пару сеток на окна, — хвастается приобретением девушка.
Я отвечаю ей стандартными фразами, но не потому, что не хочу с ней общаться, а потому, что пытаюсь отойти от произошедшего и прогнать из головы образ мускулистого тела начальника, к которому меня не должно влечь. Воспоминания о кубиках его пресса и сильных руках вызывают жар во всем теле и желание его утолить.
— Арин! Ты вообще с нами? — щелкает пальцами перед моим носом Марина.
Пока я, усевшись на подоконник, представляла, что бы со мной мог сделать Воронцов, в мастерской работа шла полным ходом. Никита с Алексом соединяли части разобранной елки и уже дошли до середины. Марина распаковала новые и старые коробки с елочными украшениями и теперь спускала меня из облаков на бренную землю. Проследив за моим взглядом, который упирался в ее брата, Марина чуть прищурила глаза с подозрением, но ничего по этому поводу не сказала, а только подала мне сетку на окно с разноцветными огоньками. Мы с девушкой прикрепили ее на специальную липкую ленту, которая не должна оставлять на стенах следов. К этому времени мужчины уже собрали зеленый символ праздника, задевающий макушкой потолок, и расправили помявшиеся ветки.
— Чего-то не хватает, — потирает затылок Марина.
— Ясно чего. Шариков.
— Да нет же. Атмосферы!
Неугомонная Марина находит телефон и включает какой-то плейлист с новогодними песнями. Кажется глупостью, что стоим мы такие четверо взрослых людей и слушаем как "праздник к нам приходит". Возможно, прозвучит странно, но это действительно изменило атмосферу. Постепенно мы начали делиться историями из детства, болтали про письма Деду Морозу и смешные ситуации, когда у волшебника на утреннике отпадывала ватная борода, и его одолевали разъяренные обманутые дети.
— Правда! Самый пухлый мальчик из группы начал стаскивать с него шубу с криками: "Куда ты дел настоящего Деда Мороза!?" Андрейку с таким лицом видели только тогда, когда ему порции в столовой не хватило. Он чуть нянечку вилкой тогда не проткнул, — продолжает комичный рассказ Алекс, помогающий выбрать мне шарики для елки, сочетающиеся по цветовой гамме.
Мы с Мариной начинаем хохотать — воображение у нас развито хорошо, поэтому представить Андрейку нам не составило труда. Даже Никита, который придерживал сестру, пока она наматывала гирлянду на верхние ветви елки, улыбнулся уголками губ.
— Нет, этот не подходит, он с холодным подтоном, а все остальные с теплым, — откладываю шарик, который положил Алекс в общую кучу отобранных.
— Все подходит, возьмем еще пару холодных, — парень снова кидает шарик обратно.
— Не подходит! — тянусь к игрушке, но резко перестаю видеть.
Вообще все перестаю видеть — перед глазами только непроглядная темнота. А еще стойкий запах картона. Этот бессовестный напялил мне на голову большую пустую коробку.
— Ты совсем офигел!? — взревела я.
Выкидываю коробку на ушастого. Он в ответ отправляет в меня подушку с вышитым новогодним рисунком. Из-за того, что обзор теперь закрыт у Алекса, снаряд пролетает мимо меня и попадает в Марину, сбивая девушку с ног. Никита, стоящий радом, успевает поймать сестру, но она долго в его объятиях не находится.
— Да он не офигел! Он ***
Цензурного в речи Марины больше ничего нет, зато все сразу понимают, в каком она негодовании. Девушка выпутывается из рук брата и несется прямо к нам с Алексом. Я времени зря не теряю — колочу ушастого. В пол силы, правда. Жалко, друг все-таки. А вот Марина его не жалеет. Шепнув: "Он до смерти боится щекотки", девушка накинулась на ушастого. Отбиться от двойной атаки у Алекса не получается, ему остается только кричать, прерываясь на смех и мольбы прекратить.
— Девушки, может быть, стоит прекратить экзекуцию? Думаю, молодой человек понял свою ошибку, — попытался Никита прекратить вакханалию.
Но нас уже было не остановить. Марина обмотала руки Алекса мишурой, чтобы ему было сложнее сопротивляться. А на шипящее "Извращенка" девушка только усерднее начала его щекотать. В Воронцове, видимо, взыграла мужская солидарность, потому что он начал оттаскивать нас с Мариной, пытающих Алекса.
— Аринка, этот на тебе! Я у ушастого слабое место нашла! Между четвертым и пятым ребром. Запомнить надо.
Марина активнее начала расправляться с Алексом, обнаружив его Ахилесову пяту, а меня ногой подтолкнула в сторону Никиты, порывающегося обезвредить меня с сестрой. А что мне делать? Сопротивляться, конечно. Хватаю еще одну подушку с белоснежным улыбающимся снеговиком и показываю ее Никите. Ну как показываю… Утыкаю снеговика в лицо начальника. Водяным в твердом агрегатном состоянии Воронцов не заинтересовался и быстро отправил его вслед за Снегурочкой, кинутой Алексом.
Как только начальник коснулся меня, все перевернулось вверх ногами. И это не просто красивое выражение, а фактическое описание того, что произошло. Не знаю, как Никита это сделал, но он смог перевернуть меня вниз головой и сейчас держал за лодыжки. Я пронзительно завизжала от таких перемен и уперлась руками в пол, дабы обезопасить свою черепушку в случае чего.
— Не ори, Арина, не уроню, — засмеялся Никита.
— Марина, твой брат изверг! Спаси меня-я!
Решив, что силы равны, мы закончили потасовку. Чтобы закрепить перемирие, мы дружно украсили елку. Правда, пару раз мы с Алексом шипели друг на друга, потому что не могли прийти к общему решению: что и куда лучше повесить. Но в эти моменты Марина с Никитой смотрели на нас так, что ссориться мы не рисковали. Видимо, Алекс вспоминал о том, как страшна щекотка между четвертым и пятым ребром. А я любила иметь землю под ногами.
Когда все готово, наша четверка отходит и довольно смотрит на выполненную работу. Марина выключает свет, потому что в темноте гирлянды выглядят ярче и эффектнее. Елка тоже приобретает особый волшебный вид. А моей талии сзади касается рука.
— Теперь можно ехать? — интересуется Никита у Марины.
— Так уж и быть, — кивает его сестра, не оборачиваясь назад, что меня очень радует, ведь, где покоится рука Воронцова она не видит.
— Сматываемся быстрее, — шепчет Никита, а Алекс понимающе усмехается, услышав.
23
— Если ты думаешь, что то, что произошло в мастерской что-то значит и надеешься на продолжение, то… — начинаю я, когда мы садимся в машину Воронцова и отъезжаем.
Фразу я свою не заканчиваю, потому что не знаю, как это сделать. Откидываюсь на спинку сиденья и прикрываю глаза. Потираю виски — голова гудит и раскалывается. Я так устала. Устала быть одна, устала сопротивляться тому, что чувствую к Воронцову, устала взывать к разуму тело, тянущееся к ласке.
— То ты не прав, и между нами ничего не будет? — продолжает начальник фразу за меня, но в вопросительном