А она все оттягивала неизбежное. Кусая губы, сжимала в руках звенящую трубку, и почти молилась о том, чтобы телефон умолк. При этом отчетливо понимая, что ее молитвы останутся без ответа, и ответить на звонок ей все-таки придется.
В трубке тоже сначала была тишина. Очень долго. Та самая смертельная тишина, которая вот уже столько дней царствовала в квартире. А затем, уничтожая последние жалкие проблески надежды, прозвучал совершенно чужой голос самого родного для нее человека
– Лина… девочка… нас развели сегодня днем. Я пришлю тебе все бумаги…
Она не помнила, как нажала на кнопку отбоя. Или не нажимала? Сколько времени просидела на полу, не чувствуя ни затекших ног, ни раздирающей сухости в горле от неутихающих слез? Но когда какая-то неведомая сила подтолкнула ее к дверям ванной, уже не противилась этому. Только отрешенно смотрела, как убегают вместе со струями воды тонкие ленточки крови, стирая и боль, и память, и последние отблески сознания.
* * *
Это было почти не больно. Она равнодушно смотрела на разлетающиеся по раковине красные брызги, чувствуя, как с каждым мгновеньем тяжелеет голова. Стало так холодно, что девушку начало трясти. Полина привалилась к стене, машинально поворачивая кран с горячей водой на полную мощность, чтобы хоть немного согреться. Хотя, зачем? Все равно уже все кончено… Мирон не вернется…
Мысль о муже ворвалась в мозг, пробиваясь сквозь навалившийся туман. Она вдруг слишком ярко вспомнила нечеловеческую боль в его глазах на могиле Дениса. Что же с ним будет, когда он узнает о ней?
Упала, больно ударившись головой о край раковины. Захлебнулась внезапно накатившейся тошнотой. Раненая рука онемела, а пальцы здоровой почему-то отказывались слушаться. Никак не удавалось обхватить разрезанное запястье. Девушка сорвала резинку с волос, уже почти на ощупь натягивая ее выше разреза. Показалось, или она действительно услышала крик? Какое-то лицо, чьи-то руки, трясущие за плечи… Она знакома с этим человеком? Откуда он знает ее имя?
Что-то тяжелое обрушилось на лицо. Странно, казалось, что больно уже не может быть. Почему же сейчас кожа горит от его пальцев?
– Не спи! Не спи, я сказал! Полинка!
Он снова ее ударил, заставляя открыть глаза. Вспомнить никак не получалось… Но ведь она точно видела его когда-то…
– Не спи-и-и!!!!
Она летит? Нет, ее несут куда-то. Не Мирон… Совсем другой запах, не те руки…
– Не хочу… умирать…
В ответ прозвучал злой, почти звенящий от ярости голос:
– Сейчас ты не умрешь. Я потом сам тебя прибью… когда очухаешься. Ненормальная!
Лица было не видно, но перед глазами мелькнул тонкий шрам на ключице, проступающей в вороте рубашки. Она вспомнила.
– Кирилл?
Брат почти швырнул ее на диван.
– Дуреха! А если бы я не успел? Если бы приехал хоть немного позже? Ты хотя бы понимаешь, что чуть не натворила?
Мыслей уже не было. Почти. Девушка все-таки опустила отяжелевшие веки, шепча, теряя сознание:
– Не говори ничего… ему…
* * *
Опять больница… Она узнала запах медикаментов, еще ничего не видя. Значит, жива. Во рту так сухо, что казалось, будто язык прилипает к небу. Полина открыла глаза и тут же снова зажмурилась, ослепленная ярким светом, болью ударившим по вискам. Действительно, что же она наделала!
Чья-то рука коснулась ее ладони, успокаивая.
– Лежи тихонько. Сейчас не надо резких движений.
Вторая попытка посмотреть вокруг оказалась более удачной. Девушка поморщилась от пульсирующей боли, однако находиться в темноте больше не хотелось. Осторожно перевела взгляд на фигуру мужчины возле кровати.
– Как ты меня нашел?
Кирилл был зол. Слишком. Но эта злость смешивалась с нескрываемым облегчением.
– Твое счастье, что врач велел находиться в покое. Иначе я взгрел бы тебя по первое число.
Она растянула губы в жалком подобии улыбки.
– Не злись… Я с трудом соображала, что делаю.
