Читать интересную книгу Уровень опасности - Игорь Симонов

– Где снимали?

– Не знаю.

– Плохо. Надо понять. Это он уже знаком с Нателлой?

– Да. Посмотри по числам там снизу.

– Сам смотри по числам. Я спрашиваю, ты отвечаешь.

– Понял.

Ахмед задумчиво посмотрел на фото.

– Это все, что у нас есть?

– Еще есть его история.

– Хорошо. Давай историю.

Они проговорили еще минут тридцать. Ахмед был удовлетворен, но не подавал вида. Во время рассказа рассматривал фотографии, примеряя услышанное к этому парню. «Надо встретиться, – подумал он. – Опасно, но надо встретиться», – и повторил вслух:

– Надо встретиться. Опасно, но надо встретиться.

– И я о том же. Съезжу на место, поговорю с ним, посмотрю. По легенде я знакомый тетки Нателлы, могу работу предложить в банке.

– И что дальше?

– В смысле?

– Он согласится на работу, и что дальше?

– Подожди, Ахмед, я план не готовил, мне твое согласие нужно было. Дай два дня, будет план.

– Я сам с ним буду говорить, – выдохнул Ахмед. – Здесь такое дело, что первый разговор самый важный. Если что не так – кончаем парня. Нателла уезжает, обрубили концы. Если что не так – я сразу почувствую. И если так – тоже сразу.

– Ты собираешься…

– Да, я все скажу сразу. Пока не знаю как, но сразу. Только сделай так, чтобы Нателла не знала. И пусть уезжает до моей встречи с ним. По-любому она там больше не нужна. Все понял?

Нет хуже одиночества, чем одиночество в толпе, нет хуже одиночества, чем одиночество в чужой стране, – что там еще придумали, какое еще бывает одиночество? Но кто знает про одиночество, когда решаешь, кому жить, а кому – нет. Кто знает про такое одиночество?

Ахмед надел куртку, кроссовки и через кабинет вышел в сад. В вечерней тишине было слышно, как за несколько километров отсюда проехала электричка. Где-то у соседей заливалась лаем собака. Он не мог даже завести собаку. Кто-нибудь знает про одиночество, когда не можешь завести собаку? Перед тем как выйти из кабинета, он два раза щелкнул выключателем, что было сигналом для охраны – он хочет побыть один. Охрана была, кроме одного человека, вся из русских. Им хорошо платили, они думали, что охраняют банкира. Кто-то наверняка мог стучать на них в контору. По первому уровню проверки все было чисто. Кто будет копать дальше, кому нужно? Зажравшиеся свиньи. Без оплаченного заказа никто даже пальцем не пошевелит. В саду было сыро, трава под ногами набухла от влаги. Своим кошачьим зрением Ахмед разглядел птичку, устроившуюся на яблоневой ветке. Он осторожно сделал два шага по направлению к дереву. Птичка не взлетела. «Не боится, но если сделаю еще один шаг – взлетит. Кто ее научил этому? Кто научил маленькую птичку, что любой посторонний предмет, от которого исходит энергия, дыхание, тепло, представляет собой опасность? Она не знает другой жизни – она с этим родилась. Я знал другую жизнь, но с этим умру. Что они сделали с моей жизнью? Десять лет войны – ни дома, ни жены, ни детей. Собаки – и то нет. Я могу взорвать половину этой страны и не могу завести собаку, потому что не хочу ни к кому привязываться. Я не был таким, это они меня таким сделали. Аллах – моя вера, и месть – моя вера. Месть выжгла сердце, годы охладили разум. Десять лет назад вернулся бы в дом, взял автомат, гранаты и пошел бы убивать этих жирных трусливых свиней в их каминных залах, бассейнах, спальнях, бильярдных. И кровь крохотными фонтанчиками заливала бы зеленое сукно и дорогой атлас, растеклась бы сливающимися пятнами на тонких простынях… Это так просто сделать, а вместо этого надо набраться терпения и ждать.

Когда началась война – стал солдатом, честно воевал – много убил. Тогда все было просто, все отдали, сердце отдали. Потом зимой в городе полузамерзший, полуголодный, с плохо заживающей простреленной ногой бессонными ночами понимал – войны выигрываются не количеством автоматов, не танками и даже не пролитой кровью. Войны вообще не выигрываются. Война рождается как новое существо, сначала маленькое, беспомощное, оно растет, мужает, спаривается с другим существом, и от них получается новая война, сперва, как и первая, крошечная и незаметная, питается кровавым молоком своей матери, и когда состарится и обессилит родившая ее война, то новая как раз и наберется сил. Потому что этот мир Аллах создал так, что в нем много противоречий и много денег, которые их питают, и много отважных воинов, которым нечего терять, но которым надо кормить семью, и так будет всегда, потому что такова воля Аллаха. И чем больше денег будет скапливаться у одних, тем больше будет отважных воинов, которым нечего терять. А наказал их Всевышний тем, что, отдав все деньги, забрал всю силу и лишил возможности воспроизводить себе подобных в нужном количестве. И тогда придут им на замену клоны, но это будут клоны самого слабого из поколений, и они не смогут противостоять отважным воинам Аллаха, которым нечего терять. Так закончится эта часть человеческой истории и начнется другая. Так закончится одна великая война и начнется другая, которую уже не суждено будет увидеть. Он солдат этой войны, и его задание – найти стрелка, отважного воина, которому нечего терять, но есть о ком заботиться. И надо, чтобы он был русским. Это ничего, у русских тоже бывают отважные воины».

