Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я размышлял в таком невеселом духе, а старик продолжал пялиться.
Затем он медленно отвернул голову. Вторично издал булькающий звук, изрек:
– А ты… помнишь?
Сперва я не понял. Затем проследил за его взглядом. В мутноватой реке дрогнул, пуская вокруг себя концентрические круги, и ярко блеснул поплавок.
Тот самый. Из бальзы, импортный, японский. Отлично сохранился.
Его, вместе с пригоршней других снастей, я выписал к первомайским праздникам, по специальному каталогу, истратив значительную часть своей стипендии. Отправил старику по почте. Тот ответствовал вежливой благодарностью, к письму приложив славную безделушку из белого металла – запонку, а может, фибулу, в национальном вкусе глубоководных. Безделушка вскоре потерялась при очередном переезде – с одной съемной квартиры на другую. Тогда я вовсю пытался избавиться от родительской опеки, а денег катастрофически не хватало.
Стало быть, и впрямь понравился ему поплавок… Стало быть, старик Тритон не забыл меня.
Глупо было рассчитывать на объятия и энергичные похлопывания по спине – это не в характере его народа. Но я отчего-то расчувствовался. Сам вид старика – оцепенелый, сонный и неизменный, несмотря на прошедшие годы. И руины позаброшенного симхоза… Поскрипывание сосен, жужжание последних осенних комаров – всё это растревожило меня. Я не знал, что сказать.
А потому сказал то, что занимало мои теперешние мысли:
– Беда, дедушка Тритон… Ульяна пропала.
Он вновь посмотрел на меня. Глаза его были пусты и безучастны, как всегда.
Пижва – ВерденбрюкИнтуиция меня не подвела!
Ульяна оказалась куда более внимательной к старику, чем я. Может, потому что была женщиной. Может, в отличие от меня, так и не повзрослела? Не захотела взрослеть… Я ограничился парой открыток и набором рыболовных снастей. Она же посылала Тритону открытки из каждой новой поездки. Отец ее, до недавнего времени, был «невыездной», и тень мрачных тайн, доверенных ему государством, отчасти падала и на дочку. Выезд за границу ей был заказан… До недавнего времени.
По Союзу она ко времени нашего знакомства уже поколесила: страстная путешественница, завзятая туристка, судя по коллекции открыток, имевшейся у старика, – она продолжала странствовать. От Таллинна до Ташкента, от Коктебеля до Мурманска – и когда только успела?!
Верхняя карточка в пачке, которую вручил мне Тритон, изрядно отличалась от остальных.
Строгие вертикали готического шрифта, строгие вертикали древних крепостных стен и выглядывающего из-за них (строжайшего) готического шпиля; штамп с раскинувшей крылья хищной птицей, сжимающей в лапах обрамленный венком солнцеворот…
Город Верденбрюк, Нижняя Саксония, Великогерманский рейх.
Отправлено полторы недели назад.
И каким ветром тебя туда занесло?!
Всё, что заботило меня теперь, – заполучить у Кожухова командировочные и официальное прикрытие, не вдаваясь в подробности, как именно мне удалось выйти на след. В конце концов, у нас есть право не выдавать свои источники. Шеф на моем месте наверняка поступил бы так же.
* * *Крамер начинал день с кофе, изрядно разбавленного киршем, заканчивал – шнапсом, слегка разбавленным пивом. Стуча клавишами архаического «ундервуда», воплощал на желтоватой канцелярской бумаге проникновенную любовную лирику, которую без успеха рассылал по местным издательствам. В теперешние годы в рейхе любовная лирика была не в чести. Арийцы погрязли в волнах западного «палпа» и «хардбойледа». Крамер получал отказ за отказом.
Окна его квартирки выходили на прореженный осенью садик. В прорехах ржавой листвы виднелись надгробия и кресты. Этажом ниже квартировала производившая их мастерская.
Работал Крамер в специальной лечебнице для душевнобольных, под патронажем Рейхсминистерства науки, воспитания и народного образования. Сюда со всей Германии стекались самые сложные случаи психозов и нервных расстройств, связанных с Мифами.
Товарищ Кожухов непременно подчеркнул бы, глядя поверх очков: «Местечко как раз для тебя, Свиридов».
С таким видом из окна и такой работой неудивительно, что Крамер постоянно искал случая убежать – то на дно бутылки, то в свои сентиментально-лирические литературные опыты.
Убежать «всерьез» у него бы всё равно не вышло.
МГБ заслало его сюда в те достопамятные дни, когда в рейхе еще были живы отголоски «Берлинского Усомнения», а кое-где могли отыскаться ставшие теперь историей проповедники чистоты крови и любители приложить линейку к чужому черепу.
С тех пор утекли реки кирша, разбавленного шнапсом. Германия изменилась, мир менялся с каждым днем, а Крамера всё не отзывали.
Он был рад мне: как радуется новым лицам отчаявшийся ждать спасения робинзон. Даже если новое лицо, которое он видит, – черно как ночь, густо раскрашено белилами, а в ноздри его приплюснутого носа вдета косточка.
– Ты хоть понимаешь, как сильно я рискую? – с безумной радостью вопрошал Крамер, выруливая на трассу.
Он сам забрал меня из Ганноверского аэропорта, куда я прибыл на восьмимоторном «Эрихе Цанне», в 6:30 по Москве.
Та срочность, с которой шеф выправил мне билеты, командировочные и прикрытие (чудесно спасшийся от простуды селекционер, отставший от советской делегации, ее ключевой участник на ежегодной сельскохозяйственной выставке), – напугала меня всерьез.
Мы с Крамером рисковали оба.
Наш контакт был частным и несанкционированным. Взаимоотношения МГБ и КомИнфа еще со сталинских времен были сродни отношениям гвардейцев кардинала и королевских мушкетеров в романах Дюма. Вроде бы и делаем одно дело, и присяга, и одна страна на всех – но друг друга никогда не переваривали.
На мои отношения с Крамером это не распространялось. Ведь мы вместе бродили по мелководью Пижвы, в драных ватниках и тесных резиновых сапогах, выгребая бреднем вонючую жижу. Вместе кормили комаров и травились «солнцедаром». Это было – настоящее. Всё остальное – просто политика, к черту ее.
В нарушение всяческой служебной этики и соблюдения секретности я выложил перед ним все карты.
– Гребаный ты же свет, – сказал Крамер с легким немецким акцентом. – Вот это поворот сюжета!
Ульяну он, конечно же, не помнил. Он давным-давно потерял порядок и счет своим женщинам, куда уж там до «моих». Зато про историю с Подольским был наслышан в подробностях.
– Ты в курсе, чем он занимался? – спросил Крамер, выворачивая руль.
Гнал он так, что меня вдавливало в пассажирское кресло. Двухместный спортивный болид, детище «Мерседес-Бенца», ярко-красный и ревущий, как истребитель, не очень вязался с «легендой» медика-энтузиаста, прозябающего в провинции в целях науки, воспитания и народного образования… Но Крамеру на это было плевать. Он давным-давно устал бояться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Город тысячи богов (СИ) - Кожин Олег Игоревич - Ужасы и Мистика
- Мифы Ктулху - Говард Лавкрафт - Ужасы и Мистика
- Книга потерянных вещей - Джон Коннолли - Триллер / Ужасы и Мистика / Фэнтези