— Пф-ф-ф, Коротышка! Тут просто, как у кролика морковка. Ввела бы тебе сейчас в медицинскую карту подозрение на психиатрию, пока без точного диагноза — и поверь. У армии хватило бы технических возможностей закрепить тебя такими фиксаторами, да в той капсуле, где скажу, что даже прокаченная физуха тебе не помогла бы.
— Ты что, правда могла бы так поступить со мной?! — я ошарашен и обескуражен.
— Вот ты тормоз занудный… — вздыхает Карвальо, не отвечая прямо на вопрос.
— Камила, мне сейчас, чтобы не терять времени, очень нужно сбегать к Моше. Я могу? Тебя не подставлю? — меняю неприятную тему, тем более что бежать действительно пора.
— Вообще-то, после овода, даже по касательной, тебе полагается валяться в реанимации, — неуверенно в предполагает она.
— Я не контролирую ситуацию, — деликатно напоминаю ей тонкости сложившейся обстановки.
Надеюсь, она ещё способна понимает намёки, потому что врачи в силу специфики мышления могут быть очень далеки от операционного анализа.
— Я хочу сходить и попытаться договориться… — многозначительно двигаю бровями.
— СТОП! Не продолжай, поняла… В принципе, по-твоему текущему состоянию противопоказаний к прогулке я не вижу, — продолжает она уже на Всеобщем. — Но чтобы я не разыскивала тебя с психиатрами по территории, даю тебе ровно сорок пять минут. По истечении которых чтобы был обратно в капсуле. Я боюсь вкрутить Жойс терапию одна.
— Камила, не хочу командовать, но у Жойс сейчас, насколько чувствую, идёт попытка стабилизации за счёт внутренних резервов.
— Ты серьёзно?
— Да. Я ханьской искрой чувствую. Чоу говорит, у меня второй уровень.
Карвальо мгновенно подбирается:
— А на самом деле какой?
— Смотря в чём. У меня чуть другая школа, не такая, как у Чоу. Она чистый медик, упор на лечилки. Я — упор на физвоспитание и сенсор. Я искру меряю по трём уровням. Как сенсор, если в её классификации, я тяну на четвёртый-пятый уровень. — На самом деле больше, но тут есть условия; да и Камила всё равно не поймёт разницы. — Расстояния близкое, плюс у меня с Жойс личная связь же.
— Это влияет?
— Да, эмоции усиливают. В общем, предлагаю её пока не трогать с твоей терапией. Если у тебя нет твёрдой уверенности в эффективности именно твоего протокола лечения.
— Какой там в одном месте протокол, — Вздыхает Карвальо. — По протоколу, её уже закапывать надо.
— Ну видишь… Пожалуйста, повремени со своей терапией. Не сбивай её внутренние настройки.
— Как долго?
— У меня за четверть часа устаканилось. У неё надо умножать в несколько раз. — Затем добавляю на Всеобщем. — Понял, исполняю. Возьму ещё одну форму из стопки?
Камила молча машет рукой в направлении двери.
_________
Анна, явно тоже имеющая какие-то женские предчувствия и нахохлившаяся подобно скворцу, настороженно молчит всё то время, что мы разговариваем.
Мысленно благодарю всех богов, что у Хаас родной язык — не Portuguese. С нашей капитана сталось бы рубануть в лоб правду-матку даже в этом случае, упомянув и батюшку, и матушку, и прочих предков Анны. Причём, не факт, что всё сказанное оказалось бы правдой. Камиле бы хватило и того, что она искренне посчитала бы за таковую.
Анна, разумеется, выходит вместе со мной, поскольку направляется сейчас по делам Ассамблеи: упускать моментов отжать что-нибудь ненужное у федералов никто не планирует.
— А чем, ты думаешь, тебе поможет израильтянин?! — по дороге в следующий сектор интересуется, не врубаясь в мои планы, Хаас.
— Какая у меня сейчас самая большая проблема? С твоей точки зрения?
