– Вам нравится жить в центре?
Сара выдвинула ящик, взяла ножницы и стала подрезать концы стеблей.
– Да, вот только шум не дает спать по ночам. Толпы людей шатаются по улицам, вопят, дерутся, веселятся до рассвета. Поразительно, что мне еще удается поспать! – пошутила она.
– Так тихо?
Сара принялась ставить цветы в вазу.
– Знаете, я никогда раньше не жила в городе, где, похоже, к девяти часам все уже в постели. После захода солнца Нью-Берн становится городом призраков, что, впрочем, значительно облегчает вам работу, не так ли?
– Честно говоря, разница для меня небольшая. Если не считать извещений о выселении, моя власть распространяется и за пределы города. В общем, я работаю на округ.
– Расставляете ловушки слишком резвым водителям, которыми так знаменит Юг? – игриво осведомилась она.
Майлз покачал головой.
– Нет, это обязанности дорожного патруля.
– Значит, если вы утверждаете, что у вас не слишком много работы, то…
– Совершенно верно, – кивнул он. – Ничего более сложного, чем занятия с сыном, у меня нет и быть не может.
Рассмеявшись, она поставила вазу в центр стойки.
– Прелестные цветы. Спасибо, – поблагодарила она и, выйдя из-за стойки, потянулась к сумочке. – Куда мы идем?
– Недалеко. Это прямо за углом. «Харви-Мэншн». Да, и на улице прохладно, так что вам, возможно, следует захватить жакет, – заметил он, глядя на ее платье без рукавов.
Сара подошла к шкафу, вспоминая сообщение матери и жалея, что вообще его слушала. Она ненавидела холод и часто простужалась. Но вместо того чтобы снять с вешалки «тот, длинный, зеленый», в котором ей было бы тепло и уютно, она выбрала жакет полегче, который бы понравился ее матери. Элегантный.
Когда она накинула жакет, Майлз уставился на нее так, словно хотел сказать что-то, но промолчал.
– Что-то не так? – догадалась она.
– Ну… на улице очень холодно. Уверены, что не хотите одеться потеплее?
– Вы не возражаете?
– А почему я должен возражать?
Сара с радостью поменяла жакеты, вытащив тот самый, зеленый и длинный, и Майлз помог ей одеться.
Заперев дверь, они спустились вниз, и щеки у Сары мигом разрумянились от холода. Она инстинктивно сунула руки в карманы.
– Не считаете, что ветер слишком ледяной для легкого жакета?
– Определенно, – благодарно улыбнулась она. – Но этот жакет не подходит к моему платью.
– Зато вам тепло. И кроме того, зеленый цвет вам очень идет.
До чего же он славный! Вот тебе, мама!
Они пошли по улице, и, сделав несколько шагов, Сара, к удивлению своему и Майлза, взяла его под руку.
– А теперь позвольте рассказать вам о моей матери, – начала она.
Усаживаясь за стол, Майлз все еще продолжал смеяться:
– Потрясающая женщина!
– Вам легко говорить, она не ваша мать!
– Это просто ее способ показать, как она вас любит.
– Знаю. Но мне было бы легче, не волнуйся она так сильно. Иногда мне даже кажется, что она делает это нарочно, чтобы свести меня с ума.
Майлз решил, что, несмотря на явную досаду, Сара выглядела просто неотразимой в мерцающем свете свечей.
«Харви-Мэншн» был одним из лучших ресторанов в городе. Построенный в конце восемнадцатого века, дом служил чем-то вроде романтического убежища для влюбленных. Когда здание перестраивали под ресторан, владельцы решили сохранить былую планировку.
Майлза и Сару повели по широкой лестнице в зал, бывший когда-то библиотекой, – тускло освещенное помещение с полами из красного дуба и потолком, украшенным оловянными пластинами. Вдоль двух стен тянулись уставленные книгами полки красного дерева. Камин у третьей стены был зажжен, и пламя оранжевыми отблесками играло на столах. Сару и Майлза посадили в угол около окна.
Здесь стояло всего шесть столиков, и хотя все были заняты, беседы велись негромко.
– Да, думаю, вы правы, – улыбнулся Майлз. – Ваша матушка, должно быть, не спит по ночам, придумывая для вас новые способы пыток.
– Но вы, кажется, сказали, что никогда не встречались с ней.
– По крайней мере она рядом с вами. А вот я уже не помню, когда в последний раз говорил с отцом.
– Где он сейчас?
– Понятия не имею. Пару месяцев назад получил открытку из Чарлстона, но вряд ли он до сих пор там. Отец, как правило, не слишком долго засиживается на одном месте. Не звонит. И очень редко возвращается сюда. Вот уже несколько лет, как он не видел ни меня, ни Джону.
– Представить невозможно.
– Что поделать, уж такой он. Но и когда я был маленьким, никто не мог бы его назвать Уордом Кливером[3]. Мне часто казалось, что ему не нравится наше присутствие.
– Наше?
– Мое и мамино.
– Разве он не любил ее?
– Понятия не имею.
– О, бросьте…
– Я совершенно серьезно. Она была беременна, когда они поженились, и не могу сказать, что они предназначались друг другу небом. В доме кипели страсти: сегодня оба были безумно влюблены, а завтра она вышвыривала его вещи из дома и требовала никогда больше не возвращаться. После ее смерти он почти сразу же исчез. Едва успел уволиться с работы, продать дом, купить яхту и объяснить мне, что хочет повидать мир. Кстати, он совершенно не разбирался в морском деле. Заявил, что всему выучится на ходу, и, полагаю, так оно и было.
– Все это немного странно, – нахмурилась Сара.
– Только не для него. Честно говоря, я совсем не удивлен, но, чтобы понять, о чем я толкую, нужно знать моего отца.
Он недовольно качнул головой.
– Как умерла ваша мать? – осторожно спросила Сара.
Непонятное, почти трагическое выражение мелькнуло на лице Майлза, и Сара немедленно пожалела о сказанном.
– Простите, – прошептала она, подавшись вперед, – не следовало спрашивать.
– Все в порядке, – тихо ответил Майлз, – я не обиделся. Все случилось так давно, что боль уже притупилась. Просто я много лет никому не говорил об этом. Да и вспомнить невозможно, когда меня в последний раз спрашивали о матери.
Он рассеянно побарабанил пальцами по столу, а потом выпрямился и заговорил сухо и деловито, словно о незнакомом человеке. Сара узнала этот тон. Именно так она теперь высказывалась о Майкле.
– У мамы начались непонятные боли в животе. Да такие, что иногда она по ночам не спала. Думаю, в глубине души она понимала, насколько это серьезно. К тому времени как она обратилась к врачу, метастазы уже поразили печень и поджелудочную железу. Сделать что-то было невозможно. Примерно через три недели она умерла.
– Мне очень жаль, – пробормотала Сара, не зная, что сказать.
– Мне тоже. Думаю, вам бы она понравилась.
– Уверена.
Разговор прервался с появлением официанта, принявшего заказы на напитки. Оба, словно по команде, взялись за меню.