хвалю ее, аккуратно проскальзывая пальцами между уже влажными складочками. – Что тебя так возбудило, Машенька? – шепчу на ушко, а потом прикусываю мочку. – Или ты все это время была возбуждена, маленькая развратница? С того самого момента, когда я чуть не трахнул тебя за домом? – она судорожно, шумно вздыхает. – Маш, я не люблю нежный секс, – наконец признаюсь ей. – Так что, если ты против грубости, сейчас самое время сбежать. Беги, Машенька, беги.
– Я… – запинается она, когда я прикусываю ее шею. – Я не… не хочу бежать. Ох, Кир! – шумно выдыхает она, когда я нажимаю на чувствительный бугорок между ее ног.
– Веди себя тихо, Марья, – рычу я, проталкиваясь внутрь нее. У меня аж челюсти сводит от желания. Член налился и долбится в ткань в попытке вырваться наружу.
Чтобы облегчить свое состояние, беру Машину руку и укладываю на свой стояк. Она легонько его сжимает своими тонкими пальцами.
– Сильнее, – помогаю ей понять силу давления, с которой нужно сжимать ствол, и у меня в глазах темнеет от желания. – Моя мокрая девочка, – обдаю ее кожу дыханием, кусая и зализывая, спускаюсь ниже, захватывая декольте, не прикрытое тканью футболки.
А потом подхватываю Марью за талию и дергаю на себя.
– Садись. Сегодня ты сверху.
– Кир, я не умею, – задыхаясь, шепчет она, но все равно сбрасывает свои шлепанцы и устраивается надо мной.
Я скольжу ладонями по ее бедрам вверх, ныряя под юбку. Сжимаю упругую попку, развожу половинки в стороны, а потом резко отпускаю, заставляя их столкнуться с негромким шлепком. Улыбаюсь, мне нравится этот звук. Но до попки мы еще дойдем, у нас много времени впереди.
– Я помогу тебе, – отвечаю хрипло и стягиваю свои шорты до колен. Член упруго пружинит, вырываясь на свободу. Так быстро, как могу, натягиваю презерватив, а потом снова берусь за бедра Марьи, чтобы медленно усадить ее прямо на ствол. Мне приходится стиснуть челюсти, потому что хочется ворваться и жестко трахать, а не нежничать, но я вовремя напоминаю себе, что еще вчера Машка была девочкой. – Вот так, до упора, – приговариваю я, когда Марья, ухватившись за мои плечи, вбирает в себя мой член. – Умница моя.
Даю ей отдышаться и снова привыкнуть ко мне, а потом заставляю так же медленно подняться и снова опуститься до основания.
– Нормально все? – спрашиваю, но скорее для протокола, а не потому что сильно переживаю за нее. Пока еще никто не умирал от секса. По крайней мере, подо мной. Ну, или над.
– Д-да, хорошо, – выдыхает она. – Так хорошо.
– Двигайся в своем ритме пока, – предлагаю я, а сам тянусь к краю ее футболки.
Поднимаю ее все выше и выше, пока не добираюсь до обычного трикотажного лифчика без намека на кружево. Но он так удачно подобран, что сочные полушария идеально упакованы и все равно выглядят соблазнительно, несмотря на простоту белья. Сжимаю их и резко отпускаю, наслаждаясь тем, как они пружинят прямо перед моим лицом. А потом, подавшись вперед, прикусываю сосок через ткань. Машка впивается в мой затылок пальцами и выгибает спину. Охренительно гибкая, как кошка. Одной рукой перехватываю за спину, с удовольствием ощущая, как напряжены ее мышцы.
Насаживаю резче, и Марья громко охает.
– Тише, – цежу сквозь зубы, прикусываю грудь сбоку, – иначе мне придется заткнуть тебе рот. Двигайся, Марья, – приказываю, когда она притормаживает. Судя по распахнутому рту – от шока.
Перехватываю ее за подбородок и впиваюсь в сочный рот, вылизывая все, до чего могу дотянуться. Мы сплетаемся языками, и я наслаждаюсь ее чистым вкусом и горячим дыханием. Марья стонет, двигаясь все быстрее, а я сокрушаюсь, что не отодвинул заранее переднее сиденье, и сейчас мне мало места в машине. Хотелось бы заморозить ее бедра своими руками, а самому спуститься немного ниже и вдалбливаться в нее. Но и тут я нахожу выход: разворачиваю нас, упираясь затылком в дверцу, ложусь на сиденье, располагаю Марью над собой, и вот тогда-то и начинаются настоящие скачки. Первые в жизни моей сельской красотки.
Машку крутит от переполняющих ощущений, она стонет, кусает губы – то свои, то мои, как получится. Упирается мне в грудь, впивается в кожу ногтями, а потом одергивает руки.
– Прости, – выдыхает хрипло, а я перехватываю ее руки и возвращаю их на место.
Маша снова царапает, а потом припадает к царапинам губами и целует их нежно, едва ощутимо. От этого контраста сносит крышу: снизу жесткие толчки до болезненных ощущений, сводящих член, который двигается в горячих, но очень тугих тисках, а сверху нежнятина, от которой обычно воротит, но сейчас она выносит меня на новый уровень кайфа.
Ускоряюсь, когда чувствую, что внутренние мышцы Марьи сжимают меня все чаще, до потемнения в глазах. Сжимаю челюсти, когда чувствую, что уже нахожусь на грани, а она еще не кончила. Просовываю между нами руку и начинаю кружить по клитору, размазывая горячую вязкую влагу.
– Кончай, – шепчу в ее губы. – Ну же! – цежу сквозь зубы, чувствуя, что я в секунде от взрыва.
Наконец Машка взлетает, и я сразу за ней. Нереальные ощущения. Она как будто выжимает из меня оргазм. Член толчками выпускает сперму, накачивая презерватив, а я крепко зажмуриваюсь, чтобы не заорать от переполняющего кайфа. Давно меня так не пробирало от секса. И ведь ничего не делает моя Ягодка, а так вкусно с ней, что это сотрясает мой мир.
Выскальзываю из Марьи и, сняв презерватив, завязываю его и прячу в карман. Аккуратно ссаживаю с себя Машу, мы приводим себя в порядок и наконец откидываемся оба спиной на сиденье. Дышим, пытаясь прийти в норму. Маша нащупывает мою ладонь и сплетает свои пальцы с моими. Прикосновения нежные, легкие, вызывающие мурашки на коже. Мне нравится, как ни странно, хоть я и не люблю все эти нежности, а с Машкой их почему-то хочется.
– Мне пора идти, – говорит она, а я поворачиваюсь к Марье лицом.
– Попользовалась и домой? – с усмешкой спрашиваю я.
– Нет, ты что?! – она и правда подумала, что я ее обвинил.
Притягиваю ее к себе и целую в макушку.
– Расслабься, я пошутил. Сейчас пойдешь.
– Какие планы на завтрашний вечер?
– Завтра должны привезти технику бабушке, а днем ставить ворота. Пока еще не знаю, во сколько все это закончится.
– Ты такой молодец, так помогаешь Лидии Порфирьевне.
– Кто-то же должен, – выдыхаю негромко.
– А твои родители?..
– А о них мы не говорим, – обрубаю неприятную для меня тему, а потом открываю дверь.
Помогаю Маше выйти, целую ее на прощание, и она уходит, а я