Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Камилла!
— Да, Саймон!
— Как, по-твоему, ты уже можешь встать? Пора идти. Кофе готов, приходи, когда оденешься.
— Хорошо.
— Хорошо.
Дверь закрылась, я выскочила из кровати и начала быстро одеваться. За окном вершина горы расцвела от солнечного света, как абрикосовое дерево. В комнате было прохладно, что мне, впрочем, понравилось. Меньше удовольствия я получила от ледяного потока воды из крана — из обоих кранов, — но в любом случае умывание в Дельфах доставляет мало удовольствия. Вода жесткая, как пемза, и примерно так же действует на кожу… Зато я окончательно проснулась и подскочила к двери Саймона, наполненная предвкушением замечательных приключений.
— Входи.
Он говорил так свободно и громко, что я изумленно на него уставилась. Он понял.
— Соседка выехала час назад. Я следил за ней до начала дороги. Не знаю куда она отправилась, но, во всяком случае, на север.
— То есть или в Итеа, или в Амфиссу.
— Да. Кофе?
— Прекрасно. Пахнет как в раю. У тебя и рогалики есть? Ты — чудо!
— Сходил в булочную, когда Даниэль уехала. Вот сахар.
— Спасибо. А ты думаешь, куда?
— Или забирать Димитриоса в Итеа, хотя он мог прекрасно взять машину, когда убегал ночью… А, что толку гадать… Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, спасибо. А ты? Как плечо? Он тебе ничего не поломал?
— Точно. Я в полном порядке. Готов к чему угодно.
Он сидел на краю кровати, чашка кофе в одной руке, рогалик в другой, и выглядел полностью расслабленным и довольным.
— А ты? Готова к приключениям?
Я засмеялась.
— Трудно поверить, что два дня назад я писала подруге, как со мной никогда ничего не происходит. Гете, кажется, говорил, что надо знать, чего просить у богов, они ведь могут удовлетворить просьбу. Чего хотела, то и получила.
Он не улыбался в ответ. Помолчал минуту и сказал серьезно:
— Знаешь, вообще-то не надо бы брать тебя с собой.
Я допила кофе и стала смотреть в окно. Пролетела бабочка, опустилась вниз, приникла к опаленному солнцем камню и тихо зашевелила крыльями — черный бархат с золотом.
Он продолжал:
— Пойми меня правильно. Не думаю, что есть настоящая опасность, но день будет тяжелым, особенно после прошедших двух. Можно наткнуться на Димитриоса, он наверняка будет там, но, если будем осторожны… Не думаю, чтобы он нас ждал. Он скорее всего, считает, что я посмотрел на это место, и больше оно меня не интересует.
— В любом случае я сказала Даниэль, что мы едем в Ливадию.
— Сказала? Умница. Она, значит, проявляла интерес?
— Ага, проявляла. Прямо спросила, куда ты сегодня пойдешь. Боюсь, я ей не доверяла из принципа, и соврала.
— Замечательно. У Димитриоса нет причин нас ждать. Он не думает, что я могу что-нибудь знать о сокровище, что бы оно из себя ни представляло. Если Михаэль что-то написал, вполне можно было ожидать, что я бы уже давно приехал. Сигарету?
— Спасибо.
Он наклонился и зажег огонь.
— Нет, думаю, он считает, что это паломничество закончилось. Тем лучше. Но мы все равно будем осторожны. Посмотрим, что там происходит и при чем тут Нигель, а потом решим, что делать. С другом Димитриосом я справиться могу при прочих равных условиях. И Нигеля бояться я отказываюсь — даже если он и впутался во что-то ради денег, он не способен на насилие. Так я думаю, по крайней мере.
— Согласна.
— Даниэль… Не буду утверждать, что могу с ней справиться, — он усмехнулся, — но я ее точно не боюсь.
— Мы можем ошибаться. Может, там один Нигель.
— Возможно.
Он продолжал говорить и засовывал в сумку свежие рогалики, фрукты, шоколад, воду — спартанская кормежка.
— В любом случае, находка Михаэля в данный момент меня больше всего интересует в связи с мальчиком. Ты уверена, что узнала цветы?
— Абсолютно.
— Это — наш единственный факт, остальное — догадки. Он был там и пришел крайне возбужденным. И Димитриос зачем-то посещал его комнату. Зафиксируем факты, а дальше пусть все идет своим чередом. Пошли?
Солнце было уже жарким, но скалы еще не согрелись. На достаточно широкой дорожке мы могли говорить.
— Я сегодня надеюсь только вот на что — если ты права, мы наткнемся на Нигеля, увидим, что он задумал и вобьем хоть немного смысла в его глупую молодую голову, прежде чем он впутается во что-нибудь непоправимое. Или найдем пещеру.
И тут я не удержалась.
— Скажи, почему ты разрешаешь мне идти с тобой?
Во второй раз за время нашего знакомства он, кажется, растерялся, молчал, будто подбирал слова.
Я продолжила.
