сытость сделали свое дело, постепенно он разговорился. До сей поры Эрвин не давал себе труда присматриваться и прислушиваться к нему. Он питал к Луису ощутимую антипатию и предпочитал держать его на расстоянии. Не то, чтобы Луис чем-то не угодил лорду. Все дело в диспозиции, как сказал бы герцог Ориджин. В той диспозиции, которую занимал Луис по одну сторону двери в то время, как по другую сторону этой самой двери старый герцог смешивал с грязью молодого герцога.
Однако сейчас, под вкус шиммерийского вина, Луис показался Эрвину весьма забавным человечком. Механику едва ли исполнилось двадцать пять. У него были волнистые волосы цвета соломы, наивные зеленые глаза и веснушки на щеках. Он стеснялся и становился комично рассеян: совал в рот нож вместо вилки, пытался хлебнуть из опустевшего кубка, невпопад всхохатывал и постоянно просил прощения за что-нибудь.
Как выяснилось очень вскоре, Луис Мария был влюблен. Где-то в Землях Короны его ждала девица, которую механик называл не иначе, как «моя леди». Он не ставил за цель похвастаться, а, кажется, просто не мог не говорить о своей даме сердца. Со слов Луиса выходило, что «его леди» — нежное большеглазое тщедушное создание, сродни горной лани. И только слепой мог бы не заметить, что «его леди» — прекраснейшая из женщин на свете!
— Молодой человек, давеча вы были среди гостей на свадьбе в Первой Зиме, — с некоторой насмешкой заметил Филипп. — И, конечно, видели сестру лорда Эрвина — леди Иону. Что же тогда вы скажете о женской красоте?
— Милорд, вы меня простите, — смешался Луис и покраснел до кончиков ушей, — я ничего плохого… Вы не подумайте, милорд, я в высочайшем… в глубочайшем восторге и в полном почтении к леди Ионе! Но если бы вы видели мою леди, милорд, то вы бы поняли! Она…
Луис растерялся, пытаясь подобрать слова.
— …моя леди, она — как тончайшее белое кружево, как лебяжий пух! К ней даже боишься прикоснуться! Мне все кажется, что мои руки слишком грубы, чтобы коснуться ее кожи, а мои слова слишком… слишком неуклюжи для ее слуха. Боюсь даже дохнуть в ее сторону. Вот, кажется, вдруг подую — а она погаснет, словно огонек свечи! Такая она, милорд!
— Это скверно, молодой человек, что боитесь прикоснуться, — со знанием дела вставил Филипп. — Девицы любят, когда к ним прикасаются, и чем грубее — тем лучше. Схватите ее покрепче, молодой человек, и она тут же растает.
— Нет, нет, что вы! — в ужасе вскричал Луис. — Я ни в коем случае, у меня исключительно чистые помыслы! Как только вернусь из эксплорады, тут же попрошу руки моей леди. Только бы боги были милосердны и уговорили ее согласиться! Если хотите знать, мне и деньги-то нужны, чтобы составить достойный выкуп за невесту. Потому я и в путешествие нанялся!
— Ради выкупа-то? — Филипп хохотнул. — Что за чушь! Вы бы лучше на эти деньги купили ей парфюм или брошь жемчужную — тогда-то девица падет в ваши объятия. А сватовство — это потом успеется. Свататься будете, когда сударыня уже иссохнется, изойдется от тоски по вам. Тогда она своего папеньку уговорит и безо всякого выкупа за вас пойдет. Уж будьте уверены, молодой человек!
— Вы говорите ужасные вещи, сударь! Поверьте, что я питаю к моей леди самые чистые и высокие чувства, и никогда себе не позволю…
— Чтобы вы знали, молодой человек: высокие чувства — это признак мужского бессилия.
Эрвин слушал, не вмешиваясь в их перепалку. Механик со своей щенячьей влюбленностью оказался прекрасным развлечением, вполне способным развеять походную скуку. Ирония заключалась уже в самом его присутствии здесь: как только угораздило это двуногое чудо оказаться в походе с четырьмя десятками головорезов?..
Начинало темнеть. Неаппетитные запахи из солдатских котлов и оживленные голоса греев говорили о том, что остальные члены отряда наконец тоже приступили к трапезе. Эрвин высмотрел кайра Джемиса: тот прохаживался вдоль восточного края лагеря, серая овчарка лежала невдалеке, переводя голодные глаза с котла на хозяина — и обратно к котлу. Прелесть первой вахты состоит в том, что часовые вынуждены дежурить с пустым желудком и глотать слюни от запахов чужой еды. Лишь после полуночи, сменившись с вахты, можно будет перекусить холодными объедками.
Кайр Джемис поймал взгляд Эрвина и положил руку на эфес. Традиционный жест бдительности часового смотрелся в данной ситуации весьма двусмысленно. Потом Джемис перевел взгляд на Луиса и качнул головой — коротко, но красноречиво. Он, низкородный южный сопляк, жрет лакомства с вашего стола, милорд, пока я — славный рыцарь и ваш соотечественник! — захлебываюсь слюной. Эрвин подмигнул Джемису: то-то же, делай выводы.
Когда он вновь прислушался к разговору, тема уже переменилась, разногласия между Луисом и Филиппом были забыты.
— Моя леди, сударь, она без ума от столичной жизни, — рассказывал механик барону. — Бедняжка всего единожды была в Фаунтерре, и то лишь месяц, но с тех пор все время вспоминает! Она будет так рада, если я смогу рассказать ей что-то о столице. Ведь вы жили в Фаунтерре, сударь? Знакомы ли с владыкой? Каков он? Как проходят приемы?
— Наш владыка Адриан — великий человек, — со значением изрек Филипп. — Раз в столетие посылают боги на Землю такого правителя. То, что нам кажется незыблемым и вечным, для Адриана — не преграда. Если на его пути окажется море, он скажет: «Копайте здесь и здесь», — и будут копать, пока море не стечет и не исчезнет. Все в нашем мире подвластно желанию императора. Воля владыки — самое твердое, что есть на свете. Все остальное вынуждено подстроиться под нее, как молоко принимает форму кувшина, в который налито.
— А дворцовые приемы? Правда ли они столь великолепны, как рассказывают?
— Молодой человек, я не видел ничего великолепней и блистательней, чем двор владыки Адриана!
Эрвин повел бровью. Он не встречал Филиппа ни на одном из множества балов, устраиваемых Короной, да и сам барон Лоуферт не очень-то напоминал персону из высшего общества. Механик, однако, принимал повествование Филиппа за чистую монету.
— Расскажите, прошу вас, во всех подробностях. Я постараюсь запомнить для моей леди все-все мельчайшие детали!
Филипп рассказал, обращая особое внимание на женскую сторону вопроса. Какие девицы бывают на балах, во что наряжаются, как себя ведут, и — в особенности — как они падки на зрелое очарование уверенного в