Конституционные гарантии нового времени
Если нововременная Конституция изобретает разделение между научной властью, на которую воз ложена обязанность репрезентировать вещи, и политической властью, которая должна репрезентировать свои субъекты, то давайте не будем торопиться с выводом, что с этого момента субъекты оказываются удалены на большое расстояние от вещей. Гоббс в своем «Левиафане» в одно и то же время заново создает физику, теологию, психологию, право, библейскую экзегезу и политическую науку. В своих сочинениях и в своих письмах Бойль одновременно заново создает научную риторику, теологию, научную политику, политическую науку и герменевтику фактов. Вместе они, Бойль и Гоббс, описывают, как должен властвовать Бог, как должен создавать законы новый король Англии, как должны действовать духи или ангелы, каковы особенности материи, как надо исследовать природу, каковы пределы обсуждаемого в научных или политических спорах, как держать чернь в повиновении, каковы права и обязанности женщин и чего следует ждать от математики. На практике они располагаются в старой антропологической матрице, разделяют компетенции людей и вещей и все же не создают границы между чистой социальной силой и чистым природных механизмом.
В этом и состоит весь парадокс Нового Времени: если мы рассматриваем гибриды, то имеем дело только со смесями природы и культуры; если мы рассматриваем работу очищения, то, напротив, оказываемся перед четким разграничением природы и культуры. Соотношение между этими двумя проблемами я и хотел бы осознать. Когда Бойль и Гоббс вмешиваются в политику, религию, технику, мораль, науку и право, они распределяют задачи таким образом, что один ограничивается наукой о вещах, а другой — политикой людей. Какая внутренняя связь существует между двумя этими вмешательствами? Насколько необходимо это очищение, чтобы создать возможность для увеличения количества гибридов? Нужны ли сотни и сотни таких гибридов, чтобы существовали просто человеческая политика и просто природные вещи? Необходимо ли абсолютное разделение двух этих жестов, чтобы каждый из них оставался действенным? Как может быть объяснено могущество этого механизма? В чем же состоит тайна современного мира? Чтобы постараться ее приоткрыть, нам надо обобщить результаты, полученные Шейпином и Шэффером, и описать полностью ту Конституцию, первые наброски которой принадлежат Гоббсу и Бойлю.
Как и любую Конституцию, ее надо оценивать по тем гарантиям, которые она предлагает. Власть природы, которую определяют последователи Бойля, выступая против последователей Гоббса, и которая позволяет немым объектам говорить через верных и дисциплинированных ученых-посредников, предоставляет нам следующее важное право: не люди создают природу, природа существовала всегда, с самого начала мироздания, и мы только раскрываем ее тайны. Политическая власть, которую определяют преемники Гоббса, возражая последователям Бойля, заставляет граждан говорить одним голосом посредством перевода / предательства суверена, который говорит только то, что говорят они. Эта власть предлагает нам столь же существенную гарантию: люди и только люди конституируют общество и решают свободно свою судьбу.
Если в духе политической философии Нового Времени мы рассматриваем эти две гарантии отдельно друг от друга — они остаются непонятными. Если природа не сделана людьми или для людей, тогда она остается чуждой, навсегда далекой и враждебной. Сама ее трансцендентность давит нас своей тяжестью или делает ее недоступной. Симметричным образом, если общество создано только людьми и только для них, то Левиафан, искусственная креатура, для которой мы сами являемся одновременно формой и материей, не мог бы стоять на своих ногах. Он был бы уничтожен самой своей имманентностью в войне, которую ведут все против всех. Но эти две конституционные гарантии надо брать не по отдельности, как если бы первая обеспечивала нечеловечность природы, а вторая — человечность социальной сферы. Эти две гарантии были созданы одновременно. Они поддерживают друг друга. И первая и вторая гарантия уравновешивают друг друга как знаменитый механизм противовесов — checks and balances. Они представляют собой только две ветви одного и того же правления.
