Читать интересную книгу Клуб обреченных - Марина Серова

За дверью прогрохотали приближающиеся шаги, которые наложились как раз на интригующую паузу в моей эффектной разоблачающей фразе, и в кабинет буквально ворвался мой старый знакомый.

— Майор Толмачев! — воскликнула я. — Добрый вечер, Сергей Иваныч.

Это в самом деле был он.

Толмачев вскинул на меня глаза, но ответил мне не он, а вошедший за ним следом моложавый, очень представительный мужчина в дорогом темно-сером костюме и белоснежной рубашке, с благородной сединой на голове… ну да вы узнали его. И он ответил мне:

— Вы снова не угадали, уважаемая Юлия Сергеевна. Не угадали не сейчас, а на кладбище, когда предположили, что я приду с адвокатом.

— А вы пришли с майором Толмачевым, — перебила я, — тоже в некотором роде адвокатом. Так что я ничуть не ошиблась. Но вы весьма кстати, господа. Присаживайтесь. Только что гражданин Шевцов заявил, что он не имеет никакого отношения к смерти своего друга Самсонова. Более того, он сам едва не последовал за Самсоновым на тот свет. У меня есть такое ощущение, что нити и того и другого преступления держал в руках один и тот же человек.

— У меня нет времени отгадывать ваши ребусы, — сказал Белозерский, — майор Толмачев сейчас распорядится, чтобы Шевцова немедленно выпустили. Вы, Юлия Сергеевна, кажется, уже не имеете отношения к этому расследованию?

— К этому — никакого. Я начала свое расследование и с успехом довела его до конца. Для этого мне потребовалось не так уж много времени и усилий: всего лишь два дня и кое-что из аппаратуры, предоставленной мне в охранном бюро «Скат».

Белозерский вздрогнул.

— По сути дела, расследовать было нечего. Организатор преступлений совершил так много проколов, что вывести его на чистую воду не составило особого труда, — продолжала я. — Не был взорван в своей машине Шевцов и его массажист Нилов, знавшие правду об убийстве Самсонова — раз. Слишком грубо и откровенно прессовали Саранцева — два. Не удалось устранить тренера Коренева, который давно заподозрил неладное, — три. Иногда и гранатомет бесполезен.

— Я не понимаю, к чему вы все это говорите, — нетерпеливо произнес вице-президент «Арсенала», постукивая полусогнутым пальцем по столу. — Мне некогда слушать. Через час я должен быть на базе моего клуба. Так что…

— Так что у вас есть еще полчаса, — прервала я. — Отсюда до базы ехать максимум минут двадцать пять. На такой-то хорошей машине, как у вас. Так что тридцать… ну хорошо — двадцать минут вы вполне можете выкроить из своего плотного графика, Михаил Николаевич. Не так ли?

Белозерский сложил руки на груди с выражением ангельского терпения на лице и произнес:

— Я, конечно, понимаю, что вам дали большую волю, но все-таки отдавайте отчет в своих словах и особенно действиях.

— Кстати, о нас. Под «нами» вы, безусловно, имели в виду представителей спецслужб. Но ведь точно такой же представитель только что пришел в кабинет вместе с вами. По всей видимости, он полон решимости отстаивать ваши интересы. А ведь не далее как позавчера он арестовал члена совета директоров вашего клуба и устроил ему маленький, но энергичный допросик.

По тонким губам Грома — в кои-то веки! — скользнула усмешка, и в ней было больше лукавства, чем иронии или осуждения.

— Итак, вы согласились выделить нам двадцать минут, Михаил Николаевич, — продолжала я, — так что не будем разбазаривать их понапрасну. Прежде чем вы предъявите нам какие-то официальные претензии — через майора ли Толмачева, лично ли, — прежде я хотела бы поставить вам одну интересную запись. Вот, пожалуйста.

Белозерский следил за моими манипуляциями, и в его глазах уже явственно всплывали недоумение и тревога.

Звук был необычайно четким и ясным — как будто говорили двое людей-невидимок, сидящих с нами в одной комнате. Были явственно слышны и различимы каждый вздох, каждый звук, даже шум ветра — там, за невидимым окном.

И те, чьи голоса были на пленке, сейчас были в кабинете. Но теперь они молчали, и с каждым новым словом, звучащим с лазерной записи, их лица все более каменели.

Итак, запись:

«Михал Николаич, я без понятия, какая сука завалила ту парочку. А „КамАЗ“ — то целехонький. Ведь проверенные были. Бывшие оперативники. Стаж и все такое. Уже есть результаты баллистики, стреляли в упор из „беретты“ с расстояния не более четырех-пяти метров. Пули как рукой вложили — стрелял явно профессионал. И уж точно не ваш Коренев!

— Плохо работаешь, Толмачев.

