Незавидна была участь и тех, кои спаслись от плена; отверженные братьями своими на Востоке, которые обвиняли их в предательстве Св. Гроба неверным, они скитались без приюта по Сирии и большею частью погибли от голода и болезней; город Триполи заключил пред ними врата, и одна мать с отчаяния бросила в море своего младенца. Искавшие спасения в Египте обрели более милости между магометанами, ибо султан велел призреть их; некоторые бежали в Европу. Христиане православного исповедания, из числа греков и сириян, добровольно остались в Иерусалиме и пользовались там большими льготами, нежели при латинских королях, с платою установленной подати. Султан, раздраженный против франков, отдал св. места во владение православным, позволив только четырем латинским священникам остаться при Св. Гробе. Некоторые из ревностных мусульман, говорит Эмад-Эддин, советовали Саладину разрушить до основания храм, полагая, что, когда однажды уничтожится гроб Мессии и плуг пройдет по основаниям храма, уже не станут более приходить христиане на поклонение св. мест; но другие судили благоразумнее, что не церковь, а место возбуждает благочестие христиан и что если бы небо слилось с землею, и тогда бы народы христианские устремлялись к Иерусалиму. Пример халифа Омара, пощадившего храмы, решил и Саладина; он только заложил верхние окна купола над Св. Гробом; стер стенную живопись и обратил соседний дом патриарший в училище софиев, а монастырь св. Анны, у врат Гефсиманских, в обитель факиров, и все прочие церкви в мечети. Все его внимание устремилось на главную мечеть Омара, бывшую соборною церковью ордена храмовников.
Писатели арабские Ибн-Алатир и Эмад-Эддин, восхваляя благочестие Саладина, говорят, что первым его действием после торжественного вступления в Иерусалим было обновить славную мечеть Омара и изгладить в ней всякий след христианства, в особенности изображения, оставленные на стенах. Брат султана, Малек-Адель, оба сына, Адель и Афдал, и все члены его семейства не уступали ему в усердии; они сами, сложив оружие, омыли потоками розовой воды стены и помост, особенно в мечети эль-Сахара; внутри ее была устроена малая часовня, наподобие Св. Гроба, с золотым куполом, вероятно, над самым камнем Иакова, который обложили мрамором короли латинские. Султан разрушил алтарь, на коем лежало Евангелие, и положил список Корана на обнаженный камень. Он вспомнил, что Нуреддин, его предместник, устроил великолепную кафедру в той надежде, что когда-либо поставит ее в Иерусалиме, и, исполняя его желание, велел поспешно перенести ее из Алепа в мечеть Омара. В первую пятницу, после торжественного входа в Иерусалим, султан в сопровождении своих эмиров, софиев и толкователей Корана, посреди войска и народа, наполнявших обширную площадь Соломонова храма, взошел во внутренность мечети. Начальник имамов поднялся на высокую кафедру и возблагодарил громким голосом Бога за победы Саладиновы. Потом вознес он молитву о халифе Багдада и о победоносном султане Сирии и Египта. Такие молитвы, враждебные имени Христову, раздавались на месте Соломонова храма, и так в один день внезапно изменились вера, законы и жители бедствующего Иерусалима!
Ходатайство императора греческого Исаака Ангела, который находился в дружественных сношениях с султаном, не могло спасти святыни от поругания, хотя и оградило ее от конечного разорения. Император воспользовался, однако, сим случаем, чтобы утвердить опять в Иерусалиме кафедру ее святителей, изгнанных оттоле во время владычества крестоносцев. Тот, кого избрал на кафедру Св. Града, был строгий и благочестивый инок обители Студийской, Досифей, или Феодосий, по некоторым спискам; но горько отозвалось ему внимание царское, когда впоследствии, низложив цареградского патриарха Василия, самодержец греческий принудил святителя Иерусалимского заступить его место. Афанасий наследовал ему в Св. Граде и был свидетелем новых бедствий.
