Анджей Артаусов, ведущий специалист по работе с авторами, едва не огрел Кабана бейсбольной битой, когда тот пытался забраться в машину вслед за Климом. Клим вовремя заметил приближение беды и закричал, что это его литературный агент, которого он берет с собой в Москву. Артаусов хоть и приостановил движение биты, но не сразу снял ее со своего плеча, потому как не исключал, что ослышался. Ему нелегко было усвоить тот факт, что малоприятная и дурнопахнущая личность с отталкивающей внешностью витает в тонких и хрупких литературных сферах.
– Насчет литературного агента никаких указаний не поступало, – сказал он, но Клим проявил настойчивость, и Кабану позволили забраться в салон машины. Водитель тотчас выключил кондиционер и опустил все стекла, какие только можно было опустить. Тугой сквозняк ввязался в нелегкую схватку с крепким запахом лесного зверя, который источал из себя Кабан. Необычная обстановка подействовала на Кабана как кольцо в ноздрях быка, и он долгое время ничего не говорил и не шевелился, лишь водил из стороны в сторону зрачками, надолго прикипая взглядом то к многочисленным кнопкам на подлокотниках, то к светильникам на потолке.
Контактировать с внешним миром Кабан начал лишь в купе поезда, которое он занял вдвоем с Климом. Клим вовсю наслаждался поездкой и радужными перспективами, пил шампанское из горла и открыто проявлял интерес к проводнице, которая передвигалась по вагону словно корабельный боцман во время шторма.
– А куда мы едем? – спросил Кабан, глядя, как в окне проносятся поля и реки.
– Опохмеляться в Москву, – ответил Клим, вытирая полотенцем липкий от шампанского подбородок. – Ты когда-нибудь опохмелялся в Москве?
Кабана всё вокруг удивляло и забавляло. Ему никогда не приходилось ездить в купейных вагонах, и он едва не выломал дверь, полагая, что она, как всякая нормальная дверь, открывается нараспашку. Особые эмоции вызвал у него санузел. Кабан, не видевший в своей жизни ничего иного, кроме дырки в дощатом полу, пришел в восторг от унитаза. Он долго ломал голову, раздумывая, как лучше над ним пристроиться, но окончательно ему скрутило мозги, когда он узнал, куда потом всё из унитаза девается. Клим немного побаивался Москвы, но, глядя на дремучего Кабана, получал некоторое утешение и отвлекался от волнительного ожидания тем, что приобщал своего телохранителя к цивилизованному миру.
Проводница, щадя пассажиров, которые подсаживались на последующих станциях, отводила им места в других купе, где можно было нормально дышать, и Клима с Кабаном до самой Москвы никто не потревожил. Они закусывали ананасом, который Клим купил на какой-то крупной станции, чистили воблу, грызли семечки, лазали по верхним полкам и урывками спали.
Рано утром поезд прибыл на Казанский вокзал, где прямо на платформе их встретил Артаусов. Климу было странно видеть ведущего специалиста здесь, если еще вчера он был в далеком пыльном поселке, где остались Таня с закусками, редактор с редакцией, глава администрации в коротких штанишках и безотказная, как космическая техника, милицейская жена. Можно было подумать, что встречает вовсе не Артаусов, а его двойник, коих по всей стране расставлено множество, всюду, где они нужны.
На литературного агента Артаусов не смотрел принципиально и обращался исключительно к Климу, лишь иной раз морщился, будто кто-то рядом с ним подпортил воздух. Он повел Клима на привокзальную площадь, к припаркованной машине, широко и уверенно вышагивая по мягкому заплеванному асфальту, и видно было, что этот город принадлежит ему. Клим, следуя за ним, не успевал любоваться открывшимся ему громадным, шумным и тяжелым нутром столицы; только он начинал смотреть по сторонам, как неминуемо врезался в какого-нибудь встречного и, как гром за молнией, тотчас следовала бесстыдная и ловко составленная матерная тирада. Вскоре Клим понял, что в Москве невозможно одновременно идти и любоваться зодчеством – можно расквасить лицо обо что-нибудь твердое или попасть под машину, которые разъезжали в самых неожиданных местах.
Едва Кабан, бредущий вслед за Климом, вышел на площадь, как его немедленно задержала милиция. Артаусов, вынужденный остановиться, прямо-таки заболел лицом и вымученным голосом сказал Климу, что ну его на хер, этого сального дебила, пусть остается под опекой милиции. Клим не то чтобы прислушивался к голосу совести и страдал чувством ответственности за Кабана, скорее, он действительно нуждался в защитнике, потому как от рождения был физически слаб и более всего на свете боялся побоев. К тому же он с детства мечтал о телохранителе и, заполучив его, дорожил приобретением с отчаянной силой. Поэтому твердо сказал Артаусову, что без литагента шагу не сделает. Но и у милиции неожиданно появились серьезные планы в отношении Кабана, и его уже повели к бронированному, с решетками, автомобилю, но вмешался Артаусов, и Кабана отпустили.
– Это я запишу на твой счет, – сказал Артаусов Климу, пряча бумажник в карман. – Если не хочешь разориться, то советую тебе прятать своего агента от посторонних глаз. И еще: найти средства, чтобы купить для него приличную одежду. Да и тебе не мешало бы приодеться. Москва все-таки!
Еще час Артаусов возил их по бесконечным улицам, останавливался на светофорах, пересекал перекрестки, сворачивал то в одну сторону, то в другую, и от этого броуновского движения даже у Кабана голова стала заваливаться на бок, и ему, как и Климу, нестерпимо захотелось встать на четвереньки. Наконец, машина остановилась во дворе, заполненном густой тенью. Артаусов завел гостей в подъезд дома, поднял на лифте на двадцатый этаж и открыл черную стальную дверь.
– Всё необходимое для жизни есть, – сказал он Климу, заходя в квартиру. – Ванная, плита, холодильник, продукты. Приводи себя в порядок, и через два часа я жду тебя на собеседование. Вот адрес.
Он кинул на полочку в прихожей визитную карточку и на пороге повторил, что ждет только Клима и никого больше.
– Ты понял, какая житуха начинается! – воскликнул Клим, когда Артаусов ушел. – Двухкомнатная квартира со всеми удобствами в Москве! Диваны, кресла, столы! А как тут чисто, правда? В этой комнате я буду работать и спать. А ты будешь во второй…
Кабан изучал содержимое холодильника. Он нашел в нем водку, выставил ее на стол и приставил к ней с двух боков две чашки.
– Хотел бы я знать, – произнес он, глядя в окно, откуда с головокружительной высоты можно было охватить взглядом пол-Москвы. – Чем ты будешь за всё это расплачиваться?
– Своим талантом. Видишь, как в Москве ценятся талантливые люди! Меня заметили, оценили и привезли сюда, где я смогу полностью раскрыть свои замечательные способности. Само издательство «Престо» заинтересовалось мной! А это тебе не какая-нибудь там «Сельская новь». Ты благодари судьбу, что