Он вошел в дом и не разуваясь сел в кабинете на диван. После сырого свежего воздуха захотелось горячего чаю. Нажал кнопку вызова – появился помощник.

– Принеси чай, – сказал Ахмед. Помощник не уходил. – Что тебе? – спросил Ахмед.

– Ахмед, этот еврей девок привез. Говорит, ты просил. Говорит, рассчитаться надо.

– Ишь какой смелый – рассчитаться. И не боится? – заинтересованно спросил Ахмед.

– Боится, но говорит, ты обещал.

– Ладно, дай ему сколько просит. Хорошие девки?

– Хорошие, Ахмед, блондинки. Еврей говорит, модели.

– И сколько их?

– Четверо. Стоят, боятся. Одна уехать хочет.

– Вы там без дури. Не пугайте их. Пусть раздеваются и в бассейн идут. Принеси им там поесть и выпить.

Остался еще один телефонный звонок, и рабочий день Ахмеда можно было считать законченным.

Глава 13

Алексей

До знакомства с Ахмедом. До приезда в Москву. До Кати. Примерно за десять месяцев до последней ночи

Который уже год без устали хлещет над Россией нескончаемый нефтяной дождь, а все никак не может напоить своей влагой иссохшую землю, да не похоже, чтобы и через десять лет напоил. Такой нам климат рискованный достался – одно слово: резко континентальный.

Но Россия большая и города в ней разные. Так про всю страну в среднем говорить – это все равно что среднюю температуру по палате у больных мерить. В такой палате, где человек двенадцать лежат, да все с разными болезнями. «Не бывает уже таких палат на двенадцать человек, да еще и с разными болезнями», – скажете так, и спорить не буду. И я ведь о том же – вчера еще, можно сказать, были в областном городе такие больницы, а сегодня уже и нет – ремонт сделали, оборудование иностранное закупили, и главный врач хорошо смотрится на немецкой машине WV Touareg. Дождь ведь когда вот так, изо дня в день, идет, то ведь кому-то достается хоть глоток-другой сделать. Земля вокруг вся цистернами уставлена да банками, но и ведра тут же рядом, и кружки, и тарелки – кому что по чину полагается, а где ложка чайная или столовая не подложена, там и на землю капля упадет, и вот тебе радость – ремонт в больнице, и уж по телевизору по местному про это: губернатор в белом халате по палатам проходит, а то – смотря какой город – могут и по центральному телевидению показать, так, для сравнения, чтобы люди правду знали – у них в Америке школьник детей невинных опять пострелял, а у нас – больница новая.

Родной город Алексея каждый день по центральному телевидению не показывали, в первую десятку по стране он не входил, но и в последнюю тоже. ВА с Lufthansa регулярно в него не залетали, и самой большой гостиницей в городе была бывшая обкомовская, построенная еще при советской власти в начале восьмидесятых, то есть не быстро все изменялось, но город был не из последних. Например, если по образованию судить, по местному университету, так, может, один из первых. Это и было главной причиной того, что Алексей остался учиться в своем городе. Сказал ему тогда отец: «Закончишь университет, там решай. В Москву – так в Москву, в Питер – так в Питер, а то, может, останешься – будешь партнером…» Алексей любил отца, любил мать, любил сестру, любил свой город, а москвичей не то чтобы не любил, но так – в Москву не рвался. Бизнес у отца рос, жил Алексей в купленной отцом квартире, отдельно, девчонки проходу не давали, отдыхать ездил за границу – зимой на лыжах, летом на острова, то есть для своего города Алексей был парнем очень заметным.

И это было всего несколько месяцев назад. Было у него все, чего может пожелать человек с нормальной психикой и нормальной фантазией, и вот теперь от этого всего осталась мать, которая не может заснуть без таблеток, красавица сестра, которая не хочет оставаться с матерью дома, две квартиры – своя и родительская, родительская пока еще под арестом, но арест снимут – за отсутствием предмета или состава. И еще здоровье, которым Бог не обидел. Это в активе. В пассиве не на что жить, все нужно начинать с нуля. Все, во что отец вложил пятнадцать лет жизни, исчезло за месяц. Оборудование со складов вывезли и продали, как водится. Кредиторы деньги требуют, заказчики – оборудование. Народ разбежался. Нет веры в то, что можно добиться правды. Нет сил добиваться правды. Нет людей, на которых можно положиться. Все это, наверное, когда-нибудь можно вернуть. Не так все будет, как раньше, не так, как хотелось, – по-другому, но ведь жизнь вся и есть – потери, приобретения, осознание ошибок, исправление ошибок… Остановиться бы главному бухгалтеру на этом месте, может, и сошелся бы баланс, а так – прямой убыток. Не нужно было отца забирать, не нужно было с надорванным сердцем тащить на бессмысленный допрос. Погорячились. И теперь все не сходится. Уже третий месяц как похоронили, а не сходится. Когда со следователем разговаривали последний раз, ленивый такой, сука, раскормленный, лет тридцать, тот прямо сказал: