филией. Даже те, прототипы которых были лично неприятны Льву Николаевичу (Победоносцев, скажем). Можно соглашаться или не соглашаться с анализом и выводами Толстого, но нельзя не согласиться с тем, что у него, даже в обличениях его, ум светлый, и только светлый. Толстовская критика всего и вся – не интеллектуальная критика, а взгляд мудрости и душевной искренности на все, что происходит вокруг.
Вызываемая филическими потоками темного разума интеллектуальная критика всего и вся не нацелена на положительное решение подвергаемого остракизму положения дел. Она вытравляет мудрость из людей; да так, что она не может пустить корни и стать правящей.
По своей природе она вытравляет разум-мудрость не хуже легкомыслия. У людей темного ума нет и не может быть программ, основанных на мудрости и соответствующем знании человека. Они – умники, служат таланту темного интеллекта, и для сохранения самочувствия талантливости готовы поддержать все что угодно. Среди них есть люди подлой мысли. Подлость мысли заразительна, тем более когда одета в одежды науки, социологии, психологии, религии. Соприкосновение с подлой мыслью небезопасно.
3
Кроме склонного к избыточности рабочего зла, в человеке есть зло демоническое. Следы его, бывает, прочитываются на лицах людей. Что им нужно от себя? Что нужно им от нас? Они пришли в эту жизнь, чтобы погибнуть в ровной злости, изойти в холодной ненависти, спокойно гася Свет в себе и во всем, где Свет светит. И все это исключительно по одной вольности Зла в себе, по холодной злобе на себя, по презрению ко всему и всем, по «праву на бесчестие» и представившейся возможности это право осуществить на практике. И это у них не настроение, а мотив их жизни.
Людей демонического зла мы будем называть сдомами.
Натура сдома требует зло гадить в этом Мире. Мерзость необходима ему для полноты самоощущения. Основная черта его поведения и движущая им душевная потребность – глумление и глумливость. Он грабит или насилует не столько для того, чтобы завладеть чужим имуществом или удовлетворить половое влечение, сколько для того, чтобы при этом совершить акт глумления. Сдом может «просто так» убить, засыпать колодец или спалить дерево в пустыне.
Сдом не просто унижает и губит другого, он унижает и уничтожает, как питается, утоляет свой психический голод изничтожением ненавистной ему стилистики всякого человека. Довести человека до полного обезволивания, до полного погашения образа человеческого, психически растоптать его, дает сдому такое же удовлетворение и успокоение, какое дает любовь. Сдом – носитель жуткой любви, для удовлетворения которой необходимо мучить и унижать предмет любви. Если для этого необходимо измучить человека физически, то он его мучает. Есть мужья, которые доводят до такого состояния жен и психически счастливы.
Внутренний мир сдома не только пользует высшее для нужд низшего, но и пытается в глумлении и унижении превратить высшее в то, что ниже низшего. Он – вывернут сам и стремится перевернуть человеческую жизнь так, чтобы высшее в ней стало низшим и низменное – сверхчеловечным.
Сдом – тот, у кого высшая и низшая душа как бы поменялись местами, у кого низшая душа – высшая, а высшая душа – низшая. Сдом – человек порочной и самовольной Самости. Сдом смотрит на каждого как на свою добычу и жертву.
Порочное лицо сдома наживается им не обязательно в преступлениях, даже самых страшных, а существованием в пороке. Не прелюбодеяние, а постоянное нахождение в состоянии прелюбодеяния. Не обман, а жизнь в обмане. Человек попадает в категорию сдома благодаря сдомскому образу внутренней жизни, а не только сдомским деяниям.
Адам и Ева обрели некий сугубо человеческий взгляд на себя и друг друга, от которого им стало стыдно. Сдом не знает ни стыда, ни позора, он мало что бесноватый и растленный, он демонстративно презирает совесть и стыд в человеке. Милосердие, жалость, добролюбие для сдома нечто постыдное, род слабости или самоунижения. Он предпочитает глумливость в качестве сарической воли и ее самодемонстрации. Отсюда его перевернутая мораль и геройство этой морали.
Корень сдома мистически изъят из Замысла на человека. Он знает, что пришел только сюда, только в земную жизнь, первый и последний раз. Его чувство себя, вся его психология и поведение определяются этим.
В крайнем выражении сдом любит убийство, возбуждается смертью, и не только смертью другого, но и смертью вообще, в том числе и своей собственной. Образы кровавых мучений и умирания притягательны для него. Образы эти выражают его сущность – выход из существования.
Сдом живет без имени, он лишен Имени собственного, которое заменено кличкой, прозвищем, именем нарицательным. В отличие от исходного филического неукоренения, именное укоренение Сдома «истреблено с лица земли». Сдому необходимо, если и не вновь укоренить себя, то заявить о себе в качестве личности, действующей в составе продолжающего быть человечества. Разумеется, это у него всегда обретает уродливые формы. Но иначе, не уродливо, явить себя личностно – псевдоличностно – сдом не может.
Сдом находит черный вход в души людей. С ним небезопасно вступать в общение. Он имеет силу внедряться в другого. Или хотя бы вызвать омерзение и тем все же испоганить другую душу.
Библейское государство Содом было полностью заражено сдомским духом – да так, что в пяти его городах не нашлось и пяти праведников. Темное сдомское «мы» – не толпа убийц и грабителей, а весьма хорошо организованное сообщество, основанное на жестких моральных установлениях, на морали наоборот, и решающее свои особые задачи. Каждый содомянин в каждый момент должен был быть настороже и избегать возможности стать объектом издевательства и насилия; с другой стороны, он сам мог и должен был участвовать в глумлениях на законных основаниях.
По преданию, над чужеземцами в библейском Содоме разрешалось совершать все, что могло утолить интерпсихическую ненависть его законных граждан. Иного рода общение с чужеземцами каралось. Пригласивший чужака в гости в наказание публично раздевался догола. Особое отношение было к нищим и голодным. Им подавали, но не хлеб, а специальную монету, надписанную владельцем, который только и мог отоварить ее. На глазах у всех бедняк с деньгами медленно умирал голодной смертью, после чего каждый содомянин брал свою монету обратно.
Содомянин должен был подавлять всякое чувство сострадания в себе. Это моральный постулат содомского общества. Содомский юноша не мог уступить старому или больному, ибо он тем самым проявит слабость и рискует потерять положение в содомском сообществе.
Воровство (и, надо думать, коррупция) в Содомском государстве – законная и уважаемая деятельность. Половая распущенность и циничное отношение к женщине государственно поощрялось. Разврат во всех содомских городах был открытым. Не существовало никаких запретов на информацию о жизни отдельной личности. Что, в частности, было нужно для осуществления привилегий (в основном привилегий на