Вера подошла к ним, сказала:
- Я птицу могу взять к себе.
Они поднялись на этаж. Там еще была уборщица, которая показала открытую дверь номера и назвала чайку хулиганкой. Странно вела себя чайка. Как только Вера подошла к балкону в сопровождении уборщицы, она притихла. Вера отогнула звено проволочной цепи и так, на цепи, повела чайку через холл на улицу. Почему эти женщины объявили чайку собственностью уехавшего Леонида? Да потому, что она была привязана на его половине лоджии. А на другой половине я размещал для ночлега свой матрац! Может быть, он упоминал о чайке в холле в их присутствии? Не берусь судить. Я остался за кадром этой истории, получившей огласку. Удивительно, что они мне даже не сказали ни слова после моего возвращения из Симферополя. Скорее всего, я внушал им уважение, которое несовместимо, конечно же, с хулиганившей и отбившейся от рук птицей.
- Где она сейчас?
- Птица? Я все поняла, увидела шины из бамбука и сразу же доставила ее в пионерский лагерь, который, представьте себе, называется "Чайка". Это рядом. Там обещали вызвать ветеринара и вообще помочь птице. Ее поместили в отдельной комнате. Вы бы видели, какой восторг вызвала чайка у всех! Расскажите об Албании!
- От Албаны ничего не осталось. Когда-то в окрестностях Дербента, где она должна была находиться, по сообщениям греческих историков, я исходил все окрестности. Но, конечно же, ничего не смог там найти. Я был молод, почти юн и прошел тогда много километров, увидел южные базары Шамхора и Баку, Дагестан, Каспий, горы и скалы, которые в эддических исландских песнях сравниваются с костями ящеров и драконов - это те самые горы, как я надеюсь, возможно, и Крымские тоже. Ведь и но здешним перевалам пролегали пути сарматов, скифов, албанских племен, готов.
Я прочитал ей мои стихи о прошлом.
Пророки Библии грозили
Своему грешному народу:
Позовут-де народ другой
Ему в наказание, вызовут народ,
Языка которого он не знает и
Не будет понимать, наведут на Израиль
Народ древний, народ сильный
Колчан его как открытый гроб,
Люди его храбры.
Съедят они жатву твою, Израиль,
Поработят дочерей твоих и сыновей,
Съедят волов и овец,
Виноград и смоквы.
Слово древних пророков
Готовило наказание.
Ныне же вызови их дух,
Вдохни жизнь в слова те снова,
Оживи страх - и услышишь то же.
Грозный народ, владевший Палестиной,- скифы
С колчанами, открытыми, как гроб.
Израиль, будь настороже!
Скифы могут вернуться,
Повинуясь слову.
За что же грозил Господь Израилю устами пророков? Да все за то же: за поклонение иноземным богам, за предание забвению своего прошлого, за его поругание.
В Асгарде земном, в Копетдаге, своих предков и государей чтили как богов. И вот с тем же, на том же, так же становились на ноги государства. Было бы самым невероятным делом, если хоть одно государство, в котором все поставлено с ног на голову, смогло бы устоять. Будущее вырастает только из прошлого. Отсюда - понятное желание иных деятелей кастрировать именно прошлое, потому что непосредственно будущее им недоступно.
Она легко пожала мне руку, кивнула, как будто мы давным-давно знакомы, и быстро пошла по набережной. Мне даже показалось, что наша завтрашняя встреча состоится на том же месте. И только когда я вошел в кафе, чтобы от нечего делать выпить еще одну, двойную чашку кофе, мной овладели сомнения. Я нарочно использую выражение из старых длинных романов, чтобы прояснить ситуацию. Даже не сразу овладели, а постепенно. Два-три глотка, и я встрепенулся: мы что, договорились с ней о завтрашнем дне? Нет! Кажется, нет! Еще глоток, я толкнул столик и услышал слово "бегемот". Это по моему адресу. Странно, правда, что сказал это верзила с такими плечами, что они загораживали от меня соседний столик.