— Да я…

— А я повторяю: плохо работаешь, Сергей Иваныч! Сначала прокололся с этим чертовым пластиковым камуфлетом, который ты прицепил к днищу шевцовской машины…

— Так кто ж знал, что он вылезет блевать!

— Надо было активировать взрыватель на прямой видимости. Ну не мне тебя учить, Сергей Иваныч!

— А что ты дальше думаешь делать, Михал Николаич?

— Что — дальше? Дальше видно будет. Но мне не дает покоя это дело на дороге… ну кто мог так уложить двух твоих отставников, да еще выстрелами в упор, как будто по дороге не ездят, а ходят на малой скорости? А? Как ты там говорил — стреляли из „беретты“?

— Да.

— Черрт… меня вот что смущает. Блохина-то, которого я подтянул за старые грехи, чтоб он на меня поработал, забрал из офиса жмурик этого болвана Самсонова… Блохина-то тоже уложили из „беретты“. И того, который с ним был…

— Ты что, Михал Николаич, думаешь, что это все делает та баба? Юля?

— Есть такое предположение.

— Ну что ж… может быть. Я наблюдал за ней, когда мы делали „очник“ Саранцеву и Зимину, так она вроде не очень-то… не знаю, поверила ли она в чистосердечное признание Саранцева?

— Да не поверила! Не поверила. В общем, так, Сергей Иваныч, пора с этим кончать. Не нравится мне и Нилов, изобретатель хренов, и Шевцов. Надо их убирать.

— Значит, попытка номер два?

— Да. А потом я выйду в отставку… поводов более чем достаточно, и уеду к чертовой матери! С этим препаратом, который синтезировал Нилов, можно зарабатывать миллионы. У меня уже есть кое-какие налаженные каналы, но я хочу выйти в самый полноводный финансовый океан — Федерацию легкой атлетики США, НХЛ и… ты меня понял.

— Планы наполеоновские. Так когда убирать Шевцова?

— Лучше завтра. Завтра похороны Самсонова. Я сейчас тебе поясню, как нам следует лучше поступить…"

Я выключила запись. Белозерский шевельнул рукой так, словно он был из хрупкого фарфора и боялся потерять равновесие, упасть на пол и разбиться вдребезги.

На Толмачева было страшно глядеть. А на Андрея Шевцова, который только сейчас узнал о том, что его хотел уничтожить его же собственный "благодетель", да еще руками майора Толмачева и его бывших и нынешних сотрудников, — а на Шевцова я предпочитала не смотреть вовсе.

— Думаю, подробности вашего сговора по повторной отработке Нилова и Шевцова мы слушать не станем, — четко проговорила я. — Вам, господа, эти подробности давно известны, а что касается нас… так запись прослушана и занесена в протокол.

Белозерский кашлянул и произнес самым обычным будничным голосом — оставалось только подивиться его нечеловеческому хладнокровию:

— Как вам это удалось?

— Как мне это удалось? Бесспорно, мне бы удалось это куда хуже, если бы вы сами не оказали мне посильную помощь. Вне всякого сомнения, у вас была беспроигрышная позиция — смерть Самсонова и уж тем более покушение на Шевцова невыгодны ни вам, ни клубу! Я тоже так думала, и мне потребовалось бы очень много времени докопаться, что это не так. Но вы совершили несколько очевидных проколов и сами вывели меня на себя. Особенно неосмотрительно вы поступили, не уничтожив Коренева, который потом ничтоже сумняшеся привел меня прямо в частное охранное бюро "Скат" и снабдил меня аппаратурой. Все последующее было делом чистой техники. Я выследила Толмачева, который прибыл к вам домой, и записала разговор с вами. Правда, это было сложно, но куда сложнее было бы вычислить вас, если бы были убиты Шевцов и Коренев.

— И все-таки я не понимаю… — выговорил вице-президент "Арсенала", но тут же был перебит Шевцовым:

— Нет, это я не понимаю! Значит, Михал Николаич, вы подумывали о том, что я стал для вас опасен? Что даже… что даже моя мама в дюссельдорфской клинике, о которой вы так любили упоминать, отсылая туда деньги, мои деньги!.. значит, вы подумали, что и она не может служить для меня сдерживающим фактором, да? И правильно подумали! Потому что моя мама здесь, в Питере!

— В самом деле? А это не отразилось на здоровье Людмилы Александровны? Ведь такие перелеты крайне пагубно действуют на ее здоровье…

Вот тут и вмешался Гром. Он поднялся во весь рост и громыхнул, как и полагается, исходя из его высокого положения и старого кодового имени:

— Хватит, Белозерский! Ваша забота о ближних в самом деле чрезвычайно трогательна! Особенно хорошо вы позаботились о Самсонове и Саранцеве. Да и Андрея Шевцова отеческой теплотой не обидели.