К сожалению, после Фарадея вопрос о линиях силы был оставлен и остается доселе в полном пренебрежении.
Выставив в виде своих “линий силы” мощное оружие против теории, принимающей существование эфира, Фарадей еще более сильно вооружался против другой общепринятой гипотезы – атомистической теории. Само слово “атом” кажется ему крайне странным. “Я не встречал никого, – говорит Фарадей в “Рассуждении об электрической проводимости и природе вещества”, – кто бы был в состоянии отличить атом от обыкновенно сопровождающих его обольстительных представлений; без сомнения, слова определенные отношения, эквиваленты и им подобные, выражающие все факты из так называемой атомной теории в химии, потому не отбрасывались, что не были достаточно определенны и не выражали всего представляющегося в уме при употреблении слова атом”. Представление об атомном составе тел предполагает существование между атомами чего-то нематериального, отделяющего атомы один от другого, – так называемого пространства. Но нетрудно показать, что это допущение пространства, без которого атомы перестали бы быть атомами и слились бы друг с другом, ведет прямо к нелепостям. “Рассмотрим, – говорит Фарадей, – случай электрического непроводника, например гуммилака, с его молекулами и межатомным пространством, охватывающим всю массу. В этом случае пространство должно действовать как изолятор; если бы оно было проводником, то походило бы на тонкую металлическую ткань, пересекающую гуммилак во всех направлениях. Здесь пространство существенно походит на черный сургуч, заключающий и изолирующий частицы угля, электрического проводника, рассеянного по всей массе. Следовательно, в случае с гуммилаком пространство действует как изолятор. Теперь возьмем случай металла, то есть проводника. Здесь, так же как и прежде, мы имеем пространство, окружающее каждый атом. Если бы оно было здесь изолятором, то передача электричества от атома к атому не могла бы существовать; но передача происходит, следовательно, здесь пространство – проводник”. “Это рассуждение, – добавляет Фарадей, – совершенно разбивает атомную теорию, потому что если пространство – изолятор, то оно не может существовать в проводниках; если же оно проводник, – то не может существовать в непроводниках (изоляторах)”.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});