Наконец женские руки помогают ему встать, ведут куда-то среди теней. Он слышит смутно знакомый голос:
— Теперь можете и поплакать, доктор.
Голос долетает будто из извилистого туннеля. Постепенно кругом проясняется, и он понимает, что это дона Мунда держит его, обхватив за талию, и шепчет:
— Поплачьте у меня на груди, доктор Сидониу.
Он все еще на кладбище? Слух уже вернулся, но перед глазами по-прежнему туман. Португалец встряхивает головой и прогоняет дымку, его сознание проясняется. Рука смахивает песчинки с лица, и вместе с ними с губ падает лепесток.
— Где я?
— Вы в автобусе, вы уезжаете.
— Уезжаю?
— Да, мы с вами прощаемся, — говорит Мунда. — Вам грустно?
— Мне?
— Мне показалось, у вас слеза на щеке.
Мунда усадила его на заднее сиденье автобуса и тут же устроилась на том же сидении рядом с ним. Потом достала из сумки конверт и машет им вместо веера перед лицом доктора. Сидониу кажется, что это тот самый конверт, который он видел в руках у девушки во сне.
— Это письмо, это письмо…
Слова никак не складываются в вопрос. Снаружи кто-то стучит в стекло. Это Администратор, он машет рукой и улыбается:
— Ну вы и поддали, дорогой мой доктор! Два человека едва вас доволокли до поселка.
Уважайму указывает на чемоданы, привязанные к крыше автобуса. Все уложено, все собрано и готово к отправлению. Потом Сидониу снова ныряет в тишину. Он рассматривает дома, площадь, медпункт. Не потому, что прощается. Просто надо убедиться, что дома не улетели в небо.
— Я вижу, что вам так грустно, доктор. Еще есть время быстренько всплакнуть, никто не заметит…
— Всплакнуть?
— Поплачьте у меня на груди, доктор. Здесь, в моей груди могила Деолинды.
Плакать? Чтобы плакать нужно иметь тело, а у Сидониу сейчас нет ни веса, ни объема. Автобус трогается, Мунда уходит, не оборачиваясь, и темный дым заволакивает толпу провожающих.
Португалец трясется на ухабах, будто его несет по волнам бурной реки. Вдруг за окнами, медленно извиваясь, будто ленивое пламя, потянулась саванна. Врач глядит в заднее стекло, но поселка не видно. Густое облако пыли скрыло его из глаз и стерло из памяти. В столбе пыли есть что-то общее с остановившимся временем. Будто едешь ниоткуда и никуда. Может, поэтому вместо акаций и баобабов за стеклом медленно плывут дома его родного Лиссабона. Выходит, Сидониу Роза до сих пор не покинул родины.
Внезапно его настигает тревожное видение: на обочине дороги — посланница в сером платье. Она сидит на своих чемоданах. Значит, истощенная девушка так и осталась на остановке у кладбища. Врач машет ей, она не отвечает. У нее руки заняты: придерживают на коленях огромную охапку белых цветов. Это «Поцелуи мулатки», цветы забвения. Их сажают у кладбищ, чтобы мертвые забывали, что были когда-то живы. Автобус останавливается: водитель подумал, что девушка собралась обратно в город.
— Заходите, не задерживайте, — командует кондуктор.
— Можете ехать, я остаюсь здесь, — отвечает пришелица.
— Вы решили остаться на кладбище? — спрашивает шофер.
— Я приехала, чтобы посеять цветы. Я собрала их на кладбище и посею. Посею по всему поселку. Вы ведь знаете такой поселок — Мгла.
Примечания
1
В Мозамбике платят за невесту выкуп (лоболу). (Здесь и далее — прим. перев.)
2
Португальский пассажирский лайнер «Санта-Мария», совершавший регулярный рейс в Майами, был захвачен в январе 1961 года группой мятежников во главе с бывшим офицером Энрике Галваном. Восставшие намеревались добраться до Луанды, откуда хотели начать вооруженную борьбу с целью свержения португальского диктатора Салазара и испанского диктатора Франко. Корабль долго не могли обнаружить, но в конце концов о его местонахождении было сообщено службам американской береговой охраны. Спасаясь от преследования, Энрике Галван направил корабль в Бразилию, где и получил политическое убежище.
3
Восклицание, означающее «Белая свинья!», на языке сена, на котором говорят в центральной части Мозамбика.
4
«Я не понимаю» на языке сена.
5
«Я не знаю» на языке сена.
6
«Пошла прочь!» на языке сена.
7
Так в Мозамбике называют марихуану.