— Стефаноса и Нико ты не берешь? Без меня ты шел бы быстрее, кирие Лестер. И прекрасно знаешь, что, если мы наткнемся на Димитриоса, прием будет очень жарким. Почему ты не отправляешь меня домой заниматься моим вязанием?
Ветка сосны бросила тень на его лицо, но мне показалось, что он улыбается.
— Ты знаешь причины очень хорошо, кириа Хэвен.
— Причины?
— Да.
— Ну, может, потому, что я так хотела приключений, что четыре глаза — лучше, чем два, если мы хотим найти Нигеля и пещеру?
— Не совсем. Мне показалось, что тебе это нужно.
Я повернула на узкую тропинку и пошла вверх между соснами.
— Может быть. Ты… Довольно много замечаешь, правда?
— И ты знаешь еще одну причину.
Под соснами была тень, но щеки мои покраснели.
Я сказала:
— Да? — и разозлилась, потому что это вроде бы предполагало ответ, и быстро заявила: — Конечно, чтобы показать цикламен.
— Конечно, — сказал Саймон умиротворяюще.
Мы дошли до стадиона, пересекли тени его ворот и покинули деревья. Сверкали и пели птицы, их песни отражались от камней и звенели между скал. По крутой тропинке мы направились к скалам Парнаса.
По дороге мы никого не встретили. Идти было довольно легко, и было, где спрятаться в случае тревоги. Но горячая пустыня расколотых скал казалась пустой, как вчера. Мы шли короткими бросками — очень быстро, но в тени останавливаясь отдохнуть и осмотреться. Когда показались скалы, окаймлявшие нужную нам ложбину, Саймон остановился и обернулся.
— Думаю, стоит остановиться и поесть. Вот хорошее место в тени, и нас будет не видно, а мы сможем наблюдать за долиной и скалами. Хочу увериться, что никого нет поблизости, прежде чем идти дальше.
Я с благодарностью села, и он вытащил еду. Есть — здорово.
Наблюдал Саймон. Когда я закончила, он расслабился, откинулся к скале, зажег для меня сигарету и не проявлял ни нетерпения, ни даже любопытства. Мы молча курили, а он скользил глазами по окрестностям. Периферийным зрением я заметила движение, повернула голову. Ничего. Но что-то было, я не могла ошибиться. Только я собралась дернуть Саймона за рукав, как увидела опять… Коза, всего лишь коза. Да не одна, две, три, идут известным им путем. Раздался звук свирели, еле слышный, и замолк. Что-то пасторальное, из Аркадии, мифы, пастушки, фавны и зеленые равнины. Но это — Парнас, дом ужасных богов. Я опять расслабилась, думала о богах, Парнасе, Саймоне… Он почти мечтательно смотрел на скалы, погасил сигарету и протянул мне руку.
— Пойдем? Никого вроде нет, но обойдем эту равнину-поляну и выйдем, где вчера. Устала? Опять борешься зачесть британских женщин? Пошли.
Саймон лег на край скалы и посмотрел вниз. Через сто лет он подал мне знак, и я, полная напряжения, легла рядом с ним. Внизу никого не было.
Я посмотрела на него с немым вопросом.
— Здесь Димитриос.
Сердце мое задергалось, вены напряглись, как провода, казалось, встать не могу. Я опустила голову на неожиданно холодную руку.
Саймон продышал мне в ухо:
— Он только что скрылся прямо под нами, за выступом в углу. Ты там вчера ходила?
— Да.
Мне пришлось сглотнуть, чтобы сказать более или менее ровным голосом:
— А что он делал?
— Не знаю. Болтался. Ждет кого-то или чего-то…
Он сильнее вжался в землю.
Прямо из-под нас вышел Димитриос. Он курил и щурил глаза на ярком солнце, медленно шел по камням к северному разрыву в скалах. Периодически он останавливался и наклонял голову, вроде прислушивался. Грек подошел к выходу и остановился, глядя в сторону Амфиссы, потом посмотрел туда, откуда пришли мы, и вернулся. Бросил окурок, зажег новую сигарету. Я заметила пот на его загорелом лице, желтовато-белую пыль на бледно-голубых джинсах, рубашке цвета хаки и красном платке на шее. Он сделал несколько нерешительных шагов в нашем направлении, собрался с мыслями и быстро вышел из впадины.
Саймон прошептал:
— Ушел. Ходил встречать Даниэль или Нигеля? Дадим ему минуты две.
Мы дали ему пять очень долгих минут, потом пошли вниз, вихляясь, как горные козы, и нырнули под нависшую скалу в углу. Вот и полоса бриллиантовой зелени с крохотными голубыми колокольчиками, но кое-что изменилось. Цикламен исчез. Трещина, в которой он рос, расширилась, на свежей траве — каменная плита. Вчера она прислонялась к скале, маскируя вход в пещеру — семь футов в высоту, полтора — в ширину. Пещера Михаэля. У меня пересохло во рту. Я заговорила, но Саймон не слушал, смотрел по сторонам. Ни движения, ни звука. Следы мула на траве. Я показала на них, и Саймон кивнул: