Их просто ВЫНЕСЛО. Они хохотали до слез, хлопали себя по коленям и выдавливали одобрительные восклицания типа: «круто», «чума» и «пипец». Меня самого так растащило, что под конец я даже выдал небольшой экспромт, не предназначенный для исполнения со сцены:
— Я чувак на районе известный / Тем, что шишак у меня интересный. / Бьет малафья, как из грозного штуцера, / В аццкий восторг, бля, приходит вся шушера. / Би крут неимоверно, Би — супераппарат. / Все лейблы побережья писать его хотят, / Но Денди Лайонз платит реальное бабло, / А если кто-то против, получит щас в табло! / Йоу, йоу, йоу! В табло, бля! Точняк!
Я завершил читку известным жестом с демонстрацией среднего пальца, как это делают некоторые рэперы. Зал стоял на ушах.
— Да, Моско! — прохрипел Тедди сквозь смех. — Это было сильно!
— Это да, — подтвердил Йо-Йо Па.
— Да, нигга. Неплохо. Очень даже неплохо, — сказал Орал-Би. — Прими респект.
— Тебе понравилось? — тупо спросил я, чувствуя себя победителем на белом коне. Пусть даже и очень укуренным победителем, тупящим вовсю.
— Не то слово, бро. — Орал-Би замолчал, слушая музыку и подергиваясь в такт ритму. — А хороший музон. Зажигает. Что-то как-то меня растащило. Ща буду делать фристайл. А, братан? Сделать фристайл? — спросил он у Йо-Йо Па.
— А че, дело хорошее, — важно кивнул Йо-Йо Па, тоже дергая головой в такт ритмичному рэпу. Я подумал: «А может быть, лучше не надо?» Даже по сильной укурке я понимал, что Орал-Би на фристайл не способен. Просто ему не дано. Собственно, поэтому я и пишу ему тексты. Потому что он полный дебил. Хотя, с другой стороны, было бы интересно послушать, как он будет пытаться изобразить что-нибудь этакое в «вольном стиле». Главное, не рассмеяться. Иначе они меня грохнут. Прямо здесь и сейчас.
А это уже не смешно.
Орал-Би запрокинул голову и облизал губы, готовясь к рифмовке экспромтом.
— Так, так, так… Ну че? Все готовы? Щас. Щас, щас, щас. Значит, так… э… ну, ладно, погнали… Так… так, так… щас… В общем, меня зовут Орал-Би, и ты мне мозги не еби. А че?! Неплохо! Давай, Толстый. Читай фристайл. — Он обернулся ко мне и передал воображаемый микрофон. Так я и думал. Фристайлщик из Би никакой. Они все смотрели на меня, все трое. Ждали, когда я начну рифмовать.
— Хочешь, чтобы я сделал фристайл?
Я знаю, как писать тупой рэп. Дайте мне ручку, блокнот, словарь рифм и хотя бы минут сорок времени, и я напишу более или менее приличный текст. «Приличный», понятно с поправкой на то, для кого я пишу. Но я не могу сочинять на лету. Тот небольшой экспромт, который я выдал под конец читки текста, получился случайно. Исключительно по укурке. Но я был не в том положении, чтобы спорить. Один тихий забитый еврейский мальчик в одной машине с тремя суровыми конкретными черными пацанами — не самый лучший расклад для плодотворной дискуссии.
— Ага, бро. Хочу, — сказал Би. — Давай, захерачь нам фристайл. Чтобы мои братаны знали, куда идут мои баксы!
«Твои баксы идут прямиком в обувную коробку у меня в шкафу», — подумал я. Но вслух, разумеется, этого не сказал. Вслух я захерачил фристайл. Мне самому до сих пор непонятно, как я это сделал.
Я закрыл глаза и принялся, кивать головой в такт музыке.
— Так, так, так… Ну че? Все готовы? (Это стандартная процедура «разогрева» перед фристайлом.) Щас. Щас, щас, щас. Ну, ладно, погнали… Так… так, так… раз, два, три… Я у ниггера негр, пишу ему тексты. Это, наверное, даже уместно. А че бы мне призраком-то не писать? Если я белый, как призрак, но, блядь… Меня это, знаете, подзаебало, хотя чел он крутой, и мне платят немало.
Я старался сосредоточиться на рифмовке и более или менее попадать в ритм, но все же следил за реакцией публики, и мне было приятно услышать их одобрительный рев. Тедди Биззл, похоже, снимал меня на видеокамеру, встроенную в его навороченный мобильный телефон.
