мнению, результат был обусловлен «психологией армии»: «Ее ядро составляли люди цельные, не заеденные скептицизмом и самоугрызением, закаленные трудовой жизнью и вечной борьбой со стихийными силами, выносливые, смелые и терпеливые. <...> Нередко встречались вечные искатели правды и подвижники, желающие пострадать за правду и за других»[396]. Таким людям «правительственная система казалась окаменелой», передовая литература и революционная пропаганда «рассеяли сомнения в их силах»[397].
Особого внимания заслуживают сведения о связях радикалов с признанными и популярными российскими военачальниками того времени. По свидетельству Э.А. Серебрякова, «А.В. Буцевич завел связи с некоторыми из высокопоставленных лиц. Не могу теперь вспомнить, каким образом и под каким предлогом он заручился обещанием известного генерала Драгомирова дать статью о русской армии для нелегального издания»[398]. М.И. Драгомиров, известный экстравагантными поступками и высказываниями, в то время начальник Николаевской академии Генерального штаба, будто бы заявлял эмиссарам «Народной воли» о своей поддержке движения в случае его успеха[399]. Не менее яркая фигура эпохи - генерал М.Д. Скобелев. Во время заграничной поездки он выражал желание встретиться с П.Л. Лавровым, а в последний год жизни снискал репутацию сторонника оппозиции Александру III в среде офицерства[400]. Известно также, что «белый генерал» отказался вступать в «Священную дружину» - организацию, созданную для борьбы против революционного движения (поводом стал запрет командному составу армии вступать в любые тайные общества). Исследователи жизненного пути полководца указывают разные источники подобных настроений. М.Д. Скобелева рассматривают как кандидата в военные диктаторы, стремившегося изменить внешнеполитический курс империи и приблизить создание русско-французского союза против Германии[401]. Вместе с тем он был известен также славянофильскими высказываниями (например, о созыве Земского собора)[402]. Таким образом, широта его взглядов и активность допускали возможность для поиска взаимопонимания с радикалами, набиравшими в тот период популярность и влияние[403].
Среди пропагандистских материалов «Народной воли» обнаруживаются прокламации, адресованные исключительно военной аудитории. В воззвании «Исполнительный комитет офицерам русской армии» 1881 г. обосновывалась решающая роль армии в революции. В случае народного выступления она может оставаться орудием правительства либо встать на сторону восставших, ее нейтралитет невозможен. Обращаясь к офицерам, авторы прокламации обличали пороки существующей политической системы и общественно-экономические порядки (тиранический характер императорской власти, государственный строй, «построенный на ограблении народа, на всеобщем невежестве и рабстве»), указывали на массовое недовольство и сопротивление, которое готовы оказать угнетателям крестьянство и военные. В итоге офицерство ставилось перед жесткой нравственной дилеммой: «Офицеры русской армии, скоро наступит решительный час. Пред вами только два пути: вы можете стать освободителями своего народа или же его палачами. Кто не за нас, тот против нас!»[404]. Напечатанная тиражом в 600 экземпляров прокламация распространялась в Центральной России, но достигала и периферийных гарнизонов[405].
Офицерам была адресована прокламация «Товарищам по оружию». В ней отразились тяжелые впечатления начала правления Александра III - на страну снова «легла тяжелая рука деспотизма». Автор утверждает, что новый император видит в офицерстве лишь «касту воинов, услужливо предлагающих свою руку и шпагу для порабощения своего народа»[406]. Звучит призыв к неповиновению и готовности выступить за народное дело. Воззвание так и не было напечатано, рукописная версия, найденная у лейтенанта А.В. Буцевича, фигурировала в материалах «Процесса 17-ти».
В 1881 г. «Народная воля» переживала кризис, вызванный арестами многих руководителей и видных членов организации, в том числе офицеров Н.Е. Суханова и А.П. Штромберга. Центральной фигурой в Исполнительном комитете стала В.Н. Фигнер. Значение же военной организации в этих условиях возрастало. Одной из главных целей деятельности «Народной воли» признавалось распространение действия Центральной военной группы на все войска, расположенные в Европейской России[407]. В столицах и на окраинах страны возникло несколько революционных кружков военных. Большой вклад в формирование сети народовольческих групп внес подполковник М.Ю. Ашенбреннер, налаживавший связи между демократически настроенными военными в разных городах. Один из первых историков революционного движения В.Я. Богучарский отмечал деятельность в Тифлисе среди местных офицеров А.П. Прибылевой-Корбы, которая создала тайный кружок, первоначально объединивший девять офицеров. Подобные объединения военных существовали в Одессе и Николаеве, попытки их создания в Киеве и Харькове не имели успеха[408].
Военно-революционная организация осталась яркой страницей революционной борьбы 1870-1880-х гг., но не сыграла той роли, которую отводили ей руководители движения. О причинах ее заката размышляли как участники тех событий, так и историки народничества. Пользовавшаяся значительной автономией и имевшая особые задачи, военная организация все же оставалась лишь «филиалом» «Народной воли» и ее деятельность была немыслима вне связи и руководства со стороны основной организации. Поэтому кризис центра неминуемо означал кризис периферийных звеньев. По меньшей мере спорной выглядела концепция чисто офицерской организации. Искусственно изолированная от солдат она вырождалась в лишенный перспективы корпоративный заговор. Разобщенность офицерского движения с солдатской массой имела закономерные социокультурные основания. Представители офицерства, будучи в абсолютном большинстве выходцами из привилегированных слоев общества и пользуясь определенным достатком, не чувствовали себя угнетенными и не всегда воспринимали социальный пафос народнической идеологии. Ф.И. Завалишин вспоминал, что первоначально выступление А.И. Желябова не произвело большого эффекта, так как «с материальной стороны я был обставлен хорошо, а своего рабства я не ощущал»[409]. Наконец, для многих демократически настроенных офицеров, воспитанных на идеалах декабристов, политический террор не был приемлемым средством борьбы за преобразования. Так, деятельность А.П. Прибылевой-Корбы и поручика А.П. Антонова среди офицеров на Кавказе встретила скептическое отношение военных к целесообразности политического террора[410]. Э.А. Серебряков, вспоминая одну из первых встреч офицеров с А.И. Желябовым, отметил: «Слова “мы, террористы-революционеры” заставили всех вздрогнуть»[411].
Развитие освободительного движения в России показало, что революционные группы и организации неизменно находили единомышленников в военной среде. Вместе с тем их численность и влияние в армии традиционного типа, какой являлась императорская армия, не могли быть значительными.
Солдатская масса в силу своей инертности была малоинтересна революционерам-заговорщикам. Настроения представителей офицерства, их склонность к оппозиционности и критике властей лишь отражали подъемы и спады интенсивности политической жизни общества. Заговорщическим группам различного толка по силам было проникновение в военную среду, но никак не овладение ею. Изменить это положение оказалось возможным лишь в условиях социальных сдвигов начала XX в.
Глава VI
«Сама жизнь подготовляла девственную почву к будущему посеву...».
Военные в революционном движении второй половины XIX в.
Вооруженные