— Отстань от меня, — отмахнулся Кир, — проваливай, не хочу тебя видеть…
— А кого ты хочешь видеть? — спросил Владимир, не послушавшись. Он сел на второй стул возле стола и отодвинул коньяк от греха подальше.
— Ее здесь точно не будет, — буркнул Кир, — ну правда… уходи, мне плохо…
— Мне плохо и я буду сидеть, и нажираться, как последняя свинья, — передразнил Владимир и скривился, потом схватил Кира за волосы и заставил посмотреть себе в глаза, — а ты не забыл со всеми своими бабами, как папочка твой кончил?
— Почему бы и нет? — Кир почти с омерзением стряхнул его руку и положил голову обратно на стол, закрыл глаза и поморщился.
— Он тоже любил женщину, которая не любила его, — добавил он после некоторой паузы и эти слова заставили Владимира насторожиться.
— Тоже? — переспросил он, Кир оставил это без ответа. — Тебе уже вообще все равно? Да что случилось?
— Ничего… я просто все разрушил, все… — пробормотал его друг, ударил уже и без того разбитым кулаком по столу.
За окном небо затянули хмурые непроглядные тучи, и от вчерашней потрясающей погоды не осталось и следа. Кажется, природа тоже была не в духе.
— Ты о Наташе? — изумился Владимир, но он догадывался, что ошибается. Кир только подтвердил его догадку.
— Нет, — возразил он, наконец-то выпрямился, отбросил с лица спутанные волосы, дотянулся до коньяка, воспользовавшись рассеянностью Владимира и отхлебнул из горла, — я о ее сестре, — глаза Владимира округлились как две монеты, он скривился, хотел уже было что-то спросить, но Кир ему не дал, он продолжал, — ко мне пришла Наташа. Я ее прогнал. Но… тут появилась ее сестра, она, кажется, шла следом. И я… — он сделал еще один глоток, но уже последний, потому что Владимир не вытерпел и вырвал у него бутылку, — пытался ее изнасиловать… а она вырвалась, убежала… но она никогда меня не простит, никогда…
— Не удивительно, — хмыкнул Владимир, обдумывая все услышанное, — едва ли кто-то обрадовался бы, если бы его пытались изнасиловать, и с радостью бросился бы тебе на шею. Ну и что? Надеюсь, ты не собираешься повторить попытку?
— Нет, — Кир помотал головой и потребовал, — коньяк отдай.
— С тебя хватит. А вообще не собираешься и отлично. В чем проблема? — Владимир решил, что коньяк лучше для безопасности забрать с собой. Он отлично помнил шрамы и синяки на теле Кира, оставленные отцовскими побоями, он знал, как далеко люди могут зайти в таком состоянии, и догадывался, что слабость перед алкоголем передалась Киру от отца вместе с внешностью и несносным характером. Он понимал, что достаточно только начать и печальный опыт дяди Андрея повторит его сын.
— Ты не понимаешь, — заявил Кир, тяжело вздохнул, — я не хочу ее… Но она мне нужна… Это что, любовь?
— Нет, это дурость твоя, Кира, — фыркнул Владимир, — об этом лучше забыть. И вообще тебе лучше пойти проспаться, как следует, и чтобы не прикасался больше к горячительному. Убью.
— Ты боишься, что я сопьюсь как он, да? — зачем-то поинтересовался Кир, — но почему? Разве я не заслужил?
— Ну что за ерунда? — возмутился Владимир, — пойдем, тебе лучше, правда, прилечь.
— Я не хочу! — запротестовал Кир, но потом вдруг замолчал и спрятал лицо в ладонях, — вообще ничего не хочу, ничего. Умереть хочу! Убей меня, будь другом?… Или нет… я пойду брошусь в залив.
— Ты совсем спятил?! — Владимир действительно вышел из себя, решительно встал из-за стола, схватил Кира за плечи и заставил встать, потом проводил в комнату, толкнул на кровать, — я уже устал от тебя, — пожаловался он, — прекрати нести хрень и ложись спать. Я заеду через несколько часов, проверю…
— Тебя никто не просил обо мне заботиться, — ядовито заметил Кир.
— Никто, просто не все здесь такие эгоисты, как ты, — сказал Владимир, зашел на кухню за остатками коньяка, проверил, не спрятано ли чего-то в кухонных шкафах или в холодильнике и ушел, не попрощавшись и оставив Кира в гордом одиночестве.
С нарастающей головной болью, впрочем, едва ли сравнимой с той, которая пряталась внутри и также неотвратимо росла.
В квартире с уходом Владимира повисла какая-то неестественная и страшная тишина, прерывая изредка только стуком капель о стекло.
На улице накрапывал мелкий дождь, унылый и монотонный как слезы небес. Кажется, им тоже было больно.
Наташа вернулась домой первой, и ей стало не по себе от отсутствия Люси.
Куда она могла исчезнуть? — думала девушка, кусая ногти и измеряя маленькую комнату шагами. Вариантов ответа на этот вопрос было немного, но важным было скорее само ее исчезновение. Она зла, скорее всего, она даже что-то видела. Но куда она пошла? К Тане? Наташа вдруг обрадовалась этой догадке и бросилась к телефону, набрала номер подруги и стала слушать долгие гудки. Трубку взял отчим Татьяны.
— Да, я слушаю, — сказал он не очень приветливым голосом.
— А Таню можно? — робко попросила Наташа.
— Она болеет, не может разговаривать, — отчеканил он, помолчал, а потом все-таки поинтересовался, — а кто ее спрашивает?
— Подруга, — бросила Наташа и повесила трубку, разговаривать с этим человеком она почему-то не любила, он всегда внушал ей недоверие и страх, она не представляла себе какой выдержкой надо обладать, чтобы спокойно жить с ним в одной квартире. Таня была вообще героем, как всегда думала Наташа.
Значит там ее нет — продолжала она. У Миши? Нет, они же ушли вместе… У кого-то из одноклассников? Вряд ли… Но где она, где?
Про пустырь Наташа вспомнила самым последним и тут же торопливо бросилась одеваться и собираться, чтобы отправиться туда, искать сестру. Это был ее последний шанс и последняя надежда, только Наташе не довелось воспользоваться им.
В прихожей ее застал звонок в дверь, и на пороге появилась Люся, она была мрачнее тучи и кажется, плакала.
— Люсь… Люсь, где ты была? — испуганно зашептала Наташа, бросаясь к ней, но Люся грубо оттолкнула ее в сторону, туда же швырнула легкую курточку. Посмотрев в сторону Наташи, и заметив, что та куда-то собирается, она язвительно произнесла:
— Опять к нему? — Наташа уже было, собиралась начать с ней спорить, но Люся подняла руку вверх, приказывая ей молчать, — проваливай…
— Люся, это не так… — все-таки возразила Наташа.
— Хватит мне врать! — крикнула девочка, неожиданно и очень сильно ударила сестру по лицу и убежала в комнату. Наташа стояла, потирая ушибленное место, не зная, что и делать. Ей стало очень страшно, так страшно, как не было никогда в жизни. А еще одиноко, так, словно она осталась совсем одна наедине с воинственным миром, против всех.