Если мы рассмотрим их вместе, а не по отдельности, то увидим, что эти гарантии являются взаимообратимыми. Последователи Бойля говорят не только о том, что законы природы неподвластны нашему контролю, они также создают их и в лаборатории. Несмотря на то что они получены искусственным образом внутри вакуумного насоса — это фаза медиации или перевода, — факты полностью уклоняются от человеческого участия в их фабрикации — это фаза очищения. Последователи Гоббса утверждают, что не только люди создают общество своими собственными силами, но что Левиафан — прочен и устойчив, огромен и силен, что он приводит в движение торговлю, технику, искусства и что правитель держит в своей руке меч из закаленной стали и золотой скипетр. Несмотря на то что он сконструирован людьми, Левиафан бесконечно превосходит людей, которые его создали, поскольку в его жилах, венах, тканях задействуется бесчисленное количество вещей, обеспечивающих его устойчивость и длительность его существования. И однако, несмотря на эту прочность, которая возникает благодаря мобилизации вещей — что открывает нам работу медиации, — мы и только мы создаем его одной только силой нашего расчета, мы, бедные, раздетые и безоружные граждане — то, что, собственно, и демонстрирует работа очищения.
Но эти две гарантии находятся в состоянии противоречия не только друг по отношению к другу, но и каждая в отношении к себе самой, так как они задействуют одновременно трансцендентность и имманентность. Бойль и его бесчисленные последователи непрерывно искусственным образом создают природу и в то же самое время утверждают, что открывают ее; Гоббс и его заново определенные граждане непрерывно конструируют своего Левиафана при помощи расчетов и социальной силы, но используют при этом все больше и больше объектов, чтобы продлевать его существование. Они лгут? Ошибаются? Или они нас обманывают? Нет, ибо они добавляют третью конституционную гарантию: во-первых, полное разделение между миром природы — сконструированным, однако, человеком, — и социальным миром — поддерживаемым, однако, при помощи вещей, и, во-вторых, общее разделение между работой гибридов и работой очищения. Первые две гарантии являются противоречивыми лишь до тех пор, пока третья не разведет их навсегда в разные стороны и не превратит слишком очевидную симметрию в два противоречивых типа асимметрии, с которыми практика в состоянии справиться, но которые она никогда не в состоянии выразить.
Схема 2
Потребуется, однако, множество других авторов, множество других институций, множество других форм регулирования, чтобы завершить это движение, намеченное весьма показательным спором между Гоббсом и Бойлем. Но общая структура может быть теперь легко схвачена: эти три гарантии, взятые вместе, должны позволить людям Нового Времени изменить масштаб. Они получат возможность использовать природу во всех аспектах фабрикации своего общества, продолжая тем не менее приписывать ей радикальную трансцендентность; они получат возможность стать единственными творцами своей политической судьбы, тем не менее продолжая поддерживать существование своего общества за счет мобилизации природы. С одной стороны, трансцендентность природы не мешает ее социальной имманентности; с другой стороны, имманентность социального не мешает Левиафану оставаться трансцендентным. Надо признать, что именно эта достаточно красивая конструкция позволяет делать все что угодно, без всякого ограничения. Не удивительно, что такая Конституция должна была, как говорили еще совсем недавно, дать возможность «высвободить производительные силы»…
Четвертая гарантия: гарантия отграниченного бога
Однако следовало бы воздержаться от того, чтобы установить слишком полную симметрию между двумя положениями Конституции: это могло бы помешать их дуэту работать в полную силу. Необходимо, чтобы четвертая гарантия урегулировала вопрос о Боге, навсегда удалив его из социальной и природной конструкции, но оставив его репрезентированным и находящимся в обращении. Преемники Гоббса и Бойля весьма преуспели в выполнении этой задачи, первые — освобождая природу от божественного присутствия, вторые — лишая общество божественного происхождения. Научная власть «не нуждалась больше в этой гипотезе»; что же касается государственных мужей, то они смогли изготовить «тленного бога» Левиафана, не тревожась больше о Боге бессмертном, Писание которого, уже у Гоббса, интерпретировалось сувереном только в фигуративном плане. Никто не может стать по-настоящему нововременным, если он не соглашается поставить Бога вне действия как законов природы, так и законов государства. Бог становится отграниченным Богом метафизики, так же отличающимся от донововременного Бога христиан, как физическая природа, сконструированная в лаборатории, отличается от античной категории «фюзис» или как общество отличается от старого антропологического коллектива, населенного нечеловеками.