свои делишки с лондонской ячейкой кровососов, привлёк их внимание и к Лидии.
К Лидии – а теперь и её ребёнку.
В этот момент она вернулась, скручивая стетоскоп.
– Профессор всё ещё спит, – сообщила Лидия, – бедный наш старик… Следует заметить, Джейми, что ты поступил попросту отвратительно, взяв престарелого бедолагу Карлебаха во вчерашнюю поездку и при этом оставив меня вытрясать слухи из баронессы! Не говоря уже о том, что к тому моменту, когда я доберусь до Миньляня, чтобы взглянуть на останки, те уже рассыплются в прах!
– Mea culpa![29] – Эшер покорно поднял руки. – Но ведь и ты тоже немало пострадала за целый день в компании баронессы?..
– А ты, выходит, знал, что она из себя представляет?
– Официально заявляю уважаемому суду, что не совершал того, в чём меня обвиняют… Однако до меня долетали некоторые слухи, – Джеймс снял с кофе пыльную плёнку уголком салфетки, затем перелил оставшийся в кофейнике напиток в чашку Лидии и прикрыл сверху блюдечком. – Кстати, о слухах…
– Да, – вздохнула Лидия, – кстати, о слухах…
Она подробно описала свою прогулку по Шёлковому переулку.
– Вынужден с грустью признать, что твоя приятельница, мадам Джаннини, не ошиблась насчёт отца Ричарда Гобарта, – заметил Эшер, выслушав рассказ супруги. – Репутация Гранта Гобарта ещё в Оксфорде оставляла желать лучшего. Конечно, среди нас хватало юнцов достаточно дурных, чтобы спутаться с городскими девицами, однако никаких серьёзных намерений мы не имели…
– О, а я-то думала, что все студенческие годы ты провёл в монашеском уединении и единственной компанией тебе служил учебник словацкого!
– Персидского, – поправил Эшер, усмехнувшись. – Впрочем, боюсь, здесь ты почти права, – он снял с чашки блюдечко, отхлебнул кофе и прикрыл её снова. – Даже до того, как попасть на службу в департамент, я не видел особого смысла проводить пять ночей из семи в праздном шатании, как большинство моих соседей по этажу. Так что можешь поблагодарить моё пасторское воспитание – оно уберегло меня от цепких когтей девиц, за которыми ухлёстывали мои товарищи, отправляясь в Лондон. Конечно, весьма сложно изыскать такую гнусность, на которую не были бы способны пьяные студиозусы, но Гобарт всё-таки сумел это сделать. Он всякий раз оправдывался, что девицы, мол, сами напрашивались. А затем – это был восемьдесят второй год – прошёл слух, что он убил девушку где-то в Лондоне.
– Умышленно? – голос Лидии оставался спокойным, но по глазам было видно, что она искренне потрясена.
Эшер задумчиво умолк, вспоминая то весеннее утро в студенческой комнате отдыха и тишину, которая повисла сразу же, как только Грант Гобарт переступил порог. А вскоре после этого Гобарт подошёл к Джеймсу и попросил обучить его китайскому – языку, который сам Эшер изучал уже два года. «Отец отправляет меня на службу на Дальний Восток, – сказал он, глядя Джеймсу в глаза с ледяной решимостью. – Он дал мне три месяца на то, чтобы я овладел языком».
– По всей видимости, да, – неохотно признал Джеймс.
Лидия некоторое время молчала, отрешённо чертя кофейной ложечкой узоры в пыли, покрывшей белую скатерть.
– В прошлом году я посетила лекцию доктора Биконсфилда, – задумчиво проговорила она, – и тот утверждал, что подобное поведение связано с атавистическими нарушениями нервной системы. Но, на мой взгляд, его выступлению не хватало наглядных примеров. Было бы интересно узнать побольше об отце сэра Гранта.
– За всё время нашего совместного обучения Гобарт упоминал своего отца лишь однажды. Но я знаю, что леди Гобарт была сущим кошмаром. К тому же в данной ситуации не имеет значения, чем вызвана неспособность получить удовольствие с женщиной без применения насилия – наследственностью или чем-то ещё. Самое главное, что Ричарда подставили – мы и сами в департаменте регулярно устраивали похожие ловушки, чтобы заполучить в своё распоряжение нужного человека, хотя до убийства, насколько я помню, ни разу не доходило. Но тот, кто расставлял западню, охотился не на Ричарда и даже не на дочь бедолаг Эддингтонов. Его цель – сам Гобарт.
– В таком случае он не солгал, – ответила Лидия, взвесив услышанное. – Это и в самом деле китайцы.
– Похоже на то. Но, вопреки его словам, их мотивы вполне можно понять.
Лидия дорисовала вокруг своей картинки аккуратные рамочки, и Джеймс, глядя на это, гадал, что она думает об Исидро, убившем за свою не-жизнь немалое количество женщин.
– Пока мы в Пекине, я свожу тебя в оперу, Лидия, – Джеймс первым нарушил повисшее молчание. – Там не очень много канатов и софитов, и поэтому, когда нужно сменить декорации или герою требуется достать меч, выбегают рабочие сцены и выполняют все необходимые действия прямо на глазах у зрителей. Но, так как они с ног до головы закутаны в чёрное, аудитория старательно делает вид, что никого не замечает – как будто всё происходит само.
– То же самое и со слугами в посольстве, – грустно откликнулась Лидия, прекрасно понимая, кто мог пошарить в комоде с галстуками Ричарда Гобарта. И кто мог знать и о том, как решительно Холли Эддингтон настроилась выйти замуж за этого человека, и о том, что если кто-нибудь – особенно кто-нибудь, хорошо ей знакомый – скажет: «Гобарт ждёт вас у ворот сада», она непременно пойдёт туда. – Да и со всеми прочими слугами, если уж на то пошло.
– Однако здесь загвоздка в том, что о слугах в Посольском квартале мы не знаем ровным счётом ничего – ни об их родных, ни о том, где они проводят выходные дни. Они попадают на службу по рекомендации, но стоит им сделать шаг за ворота – и концов не найдёшь. Но я точно знаю, что для их народа родная кровь – на первом месте. Любому старику не откажет в просьбе его внучатый племянник, троюродные братья передают весточки тёткам, с которыми ни разу не виделись. Целые кланы людей, зарабатывающих за неделю столько, сколько мы платим рикшам за одну поездку, будут несколько лет все вместе собирать по медяку, чтобы какой-нибудь там троюродный племянник Шэнь, весь такой талантливый, смог найти учителя, поступить в школу и сдать государственный экзамен. И всё с расчётом на то, что, если этот самый Шэнь и впрямь сдаст экзамен и сумеет устроиться досмотрщиком на таможню, он в нужный момент не заглянет в ящики, которые везёт его двоюродный брат Яо, – хотя он этого самого Яо в глаза доселе не видел.
– Не могу сказать, что английская жизнь в этом плане так уж сильно отличается от китайской, – негромко заметила Лидия.
– В общем-то, да, – согласился Джеймс. – Разница лишь в том, что Шэнь в лепёшку расшибётся, лишь бы пройти экзамен, но не для собственной выгоды, а из-за чувства долга перед семьёй. А мы даже и не знаем, ради