Читать интересную книгу Проблемы теории романа - Георг Лукач

Недавно мы пережили огромную потерю — от подлой руки убийцы пал тов. Киров. Глубокое горе всей страны переживает каждый из нас и как свое личное горе. Ненависть к гнусным убийцам есть и наша личная ненависть к ним. Это единство стремлений, мыслей и чувств социалистического общества и его строителей достигает в наше время исключительной силы. Горе и радость нашей страны есть личное горе и личная радость каждого из нас. Это и есть та почва, на которой с необходимостью вырастают эпические элементы нашего социалистического реализма. Не видеть этого процесса и не знать, как он отражается в литературе, это значит проглядеть чрезвычайно существенное в самой нашей жизни.

Прежде чем закончить, я позволю себе еще одно замечание о "борьбе на два фронта" в искусстве Возрождения. Тов. Лукач выступил здесь против той либерально-буржуазной теории прогресса, которая считает, что люди, которые в эпоху Возрождения критиковали феодализм, всей душой приветствовали нарастающий капитализм со всеми его свойствами и что иначе и быть не могло. В действительности это далеко не так просто. Вспомните Шекспира, он совсем не восторженно относился к нарождающемуся капитализму: то же самое и Рабле и Сервантес. Укоренилась, например, о Сервантесе следующая мысль вульгарных социологов пока "Дон Кихот" высмеивает феодализм, мы ему можем сочувствовать как прогрессивной силе, но когда образ самого Дон Кихота, несмотря на его бессмысленные мечтания, высокие парения, становится привлекательным, надо скачать: "Сервантес тут не преодолел своего аристократизма; он нас увлекает в нехорошую сторону".

Колоссальная ценность Дон Кихота заключается в том, что по сравнению с пошляками буржуазного общества, но сравнению с трактирщиками, по сравнению с герцогами Санчо-Пансо и др. Дон Кихот стоит на большей высоте. Во всяком случае несомненно, что эта "борьба на два фронта" (тер. мин условный и не слишком удачный) имелась в искусстве Возрождения и гак раз эту его сторону замалчивала либерально-буржуазная история литературы, с точки зрения которой получалось, что все, что было до капитализма;- все сплошь черно; все же, что относится к буржуазному прогрессу, — сплошь разумно и прекрасно.

Еще раз вспомните, как относился Шекспир к нарождению буржуазных отношений, как он относился к деньгам, к развитию овцеводства и обезземеливанию крестьян и т. д., вы увидите, что он совсем не в восторге от буржуазной действительности. Трагедия этих людей была в том, что у них не было объективной возможности найти выход, что не было еще той решающей силы, которая повела бы борьбу против всех уродств эксплоатации и гнета.

Л и ф ш и ц — Пора подвести некоторые итоги нашей дискуссии. Начало ее теряется в глубине веков и вокруг него начал даже слагаться эпос, в частности тот стенограммный эпос, с которого мы начали наше сегодняшнее заседание. Чтобы перейти от эпически-фантастических форм к более точным, разрешите напомнить о том. как мы оказались втянутыми в такую большую дискуссию. Мы собрались здесь для совершенно конкретного дела: нам нужно было обсудить доклад тов. Лукача. который имеет ряд достоинств, но вместе с тем и ряд существенных недостатков; недостатки эти нуждались в деловой критике, которой мы ожидали от тех, у кого можно было предполагать известные знания по истории и теории романа, от тех людей, которых мы и пригласили к участию в нашей дискуссии. Вместо этого, однако, возникла необходимость защищать принципиальные положения марксизма, отстаивать взгляды Маркса на искусство от воинственных выступлений против них.

Однако, из этой непредвиденной дискуссии мы можем извлечь большой урок теоретического порядка.

Мы спорили по ряду исторических и теоретических вопросов н обнаружилось, что эти, казалось бы, столь отвлеченные вопросы, как вопрос о жанре, о романе античном и романе средневековом, что все эти вопросы имеют живую политическую подкладку и спор о них быстро привел нас к самым реальным вопросам жизни.

Мы не зря придали этой дискуссии такой широкий характер. Это ведь не просто вытащенная снова на свет старая дискуссия. Не в этом ее значение, независимо от того, каковы были поводы для ее возникновения.

