Сырье для самогона березовцы использовали разное. Конечно, на первом месте были сахар, картофель, хлеб, дрожжи и ржаная опара — однако в это сложное переломное время перестройки, когда в магазинах будто веником вымели и одеколоны, и лосьоны, и духи, и даже стеклоочистители, когда в аптеках не выпросишь ни одного лекарства на спиртовой основе, а сахар дают только по талонам, — в это нелегкое время березовцы, не растерявшись, начали употреблять томатную пасту, яблочный и виноградный сок, варенье, даже молоко…
Технология изготовления тоже была разной — у каждого своя. Новейшей находкой березовцев был способ насадки резиновой медицинской перчатки на трехлитровую банку с бражкой. Перчатка от газов раздувалась, топорщилась огромной лапой, взглянув на которую, дети даже пугались. Эту лапу березовцы окрестили Привет Селиванову.
Селиванов неподвижно сидел за столом и напряженно думал…
О нераскрытых делах и преступлениях, тяжелой ношей висевших на шее.
О дисциплине подчиненных.
О молодежных группах, которые совсем распустились, словно перед концом света, ничего их не сдерживало, — насмотревшись разрешенных ныне фильмов, они и сами чуть ли не каждый вечер устраивали драки, под стать тем, что в кино.
Подбросила забот и последняя амнистия: вернулись из тех мест, куда Макар телят не гонял, многие бывшие знакомые, будто на курсах повышения квалификации побывали, и снова за старое, хорошо освоенное, принялись…
Кривая преступности ползет вверх.
Что делать? Кто во всем виноват?
Конечно, послушав иных умников, можно подумать, что во всех бедах виновата она, родная милиция, которая всегда не туда смотрит…
Э-эх, взять бы этих умников да посадить на его, Селиванова, место, и у них самих порядка потребовать!..
Неожиданно из коридора, будто в насмешку над невеселыми мыслями Селиванова, раздался дружный здоровый хохот — даже стены его не заглушили…
«Их уже никакими выговорами не запугаешь», — Селиванов решительно нажал кнопку селекторной связи.
— Слушаю, товарищ подполковник, — раздался в динамике голос заместителя — майора Андрейченко.
— Что там происходит у твоего кабинета? Это что за клуб веселых и находчивых? Может, еще одну оперативку провести?
— Сейчас выясню, товарищ подполковник, и сразу же доложу.
— Срочно, — Селиванов откинулся на спинку стула и почувствовал, как волна усталости и раздражительности накатывается на него, сковывает все тело. По горькому опыту он уже знал, что главное теперь — сжать зубы и терпеть, терпеть, не взорваться…
Спустя минут пять майор Андрейченко заглянул в кабинет.
— Разрешите доложить, товарищ подполковник?
— Слушаю.
— Тут такое дело, — Андрейченко, стоя перед столом Селиванова, вдруг повел себя вовсе не по уставу: переступил с ноги на ногу, покраснел и почему-то растерялся — видимо, не знал, что и как говорить дальше.
— Ну, что там? Почему молчишь?
— Николаенчик рассказывает такое… — выдавил из себя заместитель всего три слова и замолчал.
— Что-о? Опять Николаенчик что-то отчебучил? — Селиванов стал подниматься со стула, чувствуя, как наливаются тяжестью его кулаки.
— Да нет, пока ничего страшного не случилось. Просто он всерьез доказывает такое, от чего народ со смеху покатывается… Ему никто не верит, а он свое гнет.
— Что, работы нет на участке? Ни — тебе, ни — Николаенчику. Анекдотами заняты… Куда ты смотришь? Дорогой мой, если ты с Николаенчиком не можешь справиться, тогда я за тебя возьмусь. Совсем дисциплина разваливается. Еще от того происшествия не отмылись, на всю республику прославил…
За последнюю выходку участкового Николаенчика Селиванов едва выговор не получил. Случилось это во время серьезного республиканского совещания. Николаенчик раньше всех зашел в зал заседаний и занял целый ряд. Если кто-нибудь спрашивал: «Здесь свободно?» — Николаенчик, взглянув на человека, одним говорил: «Свободно», а другим: «Занято». Таким образом, он по своему усмотрению подобрал людей на весь ряд. Наконец, когда почти все расселись и прозвенел последний звонок, Николаенчик увидел пожилого майора, который опаздывал и крутил бритой головой во все стороны. Николаенчик смилостивился над ним: «Садитесь на мое место, товарищ майор. Меня почему-то на всех совещаниях склоняют. Думаю, на этот раз будет то же самое. Пойду-ка я на галерке спрячусь».
И сразу же смылся на галерку, уступив место майору.
Члены президиума заняли места за длинным столом на сцене. Докладчик пошел к микрофону. И вдруг безо всякой команды и разрешения в тысячном зале начался шум, а потом взорвался такой хохот, какого тут никогда не бывало. Поначалу члены президиума ничего не могли понять. И только потом, внимательно вглядевшись в зал, начальство заметило, что целый ряд занимают одни лысые — их блестящие головы сияли, как арбузы на солнце…
Серьезное совещание, считай, сорвалось. Два дня люди смеялись… А что смешного, если подумать?..
— Что он сегодня плетет, этот шалопай? — после недолгого молчания обратился Селиванов к растерянному майору.
— Я лучше самого Николаенчика позову. Пусть он сам все расскажет. Разрешите, товарищ подполковник? — сказал Андрейченко. — Тем более что он и мне клянется, что все — правда.
— Что — правда?
— Ну то, что он рассказывает, будто бы все это и на самом деле произошло…
— С ума сойдешь с вами… Ладно, зови гвардейца, — кивнул Селиванов в сторону двери.
Андрейченко вышел в коридор и тут же вернулся вместе с лейтенантом.
Есть люди, которых даже казенная форма не делает похожими на других. Именно таким был Николаенчик. Невысокий и полный, веснушчатое — и зимой и летом — лицо, небольшой курносый нос, голубые, удивительно чистые глаза. Николаенчик у всякого, кто его видел впервые, вызывал недоверие: как это наивное дитя берется за взрослые дела?.. То, что Николаенчик может что-либо сотворить — об этом и мысли не было. Казалось, Николаенчик — это что-то чистое и почти святое… Но Селиванов хорошо знал, что скрывается за этой святостью.
Николаенчик переступил порог кабинета и, щелкнув каблуками, вытянулся в струнку, как-то вкривь приставив ладонь к фуражке. Он не мигая смотрел выше головы Селиванова, как раз туда, где висел портрет строгого Феликса Эдмундовича. Потом по-ученически отчаянно и громко заорал:
— Товарищ подполковник, лейтенант Николаенчик по вашему приказанию…
Вот и на этот раз… Все, казалось бы, как нужно, если бы не эта вывернутая ладонь.
— Отставить, — прервал Николаенчика Селиванов и поморщился, как от зубной боли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});