изобилии…
И он немедленно проглотил еще порцию, ведь угощал мистер Уошберн.
— Подумать только, это человек, с которым я проработал четыре года, — весело сообщил я мистеру Уошберну, сожалея о трех годах из четырех: в конце концов это мой стиль сделал Милтона Хеддока одним из самых острых критиков, гадюкой Риальто… или по меньшей мере удавом Сорок пятой улицы.
— Господи… это же Джим, — сказал Хеддок, наконец-то меня узнав. Он пожал мне руку, пролив при этом мое виски. — Ах… прошу прощения… позвольте вам помочь, — и он тщательно вытер мой рукав и манжету носовым платком, а потом аккуратно сложил его и спрятал. Я решил, что он сделал это для того, чтобы потом пососать его, если не хватит содержимого фляжки.
— Не думал, что вы так давно не встречались, — заметил мистер Уошберн.
— Может быть, и не так уж давно, — возразил мистер Хеддок, влюбленно глядя на меня своими мутными серыми глазами. — Ты как всегда, Джим, в центре событий? Прекрасное место для молодого человека, когда происходит такое событие… да еще какое! Упавший мешок с песком убивает оперную певицу в первом акте «Лакме»… Кстати, это одна из самых скучных опер, которую мне когда-то приходилось слушать. Я хочу сказать, что, если нужно погубить какую-нибудь оперу, начать следовало именно с этой. Вы со мной не согласны, мистер Бинг?
Тут я подал мистеру Уошберну упреждающий знак, и мы тихо удалились, оставив старейшину театральных критиков Нью-Йорка беседовать с самим собой об относительных достоинствах великих опер.
— Почему вы меня не предупредили? — возмутился мистер Уошберн.
— А как я мог это сделать? Я даже не знал, что вы с ним знакомы. В конце концов, он никогда не писал о балете.
— Он написал статью про Эллу, вот я и решил пригласить его и побеседовать. Ужасное зрелище, — мистер Уошберн даже вздрогнул.
Мы стояли и смотрели, как вторая половина «Затмения» плавно движется к захватывающему финалу. Зрители его с готовностью проглотили, и в темноте я слышал, как аплодирует стоящий рядом мистер Уошберн.
За кулисами нас встретил Джед Уилбур. Он выглядел несколько менее измотанным, чем обычно, и я предположил, что успех балета морально его поддержал.
— Все очень, очень хорошо, — заявил мистер Уошберн, захватывая своими клешнями руку Уилбура и глядя на него со смешанным чувством восхищения и удивления… Прямо как при обслуживании в четырехзвездном заведении.
— Я очень рад, что вам понравилось, — сказал Джед своим высоким тонким голосом. — Рад, что зрителям понравилось тоже. Видели отзывы на дебют Джейн Гарден? Приличные, весьма приличные.
— Да, она недурна… но остальные! Ах, Джед, вам еще никогда не удавался такой изумительный балет!
— Да, получилось неплохо, — кивнул Уилбур, не страдавший излишней скромностью, что делает артистов балета временами совершенно невыносимыми. — Думаю, что pax de deux[6] сегодня вечером неплохо получился.
— Это было очень лирично! — воскликнул мистер Уошберн, словно все другие подходящие слова вылетели у него из головы.
— Но вот кордебалет смотрелся неважно.
— Они просто не привыкли к такой динамике.
— Кстати, я вполне готов говорить о новой постановке.
— Вы в самом деле уже думали о ней? А мы успеем к открытию сезона в Чикаго?
— Думаю, да… Если не возражаете, я готов начать репетиции.
— А какой будет музыка? Надеюсь, что-нибудь старое и классическое? Вы же знаете, лучше старых мастеров ничего нет.
— Возьмем небольшую вещицу Пуленка… Проблем с авторскими правами не будет.
Мистер Уошберн вздохнул при мысли о гонорарах, которые приходится выплачивать еще живущим композиторам.
— Это мой самый любимый современный композитор, — храбро заявил он.
— Я знал, что вам понравится. Новый балет я назову «Мученица»… Очень строго и просто.
— Прекрасное название… но в нем не будет никакой политики, не так ли? Я хочу сказать, что сейчас не самое подходящее время… Вы понимаете, что я имею в виду.
— Вы собираетесь устроить мне цензуру? — Джед Уилбур выпрямился, всем видом демонстрируя благородное негодование и раздувая ноздри.
— Послушайте, Джед, вы же знаете, что я меньше всего на свете хотел бы этим заниматься. Нет, превыше всего я ставлю достоинство художника… Вы же это знаете, да вот и Питер тоже знает.
— Да, сэр, — пробормотал я.
— Но о чем будет балет, Джед?
— Именно о том, что в названии.
— Но кто же будет мученицей?
— Девушка… это рассказ о семье.
— Ах, — облегченно выдохнул мистер Уошберн. — Прекрасная тема… К сожалению, редко затрагивается в балете. Возможно, только Тюдор с ней справлялся.
— Будет лучше, чем у Тюдора.
— Не сомневаюсь.
— Так что же там произойдет, в чем заключается конфликт?
— Все очень просто, — улыбнулся Уилбур. — Девушку убивают.
Брови мистера Уошберна от удивления полезли вверх, а мои от раздражения осели вниз.
— Убивают? А вы не думаете, что при данных обстоятельствах это будет для нашей труппы, ну… не совсем уместной темой?
— Я всегда могу передать его в Театр балета.
— Но, дорогой мой, я совсем не собирался предлагать вам отказаться от постановки или изменить ее тему… Я только предположил, что в свете недавних событий…
— Это будет мифический сюжет, — наставительным тоном пояснил Уилбур, неожиданно демонстрируя коммерческое чутье в таком далеком от коммерции вопросе.
— Ну, вам и карты в руки, — весело отмахнулся мистер Уошберн. — Кто вам понадобится?
— Большая часть труппы.
— Игланова?
— Не думаю… если только она не согласится на роль матери.
— Боюсь, на это она не согласится. Можете использовать в этой роли Керол, она немного отяжелела… зато очень хорошая характерная актриса. А кто будет танцевать девушку?
— Думаю, Гарден, — сказал Уилбур, и я обнаружил, что он мне нравится. Какой неожиданностью станет это для Джейн! Выступить в новом балете, поставленном для нее таким хореографом, как Джед Уилбур! Все складывалось просто изумительно.
— Мне понадобятся все мужчины. Луи может исполнить роль ее мужа… Кстати, для него это очень неплохая партия. Там столько огня… Потом там еще два брата и ее отец. Один из братьев с ней играет… Они еще детьми привыкли жить в собственном иллюзорном мире. Мальчик-мечтатель ее теряет, она переходит к другому брату — человеку действия, тот в свою очередь ее теряет, и она переходит к Луи. Но, конечно, все это время она принадлежит отцу (кстати, хорошая партия для старика Казаняна), а мать ее ненавидит. Когда она выходит за Луи, в семье начинаются большие неприятности… возможно, что-то вроде Троянской войны. Но в конце концов девушку убивают.
— Кто ее убивает? — спросил мистер Уошберн.
— Конечно, отец, — спокойно сказал Уилбур.
Какое-то время никто не произнес ни слова. Потом мистер Уошберн хмыкнул.
— Вам не кажется, что немного неясен мотив?
— Нет,