– Ты вообще не соображала, – мрачно уточнил брат. – В думающей голове подобный бред возникнуть просто не мог.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Полина задала самый волнующий вопрос:
– Мирон… не знает? …
Кирилл покачал головой.
– Я не смог до него дозвониться. А в квартире он не появлялся. Что у вас случилось?
Девушка скривилась, чувствуя снова набегающие слезы.
– Он со мной развелся…
– ЧТО???
Брат не ожидал услышать ничего подобного. За то время, пока просидел сначала под дверями реанимации в ожидании вердикта врача, а потом в палате возле накачанной лекарствами сестры, успел передумать многое. В сотый раз набирая номер зятя, слышал лишь об его отсутствии в сети. Когда сутки назад Мирон неожиданно появился в его квартире, Кирилл вообще ничего не понял. Смотрел растерянно на изможденное, бесцветное лицо мужчины, на ключи в протянутой руке, которая, кажется…, дрожала? Да нет, ему показалось. Просто в прихожей было темно, а у него от долгой работы за компьютером слишком устали глаза. «Заехать к Полине? Ладно, он заедет, все равно давно хотел повидать сестренку…»
Мирон ушел также быстро и неожиданно, как и появился, оставив его в недоумении, с необычной тревогой в сердце, нарастающей с каждой минутой. Как оказалось, не случайной.
Сейчас, держа в руках тонкую перебинтованную ладошку, Кирилл не мог поверить в то, что рассказала ему Полина. Слушал ее сбивчивый, надрывный рассказ, сжимаясь от собственного бессилия, от невозможности что-то поправить. При этом не переставая благодарить судьбу за то, что успел вовремя.
– Линка… это жутко… но не стоит того, чтобы вот так… – он кивнул на ее руки. – Нет у тебя такого права, как бы ни было тяжело…
– Я не хочу, чтобы он знал… Никогда... – здоровой рукой ухватилась за его плечо. – Пообещай, что ничего ему не скажешь!
Мужчина хмыкнул.
– Он не слишком-то расположен со мной общаться…
– Дай мне слово!
Кирилл коротко кивнул, хотя требование сестры было совсем не по душе.
– Я не скажу… Только… ну и надурили вы, ребята. Даже не знаю, кто больше. Вам бы сейчас вцепиться друг в друга, не отпуская никуда, да раны зализывать. А вы… Он – за развод, ты – за лезвие… ****
Вырвавшееся из уст брата ругательство настолько шокировало Полину, что она на мгновенье забыла обо всем остальном.
– Кир? И это говорит профессор литературы?!
Он вскипел.
– Да причем здесь профессор?! Это сказал твой брат, который полдня отмывал вашу квартиру от крови! Ты представить себе не можешь, что я пережил за эти дни! И как мне хочется свернуть тебе шею!
– Так сверни… Что тебя останавливает?
– Глупая… Ох, глупая ты моя… – обнял осторожно, чтобы не зацепить капельницу. – Все будет хорошо, Линка… Ты справишься…
Девушка вдруг снова напряглась.
– Какое сегодня число?
– Двенадцатое… Почему ты спрашиваешь?
Она попыталась приподняться на постели, но тут же рухнула назад. Сил еще совсем не было.
– Сегодня… суд. Поезжай туда, пожалуйста… Его должен хоть кто-то поддержать.
– Конечно… – брат недовольно хмыкнул. – Ему поддержка гораздо важнее, чем тебе, – но увидев навернувшиеся на глаза Полины слезы, кивнул: – Да поеду я, поеду. Не вздумай только снова реветь.
Вернулся лишь к вечеру, уставший, раздраженный произошедшими событиями. Даже ему, наблюдающему со стороны, эта история вымотала все нервы. Думать о том, что чувствуют сестра и ее муж, было вообще невыносимо.
Полина, естественно, не спала. Могла бы, кинулась навстречу.
– Что?
Он постарался не замечать застывшее в воспаленных глазах опустошение. Грустно улыбнулся.
– Как все прошло? Не мучай меня…
– Нормально… Его оправдали. Ну, Линка, мы же договаривались, что ты больше не будешь плакать.
Она давилась слезами, тщетно пытаясь остановиться, задыхалась от облегчения, смешанного с непроходящей болью. Мирон не виновен… Только к ней все равно не вернется… потому что гораздо раньше уже сам вынес себе приговор.