Выступления, направленные в основном против наших завоеваний в области марксистской теории литературы и искусства, прежде всего против утверждения непреложной роли и значения взглядов Маркса и Энгельса в этой области, _ эти выступления явились одним из симптомов, говорящих о том, как некоторые люди поняли поворот к конкретности в изучении искусства и литературы, настойчивое требование партии, чтобы литературоведы и критики отказались от абстрактной схоластики. Кое-кто пытается это истолковать как право каждою говорить что угодно н строить теории по собственному разумению. В ряде случаев можно наблюдать скатывание к буржуазному пониманию исторической конкретности. М этот буржуазно-меньшевистский тон в понимании исторической конкретности проявился у ряда лиц в настоящей дискуссии. Этот тон заставил нас насторожиться и выступить не только против прямых политических высказывании, которые были в речи В. Ф. Переверзева и от которых он сегодня отказался, но и против тех методологических подходов к теории литературы, которые были в его высказываниях и в выступлениях тех, кто его поддерживал.

Остановлюсь на нескольких поднятых здесь чрезвычайно важных вопросах. Первый — это вопрос о традициях и источниках, которыми пользовались основоположники марксизма-ленинизма при выработке своих взглядов на литературу и искусство.

Здесь говорилось об устарелости точки зрения Гегеля и Белинского. С этим мы конечно, согласны. Но я считаю необходимым напомнить вам о кое-каких фактах нашего теоретического развития для того, чтобы отбрасывание Гегеля и других представителей классической эстетики Переверзевым получило достаточно ясное освещение.

Взгляды В. Ф. Переверзева были, в сущности, лишь наиболее ярким проявлением той "РАНИОНовской социологии", непреодоленные элементы которой еще сейчас сказываются в самых различных формах у некоторых наших историков и теоретиков литературы. В период махрового расцвета этой псевдо-марксистской социологии сложился совершенно определенный взгляд на высказывания Маркса и Энгельа об искусстве, как на устаревшие, имеющие лишь биографическое значение и не являющиеся составной частью марксизма. Напомню статью в журнале "Искусство" меньшевика Денике; он прямо писал, что Маркс в истории искусства остался гегельянцем, что взгляд Маркса на античный эпос — это просто непереваренное гегельянство. Поэтому, когда мы услышали так много разговоров о непригодности, устарелости Гегеля. Белинского и т. д., мы насторожились, ибо было много случаев, когда под видом критики Гегеля и Белинского по сути дела критиковали основные положения марксизма в области литературы и искусства.

Что взгляды Гегеля и Белинского устарели, — это не вызывает у нас решительно никаких сомнений. Авторитет Гегеля не является для нас абсолютным ни в какой мере. Мы хорошо знаем, что Гегель был буржуазный идеолог, что в егo мировоззрении была масса реакционных и фантастических элементов. (Нельзя, конечно, забывать и того, что у Гегеля есть богатейший исторический материал и диалектический метод, хотя это метод идеалистической диалектики). Но вопрос не в том, чтобы признать устарелость или неустарелость точки зрения Гегеля. История от этой устарелой точки зрения пошла вперед, к пролетарской теории, к марксизму. Маркс и Энгельс критически преодолели Гегеля, отбросили его идеализм, разгромили учеников Гегеля, наиболее вульгарно представлявших его учение.

Но буржуазное развитие тоже продолжалось, продолжалось оно и после Маркса и Энгельса. И мы должны различать два этапа, две ступени в развитии буржуазной культуры, буржуазной идеологии: период, к которому относятся Гегель и Белинский, — это еще классическая ступень в развитии буржуазной идеологии, где содержалось масса ценного, — и дальнейшее развитие, которое повело буржуазную теорию от Гегеля к Ницше и представителям реакционной буржуазной историографии конца XIX и начала XX века.

Я утверждаю, что возражения товарищей, имена которых здесь всем известны, делались ими не против тов. Лукача, а против марксистских положений, содержавшихся в его докладе, причем их методологической основой были худшие буржуазные источники.

Для того, чтобы это не было абстрактным обвинением, разрешите показать, в чем тут общественно-политическое содержание вопроса. Тов. Лукач выдвинул положение, принадлежащее не лично ему, конечно, а марксизму, что буржуазное общество не в состоянии произвести искусства, подобного искусству античности, и прежде всего не может создать эпопеи, которая непосредственно изображает героическую действительность, большие общественные события; для буржуазного общества типичен тот род литературы, который исходит из жизни частного человека из обычной буржуазной прозы.