— Я укурен и весел, так что в жопу печаль. Мой кумир — Барри Уайт, мне траву обещал.
— ЙОУ! — публика билась в экстазе.
— Да, я толстый еврейский обжора неверный, / И свинину я ем очень даже кошерно.
— ХА-ХА-ХА!
— Он сказал: «Я ем кошерно свинину»! Ха-ха-ха!
— Я рифмую фристайл очень четко, на раз. Я умен и начитан, что твой пидарас.
— Ааааа! Чума!
— Я не порнозвезда, и мой болт — не с рессору, / Но всякая телка пойдет со мной без разговоров. / Потому что они знаю толк в правильных пацанах. / А которая не знает, пошла она нах.
— Ха-ха-ха!
— Мое слово дороже, чем все бабло Скруджа Макдака. А если не веришь, пойди отсоси, мазафака.
— ХА-ХА-ХА!
Композиция закончилась. Чему я был несказанно рад, поскольку мое поэтическое вдохновение уже начало иссякать. Если бы музыка продолжалась чуть дольше, я бы наверняка сдох. Даже в полном откате — а откат был неслабым, — в глубине затуманенных дурью мозгов все же брезжила наводящая панику мысль, что надолго меня не хватит.
Народу, похоже, понравилось. Судя по их одобрительным воплям и смеху. Я был горд собой и своим представлением. Повторюсь: мне самому до сих пор непонятно, как я это сделал. Не иначе, как по укурке.
— Круто, нигга, — сказал Орал-Би. — В натуре круто.
— Спасибо, дружище. Спасибо. — Я был искренне тронут. Тоже, наверное, по укурке. Орал-Би переключил трек на CD, и Йо-Йо Па затеял свой собственный фристайл. Он рифмовал плавно и без запинок. Но я не особенно вслушивался. Вернее, честно пытался слушать, но внимание рассеивалось, и звуки ускользали. Глаза закрывались, меня буквально срубало. И, наверное, все же срубило, потому что потом я очнулся от громкого крика мне в ухо:
— ТОЛСТЫЙ!
— Что? — Я открыл глаза и растерянно заморгал.
— Мы уже дома, дружище. Мы тебя подвезли. Ты как, в порядке? — спросил Орал-Би.
— Э… да, наверное.
Я плохо помню, что было дальше. Я кое-как выбрался из машины, вошел в подъезд, поднялся к себе на четвертый этаж, держась за перила. Все было словно в тумане — в мутном едком тумане. Ровно в четыре часа пополудни я вошел к себе в квартиру и — метафорически выражаясь — вляпался в очередную немалую кучу дерьма. А ведь до этого я был уверен, что хуже уже быть не может.
Кто эти тёти?
Уолли Москович
Уоллис Кью Москоу
Мой дядя Джонни живет в большом городе,
Где бомжи и бомжихи ночуют на холоде,
В грязном квартале, где мусор на улице.
И психи с тележками ходят, сутулятся.
Тети стоят там у дома толпой,
Их охраняет какой-то хромой.
Судя по виду — жуткий позер,
Дядя его называл «сутенер».
Я удивился: «А что это значит?»
«Вырастешь — сам все узнаешь, мой мальчик».
К ним иногда приезжают машины,
Тети подходят, садятся в кабину.
Но почему-то не уезжают,
А просто сидят, головою мотают.
Я подошел рассмотреть их поближе,
Тетки страшней не встречались мне в жизни.
Шерстистые руки, прыщавые лица,
Зубы кривые — кошмар, не девицы.
Дылды, толстухи, совсем коротышки,
Кричали, кривлялись они, как мартышки.
Одна была в сетчатом платье из блесток
Другая с серьгами размером с наперсток.
У третьей, по-моему, торчала щетина!
Четвертая скорчила страшную мину.
Кто они, что они тут потеряли?
Что они нам так истошно кричали?
Одна заявила, что «выйдет нам дешево»,
Другая сказала, что «глотка хорошая».
Кто эти тети? Зачем тут стоят,
Словно у них тут какой-то парад?
Дядин ответ был вообще непонятен:
«Это не тети, дружище, а дяди».
Тема 13
Я открыл дверь в квартиру и первое, что увидел: черный сверкающий пистолет, свисавший на бечевке с дверной перекладины. Он вертелся у меня перед носом наподобие какого-то безумного мобиля над колыбелью грядущего преступления.
И это мне не приглючилось по укурке.
Там действительно был пистолет.