— В ретроспективе? Или в перспективе? — абсолютно логично и мгновенно парирует маленькая гений. — Уточняю потому, что на своём уровне вижу ровно две эти проблемы. Они обе большие, значимые, но лежат в разных направлениях. Одна в прошлом потому что, а вторая — в будущем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ты умная, — киваю на ходу. — Всегда говорил. Ну, давай о перспективе. Чего прошлое зазря колупать, всё равно не исправишь.
— Твоя главная проблема в перспективе исходит из отсутствия у нас достоверной информации по последнему эпизоду, — без паузы отвечает она. — Мы не понимаем источников применения этого овода против тебя и твоей девушки. Причём, был ведь и первый эпизод. Получается, ты стоишь в свете прожектора и понятия не имеешь, сколько вокруг стрелков и как они близко.
— М-да уж. Неприятное ощущение, — впечатляюсь образностью её аналогии.
— А зачем тебе Фельзенштейн? — простецки и наивно спрашивает она. — Просто любопытно. Ну чем он может помочь, даже теоретически?
— Ну, как чем… Он привык надеяться только на себя, оттого давно подвесил тройку или четвёрку маленьких вертолётиков над территорией.
— А-а-а, я думала, у него только эти здоровые машины, транспортёры. — Удивляется Анна, перепрыгивая через измазанную краской плитку под ногами. — На которых мы с тобой к твоим собакам летали.
— Нет. Не только здоровые. Он того не афиширует, как и вся их страна, насколько я понял… но у них эта техника практически универсальна, для всех видов задач. На этих мелких штуках, — указываю в сторону ангара Моше, над которым и сейчас барражирует какой-то аппаратик, — камеры очень неплохого разрешения, совсем как в Корпусе на полигоне. А главное — они пишут картинку в режиме двадцать четыре на семь. Моше говорит, что от паранойи ещё никто не умер. А вот наоборот — сколько угодно.
— Ну и предусмотрительность.
— Он на второй или третий день в лоб заявил в штабе: у вас тут такое творится, что я, говорит, лучше подстрахуюсь. Вы тут друг друга валите, что уж говорить об иностранце, который может просто случайно попасться вашим под руку. Тем более, говорит, у вашего заказчика в штабе сухопутных войск тоже нет единого мнение касательно представленной Израилем линейки техники и её перспектив.
— А у нас правда так?
— Он говорит, правда. По его словам, промышленное лобби и лоббисты устоявшихся при госбюджете КБ заточены под иную техническую мысль. — К сожалению, не могу ей сказать, что Моше вовсе не унтер, а чуть покруче в чинах, поскольку это не моя информация. — «Технические революции и революции в тактике — это всегда выход из зоны комфорта и различные напряги. А кому на старости лет это интересно? Когда ты привык десятилетиями почивать на лаврах и не напрягаться; а тут какой-то… иностранец заставляет тебя напрягаться», — цитирую его мысли по этому поводу. В общем, он о своей безопасности заботится сам. И если, не дай бог, с ним что у нас случится, тьфу три раза… Запись на вон тех его носителях, транслирующаяся в том числе на его родину, даст в этом случае как минимум исчерпывающее представление о том, что происходило на открытых территориях Корпуса почти с момента его заселения сюда.
— А ты хочешь попытаться проанализировать территорию Корпуса до всех событий в его записях?
— Угу. — Вообще-то, есть и ещё кое-что. Но говорить об этом вслух будет, скорее всего, тоже неправильно.
Не то чтоб у меня были от Анны секреты. Просто не вся информация принадлежит мне.
_________
Одна из кафедр Корпуса. В помещении присутствуют заведующий кафедрой и один из старших преподавателей.
— Как тебе удалось так быстро сориентироваться и всё понять? — искренне удивлённый заведующий кафедрой, не дожидаясь просьбы подчинённого, из высокого блестящего кофейника наливает две чашки кофе. Одну из них он тут же двигает вперед по столу. — Ты не подумай, что я сомневаюсь в результате. Но как-то необыкновенно быстро ты всё раскопал, не находишь?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Лео, я тебе сейчас одну историю расскажу, только ты учти: это строго между нами.
Сидящий в кресле мужчина в форме полковника устраивается поудобнее, чуть поёрзав на одном месте. На его лице, если знать его достаточно хорошо, можно определить зарождающуюся улыбку.