лет работал докером в Аргентине).
В Скандинавских странах аристократия была практически незаметна (хотя рыцарские книги продолжали вестись энтузиастами), крупного землевладения там практически не существовало (в Финляндии имела место радикальная аграрная реформа, а в Швеции и без таковой еще остававшиеся 25 тыс. дворян потеряли остатки земли, сохранив к 60-м г. только 150 имений). В Ирландии помещикам-католикам удалось сохранить свои земли так же, как в Ольстере – протестантам, но политической роли они не играли. В Италии аристократия сравнительно безболезненно пережила как правление режима Муссолини, так и падение монархии. Благодаря тесным связям ее представителей с правившей после войны ХДП процесс экспроприации даже южной аристократии шел крайне медленно, а ломбардская аристократия, происходившая в основном из патрициата крупных городских центров и издавна связанная с предпринимательством, легко приспособилась к новым условиям. Следует отметить, что среди итальянской аристократии профессиональная деятельность была широко распространена даже для женщин. В Бельгии некоторые аристократы нашли себя в банковском деле, но вообще остаткам франкофонской аристократии там было весьма неуютно под напором ненавидевшего ее фламандского национализма332. В Голландии оставшаяся аристократия не играла заметной роли, а представительство дворянства (вместе с городским патрициатом) в парламенте, составлявшее в 1918 г. 25 %, к 1929 г. снизилось до 15 %, к 1946 г. до 10 %, а в 1948–1967 г. было на уровне 6–8 %333.
Англия после Второй мировой войны была той из крупных стран, где влияние аристократии сохранилось в наибольшей степени, и прежде всего потому, что была единственной, где государственная традиция и связанные с ней представления не прерывались. Хотя состав пэров претерпел радикальные изменения, но все-таки к 60-м гг. треть из 1 000 пэров все еще владели большими имениями. 25 % пэров были только помещиками, 20 % – и помещиками, и директорами кампаний, более 25 % только директорами (в основном в сфере промышленности и торговли, а не банков и страхового дела). 90 пэров заседали в советах 100 ведущих компаний, но только 31 из них был пэром хотя бы во 2-м поколении, только 3 получили титул более 90 лет назад и еще 3 происходили из древних дворянских родов. Реальное влияние старых пэров все еще основывалась в большей степени на унаследованной собственности, а не большом бизнесе. Некоторым из них принадлежало по 100 акров лондонской земли (герцогу Вестминстерскому – 270). Но упадок чувстовался и здесь: в наиболее дорогом районе Лондона к этому времени жили 34 пэра против 109 30 лет назад.
Земельная перепись в Англии проводилась фактически только дважды – в 1873 и 1966 гг. При сравнении их результатов обнаруживается, что за это время крупные землевладельцы потеряли более половины земли в пользу фермеров, банков и управляющих компаний (20 % в руках компаний, иногда в руках одной семьи каждая, находилось 20 % земли). Сохранение больших усадебных домов все более становилось возможным только путем использования их как туристических объектов. Между 1952 и 1964 г. 400 таких домов было оставлено или разрушено (сохранилось только 2/3 некогда принадлежавших пэрам загородных домов), к 1966 г. 800 из них были открыты для публики за плату (при этом Национальный Траст часто позволял членам семей, передававших свою собственность государству, оставаться во флигелях их бывших домов). Тем не менее крупным землевладельцам и к началу 70-х гг. принадлежало от четверти до трети всех земель Англии, Уэльса и Шотландии, на 1966 г. насчитывалось 56 очень крупных латифундий в Англии и Уэльсе – всего 900 тыс. акров и 23 в Шотландии – 1500 тыс. акров (короне принадлежало 275 тыс., церкви – 170 тыс.); около 200 титулованных семей по стоимости своих земель могли считаться миллионерами334. В 1883 г. крупнейшие землевладельцы – герцоги Сазерлендский и Бакло имели 1358 и 460 тыс. акров. К 1971 г. размеры владений были гораздо более скромными (в Шотландии герцог Бакло имел 220 тыс., графиня Сифилд – 213, лорд Ловат – 160, в Англии лорд Леверхульм – 99 тыс., герцог Нортумберленд – 80, граф Лондсдейл – 71 тыс.). В 1908 г. только 12 % сельскохозяйственных земель принадлежали фермерам, но потом налоги сломали большие имения, а рентный контроль (до 1957 г.) был столь суров к землевладельцам, что они часто продавали свои земли, и к 1971 г. более 50 % земель принадлежали фермерам335.
Но непосредственная политическая роль аристократии продолжала уменьшаться, в т. ч. и их представительство в Палате Общин (если в 1928 г. там было 58 сыновей пэров и баронетов, то к 1955 г. – только 12). Совсем небольшим стало представительство дворянства и в армии: к 1952 г. и среди всех офицеров, и среди генералов оно составило лишь 5 % (в т. ч. аристократия – 3 %). Последовали и дальнейшие реформы Палаты Лордов. В 1958 г. был принят новый закон о прижизненном пэрстве, в том числе и женщин (в 1863 г. женщины получили и право наследования). Характерно, что когда встал вопрос о полной замене наследственного принципа членства в палате ненаследственным, защитники наследственности указывали, что и так уже право фактически ненаследственное: четверть пэров – первого создания, и более половины остальных – тоже недавнего производства, так что наследственный элемент и так в меньшинстве. Окончательный удар по традиционным принципам и самой сути Палаты Лордов был нанесен в 1999 г., когда ее сократили, выгнав при этом почти всех наследственных пэров – их на почти 800 чел. осталось 92 (и те в основном недавнего производства), а остальные избирались партиями пропорционально числу мест в Палате Общин; в 2005 г. палата лишилась и судебных функций.
В Испании, где после гражданской войны установился консервативно-традиционалистский режим генерала Франко, аристократия после 1945 г. в основном сохранила свои позиции в землевладении. Крупная земельная собственность продолжала сохраняться и в 60—70-х гг.: в 1962 г. 1 % земельных собственников (владельцев более 200 га) принадлежало 45,9 % площадей, в 1972 г. 1,2 % – 48 % (в том числе собственникам более 1 000 га (0,2 % хозяйств) – 21,9 % и 23,1 % земель336. В 1956 г. в стране насчитывалось 1693 аристократа (с 2184 титулами), в т. ч. 368 грандов (249 из них проживали в Мадриде); 7 грандов владели 658 тыс. акров на юге страны (причем один герцог Мединаселли – 235 тыс.), а всего на юге сохранялось 10 тыс. крупных владений в среднем по 1500 акров, тогда как среднее владение по стране – 2,1 акра. И к концу 60-х гг., аристократия не только сохраняла большинство земель на юге, но и контролировала 6 крупных банков, которые обеспечивали 4/5 частной промышленности («Испанский Кредит», «Банк Бильбао», «Центральный», «Бискайский», «Уркуихо» и «Испано-Американский»), советы которых на четверть состояли из аристократов, а другие члены находились в родственных связях с ними. Но, сохраняя большой экономический потенциал, в политике и управлении аристократы были при Франко мало заметны. В Фаланге в это время на 210 высших постах не было ни