Я не стал отвечать. Еще два глотка, и, ожегши губы, я выскочил из кафе к розарию. Было уже темно. Вприпрыжку, стараясь не задеть прогуливающиеся парочки, поскакал я наподобие серой лошадки на ипподроме, которую ждет приз. Только на этот раз все ставки плакали бы: сто, двести, четыреста, шестьсот метров в возрастающем темпе, а золотоглазой, золотоволосой знакомой моей не было. Куда же я устремился после этого? За поворот? Туда, где набережная взбегает на горку и ведет в город? Ничуть не бывало. Я повернул назад и медленно добрался до злополучного кафе. Там еще сидел широкоплечий верзила, который вдруг подмигнул мне, как хорошему своему знакомому. Я глотнул снова жидкого горячего южного напитка по цене бразильского кофе. И заметил ненароком, что верзила ухмыльнулся. Припомнился обидный эпизод с бегемотом. Я старше и дал бы ему в ухо, если бы он вел себя сейчас так же непристойно; к тому же я был расстроен.
И вот, бывает же, я понял, что совершил ошибку: мне нужно было все же подняться по набережной, взять такси, даже просто так называемую кооперативную машину по тройной цене или, на худой конец, автобус - за наличные. Все, что угодно, но не останавливаться у поворота. Теперь было уж поздно!
В дверях я обернулся. Здоровенный парень смотрел мне вслед с явным удовлетворением и с издевкой. Я вернулся в свой тусклый номер, где гремело радио, но пока было пусто, плюхнулся на койку. Потом поднялся, вырубил радио и задумался. Задумался прочно, глубоко. Зажег бра.
Я догадался, достал кольцо. Надпись на кольце означала скорее всего: "Албена". Это курортный город в Болгарии. Побережье. Ясно, что экология там во главе угла. Куда оттуда могли летать чайки? Ну конечно, в соседние страны. Отсюда кольцо на птичьей лапе. Просто.
Мне легко было извинить себя за возможную неточность в прочтении, тем более что именно ошибка дала мне возможность познакомиться с Верой.
Албана. Был когда-то такой город. Что касается Албены, то я хорошо помню ее корпуса в виде пирамид, широкие пляжи, цветущие сливы и персиковые деревья, потому что я был там в семьдесят седьмом.
СХВАТКА В НОМЕРЕ
Было около полуночи. Небо ясное. По нему разбрелись звезды. В дверь постучали. Я насторожился. После всех происшествий сегодняшнего дня даже простой стук в дверь воспринимался как нечто неординарное. Я подошел к двери, прислушался. Разговаривали. Я повернул ключ, и сразу же дверь распахнулась. Ко мне пожаловал новый отдыхающий, на место Леонида Григорьевича, отбывшего восвояси. Круглолицый малый с гитарой в руках, в ковбойке и светлых, так называемых беленых джинсах, с огромной вещевой сумкой через плечо, и на том же плече у него повисли две девицы.
Поздоровались.
Я сел и молча резал зеленые яблоки тоненькими ломтями - здесь на досуге я изобрел новое блюдо на завтрак. Тонко нарезанные незрелые яблоки или алычу с косточками поместить на ночь в банку, наполненную холодной водой, туда же добавить две столовые ложки меда. Утром яблочная или алычовая вода готова, у нее неповторимый вкус и аромат, можно выпить два или три стакана подряд. Завтрак отменяется вообще или заменяется чашкой взбитых сливок. Ну а они расселись на его постели. Девица бренчала на гитаре нечто несусветное и несостоятельное, он курил, разговаривая сразу с обеими спутницами, потом они вышли на лоджию, пинали ногами пустую банку, пока она не разбилась, осколки уронили кому-то на голову, ругались, опять бренчали на гитаре. Сосед прикрикнул на них, был отбой. Это не смутило компанию, для которой уже давно не существовало ни отбоев, ни подъемов, ни проблем в окружающем их пространстве.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});