Восьмой поход
Нашествие орды ховарезмиев
Между тем в течение десятилетнего перемирия между императором и султаном беззащитные христиане Палестины подвергались всякого рода бедствиям. Жители Св. Града, не огражденного стенами, беспрестанно опасались нападений сарацинских, и не раз вопли диких арабов заставляли их искать спасения в башне Давидовой, которая одна уцелела посреди развалин. Латинский патриарх Иерусалима, с баронами и магистрами трех орденов, продолжали обитать в Птолемаиде; лишенные короля за отсутствие Иоанна Бриенского и самого Фридриха, напрасно взывали к Западу, остывшему к их скорбям после стольких неудачных покушений. Папа Григорий, желая опять возбудить дух крестовых битв, угашаемый его личною враждою с императором, пригласил его на собор, с тремя латинскими патриархами, Царьграда, Антиохии и Иерусалима, и поручил проповедовать новый поход монахам доминиканским и францисканским; он сам написал окружные послания не только к владетелям христианским, но даже к султану Дамасскому и халифу Багдада, убеждая их принять христианство и угрожая небесною казнью в случае необращения. Несколько князей Франции подвиглись на зов римского первосвященника, в их числе Тибо, король Наваррский, и два герцога, Бургундский и Бретонский, ибо из Франции всегда истекали лучшие воители крестовых битв, по ее рыцарскому духу. Они уже готовились отплыть в Палестину, когда зов малолетнего императора Балдуина едва не отвлек их силы к бедствующему под властью латинскою Царьграду; его не могли довольно охранить от нападения греков и болгар победы престарелого короля Иерусалимского Иоанна, тестя Балдуина. Другой голос, самого папы Григория, возбудившего поход сей, внезапно раздался против него, к общему соблазну христиан; ибо новая вражда вспыхнула между ними и императором, и он хотел обратить в свою защиту крестовые дружины. С негодованием отвергли все такое предложение и поспешили в Сирию, где их ожидало горькое поражение.
Крестоносцы нашли Восток в таком же смятении, как и оставленный ими Запад (1240 г.). По окончании перемирия владетель Карака занял опять Иерусалим и обрушил башню Давидову с остатками твердынь христианских, посреди общего уныния жителей, которые подверглись еще большим оскорблениям. В то же время скончался сильный союзник Фридриха, султан Египта Малек-Хамиль, и междоусобие вспыхнуло между князьями Дамаска, Алепа и иных городов; они оспаривали друг у друга державу умершего султана; но крестоносцы не умели воспользоваться их взаимною враждою и подражали ей своими раздорами, ибо не было между ними настоящего главы. Герцог Бретонский, один со своими рыцарями, сделал удачный набег на область Дамасскую и возбудил соревнование герцога Бургундского и других баронов, которые покусились на добычу в окрестностях богатой стадами Газы. Король Наваррский, по имени только начальник похода, не мог удержать их безрассудного пыла и сам принужден был последовать за ними до Аскалона, чтобы подать руку помощи в случае поражения. Но на рубеже пустыни сарацины напали на беспечные толпы крестоносцев, из коих часть хотела сражаться, другая же отступать. Герцог Бургундский с графом Яффы удалились к Аскалону и просили помощи короля Наваррского; но было уже поздно, ибо он нашел поле битвы, усеянное трупами своих неосторожных сподвижников. Граф Барский погиб в сече; Амори, граф Монферратский, с другими баронами достался в руки сарацин. Грустно возвратились остальные вожди в стены Птолемаиды, где возникли между ними жестокие распри. Храмовники и некоторые из владетельных баронов Палестины заключили договор с эмиром Дамаска, чтобы уступлен был им Иерусалим; напротив того, госпитальеры, король Наваррский и оба герцога выступили в союз с султаном Египта, обещая защищать его против магометанских властителей Сирии; посреди столь позорной распри французские крестоносцы внезапно оставили Св. Землю.
Другие пришельцы Запада заменили их в Сирии: доблестный брат короля Англии, Ричард, герцог Корнуольский, с цветом рыцарства своей земли. Одно имя его, напоминавшее Львиное сердце его дяди, уже оживило упадший дух палестинских христиан. Духовенство и народ Птолемаиды встретили его с крестами, при пении ликов: «благословен грядый во имя Господне!» Но после нескольких успехов над неприятелем Ричард был оставлен в одно время и храмовниками, и госпитальерами, которые не хотели нарушить взаимных договоров своих с султанами Дамаска и Египта; герцог, не видя себе никакой помощи от природных жителей Сирии, принужден был отказаться от дальнейших битв и возобновил мирный договор с Египтом. Он только мог вытребовать освобождение пленников христианских и дозволение погрести павших в битве под стенами Газы. Посетив паломником Св. Град, вторично освобожденный им по мирному договору, благочестивый герцог возвратился в свои пределы через Италию, где с чрезвычайным великолепием принял его зять, император Фридрих, настоящий король Иерусалима. Ричард не мог, однако, примирить его с неумолимым папой Григорием; вражда сия, между церковью и империею, продолжалась и при Иннокентии IV, его преемнике, оставляя Иерусалим бедственной его участи.