Предать? Эта была еще одна новая мысль. Прошло мгновение, и Кавинант понял, что имела в виду Этиаран. Но прежде, чем он заявил свой протест, Лена вступилась за него:
— Мама! Он же сражался с серой тучей на Смотровой Кевина. Я сама это видела. Как ты можешь в нем сомневаться?
Эта защита сдержала его воинственную реакцию. Сама того не желая, Этиаран затронула запретную тему. Он еще не зашел настолько далеко, чтобы сражаться с Лордом Фаулом.
Возвращение Трелла лишило Этиаран возможности ответить дочери.
Великан некоторое время стоял в дверях, переводя взгляд с Этиаран на Лену и Кавинанта и обратно. Наконец он сказал: — Так, так. Наступают тяжелые времена. — Да, мой супруг Трелл, — пробормотала Этиаран. — Тяжелые времена. Потом его взгляд упал на осколки кувшина на полу.
— И в самом деле, времена тяжелые, — тихо проворчал он, — если бьется глиняная посуда, а черепки спокойно валяются под ногами.
На сей раз Лена испытала неподдельный стыд.
— Прости, папа, — сказала она. — Я испугалась.
— Ничего. — Трелл подошел к ней и положил ей на плечи свои тяжелые руки. — Некоторые трещины вполне поддаются лечению. Сегодня я чувствую себя сильным.
При этом Этиаран с благодарностью посмотрела на мужа, словно он только что совершил какой-то подвиг. С неожиданной для Кавинанта мягкостью она сказала:
— Садитесь, гость. Еда скоро будет готова. Идем, Лена.
Они вдвоем засуетились вокруг нагретого камня.
Кавинант смотрел, как Трелл начал подбирать осколки разбитого кувшина. Гравлингас тихо мурлыкал какую-то древнюю таинственную песню. Он осторожно перенес черепки на стол и положил их возле светильника. Потом он сел. Кавинант сел рядом с ним, гадая, что должно произойти. Напевая сквозь сомкнутые зубы приглушенную песню, Трелл начал подбирать черепки друг к другу, словно решая головоломку. Осколок за осколком становился на место, смыкаясь с другими без помощи какого-либо клея, насколько это видел Кавинант. Движения Трелла были тщательными, кропотливыми, прикосновение к каждому осколку очень осторожным, но кувшин, казалось, очень быстро рос в его руках, и черепки точно подходили друг к другу, оставляя лишь сеть красивых темных линий в тех местах, где были трещины. Вскоре кувшин снова стал целым.
Тогда глубокий голос Трелла приобрел новую модуляцию. Он принялся поглаживать пальцами кувшин, и везде, где его пальцы касались поверхности, темные сетчатые линии исчезали, словно стирались. Трелл медленно ощупал так весь сосуд снаружи, а потом принялся за его внутреннюю поверхность. Наконец он поднял его и проделал ту же процедуру с днищем. Держа сосуд пальцами обеих рук, он начал вращать его, внимательно осматривая, чтобы убедиться, что ничего не пропущено. Затем он окончил пение, осторожно поставил кувшин и отнял от него руки. Сосуд казался таким же целым, как если бы его никогда не разбивали.
Кавинант перевел благоговейный взгляд с кувшина на лицо Трелла. Гравлингас, казалось, осунулся от напряжения, и его упругие щеки были залиты слезами.
— Чинить труднее, чем разбивать, — пробормотал он. — Я не смог бы делать это каждый день.
Он устало оперся локтями о стол и положил голову на руки.
Этиаран стояла сзади мужа, массируя тяжелые мускулы его плеч и шеи, и глаза ее были полны гордости и любви. Что-то в выражении ее лица заставило Кавинанта почувствовать, что он пришел из очень мелочного мира, где никто не подозревал и не заботился о возможности починки разбитых глиняных кувшинов. Он попытался убедить себя, что спит, но слушать свои доводы ему не хотелось.
После молчаливой паузы, полной уважения к мастерству Трелла, Лена стала накрывать на стол. Вскоре Этиаран принесла с плиты чаши с едой. Когда все было готово, Трелл поднял голову и устало поднялся на ноги. Теперь вместе с Этиаран и Леной они стояли возле стола. Этиаран сказала Кавинанту: — Обычай нашего народа — встать перед принятием пищи в знак нашего уважения к земле, из которой происходит жизнь, и еда, и сила. Кавинант тоже встал, чувствуя себя неловко и не к месту. Трелл, Этиаран и Лена, закрыв глаза, на мгновение склонили головы. Потом они сели. Кавинант последовал их примеру, и они начали передавать друг другу блюда. Ужин был обильным: холодная соленая говядина с дымящимся соусом, дикий рис, черный хлеб и сыр; Кавинанту дали также высокий кубок с напитком, который Лена назвала «весенним вином». Оно было таким же прозрачным и легким, как вода, слегка шипучим и чуть пахло алиантой, но по вкусу напоминало отличное пиво, лишенное всякой горечи. Кавинант проглотил изрядное количество напитка, прежде чем почувствовал, что он делает более ощутимой вибрацию его и без того пульсирующих нервов. Он почувствовал, что все более напрягается. Он был слишком полон неожиданных впечатлений. Вскоре ему уже не терпелось поскорее покончить с едой, выйти из дома и расслабиться в ночном воздухе.
Но семья Лены ела медленно, и над ними витала угроза пресыщения.
Они ужинали с какой-то целеустремленностью, словно эта трапеза венчала конец всего их счастья. В тишине Кавинант понял, что это было результатом его присутствия. Он ощущал себя не в своей тарелке.
Чтобы отвлечься, он попытался суммировать мысленно то, что ему было известно обо всей сложившейся с ним ситуации. Но потом решил, что момент более подходит для расширения таких сведений.
— У меня есть один вопрос, — натянуто сказал он, жестом показывая, что вопрос касается подкаменья. — Никаких дров. В этой долине полно деревьев, но я не вижу, чтобы вы пользовались дровами. Деревья для вас священны, или что-нибудь в этом роде?
Мгновение спустя Этиаран ответила:
— Священны? Это слово знакомо мне, но его значение не совсем понятно. В земле содержится сила, она в деревьях, реках, почве и камне, и мы уважаем ее за то, что она дает жизнь. Поэтому мы дали клятву Мира. Вы спрашиваете об этом? Мы не пользуемся деревом, поскольку древесное учение — лиллианрилл — было нами утеряно, и мы не пытались вновь обрести его. Во время изгнания нашего народа, когда Страна переживала Запустение, были утеряны многие драгоценные вещи. Наш народ в Пустошах и в горах Южной Гряды придерживался учения радхамаэрль, и оно позволило нам выжить. Учение о дереве там не помогало нам и было забыто. Теперь, когда мы вернулись в Страну, нам вполне достаточно каменного учения. Но есть другие, придерживающиеся учения лиллианрилл. Я бывала в настволье Парящее, в горах далеко к северо-востоку от нас, и это чудесное место — люди там понимают деревья. Между подкаменьями и наствольями существует некоторая торговля, но при этом ни дерево, ни камень не являются предметом продажи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});