Власть Тарковского оставалась номинальной даже в Шуре, поскольку Бичерахов разместил здесь отделение своего штаба, которое занималось заготовкой продовольствия, производило в случае необходимости аресты вне зависимости от воли диктатора. Вооруженных сил, кроме одного полка, в котором нести службу оставались одни офицеры, Тарковский не имел. «Энергичный протест», который он все-таки заявил Бичерахову со ссылкой на соглашение о невмешательстве во внутренние дела друг друга, имел следствием присылку к нему представителя Бичерахова Петросяна «с вежливым разъяснением, что Бичерахов – представитель центральной власти, а Тарковский – лишь местный правитель»371. Реальное положение было таково, что даже близкие помощники Тарковского были уверены в том, что «губернаторство Тарковскому дал Бичерахов»372. Бичерахов позволил войскам Тарковского войти в город и делать «все, что угодно», но в оперативном отношении он подчинялся ему, Бичерахову373. Само вступление Тарковского в Шуру состоялось только после разрешения Бичерахова, переданного ему через полковника М. Джафарова374.
Обе стороны понимали цену взаимным договоренностям. Тарковский считал Бичерахова авантюристом375. У Бичерахова также не было особых оснований доверять Тарковскому, поскольку тот плохо скрывал свою протурецкую ориентацию. Не определена была и стратегическая цель союза: не было оговорено, что считать «законной российской властью», к которой союзники должны были стремиться.
Впрочем, на взгляд большевиков, союз Бичерахова с Тарковским вполне состоялся. Когда по приказу Тарковского 22 сентября был задержан и расстрелян один из революционных вождей Дагестана Махач Дахадаев (в области его знали просто по имени Махач), большевистские листовки обвиняли в этом «офицерские банды Бичерахова – Тарковского»376.
Обвинение в гибели Махача Дахадаева, брошенное Бичерахову большевиками (12 октября 1918 г. его в своей телеграмме Ленину о гибели «популярнейшего советского работника» сформулировал Г.К. Орджоникидзе)377, крепко приклеилось к нему, вошло во все исторические энциклопедии и тиражируется в современной литературе. Между тем решение об убийстве Махача принимал лично Тарковский, союз которого с Бичераховым был формальным.
Чем бы ни руководствовался Тарковский, отдавая приказ об убийстве Дахадаева, престижа ему этот поступок не добавил. Не желая того, Тарковский помог Бичерахову, поскольку, обезглавив социалистический лагерь, способствовал развалу повстанческих отрядов, которые собирал в горах Дахадаев. Один из красных партизан вспоминал, как после вести о гибели Махача «стало наше сердце холодным, и потеряли мы всякую охоту сопротивляться». В первую же ночь партизаны разошлись по аулам378. Впрочем, Тарковского это положение, очевидно, устраивало. «Видимо, он приходил к сознанию, что никакой опасности, ждать не приходится, – вспоминал М. Джафаров. – Нух как будто с каждым днем распоясывался. Он входил в свою колею диктатора»379.
Тарковский, как «диктатор» Дагестана, в этот период представлял скорее самого себя, чем Горское правительство, в котором он состоял военным министром. Его диктаторские претензии подпитывались его небольшой военной силой, которая квартировала в Темир-Хан-Шуре. Перед главой Горского правительства Тапой Чермоевым он позднее оправдывался тем, что не мог поступить иначе и сделал это во имя поддержания порядка в области.
Деятельности Горского правительства в период оккупации Дагестана Бичераховым стоит уделить несколько строк ввиду огромного интереса к нему в современных республиках Северного Кавказа, где декларативная деятельность этого органа принимается многими за чистую монету. Сейчас Горское правительство понимается многими как реальный субъект кавказской и международной политики периода Гражданской войны, а не эфемерный орган власти, функционировавший, по замечанию современника, «в тифлисских и бакинских отелях»[7].
Прибыв в начале октября в Дербент, председатель Горского правительства Тапа Чермоев оказался единственным выразителем его воли в Дагестане. Это его не смутило – уже давно деятельность правительства выражалась в по-восточному многословной и велеречивой дипломатической переписке со всеми концами света. Как и в случае с М. Дахадаевым, Бичерахову и здесь пришлось выдержать эпистолярную атаку со стороны Чермоева, начатую весьма дружелюбно («Дорогой Лазарь, я прибыл в Дербент и не понимаю происходящего.»)380, продолженную угрожающе («Тем, кто находится в Петровске и окрестностях и переходит национальные границы Северо-Кавказской республики и нарушает священную независимость»; «Правительство Северо-Кавказской республики спрашивает у находящихся в Петровске и окрестностях командующего и групп войск, официального положения которых оно не знает: на каком международном праве они основываются, с какими признанными существующими державами правительством они сносятся?») и оконченную тоном великодушного победителя (добровольно сложившим перед единственным представителем Горского правительства оружие бичераховцам обещаны «хороший прием», «кормить всех безоружных» и «отправить их на родину»)381. В противном случае Чермоев предлагал «сражаться с национальными силами» Горского правительства, в котором противнику пощады не обещалось: «расстрел всех пленных как изменников»382.
В ответном письме, датированном 15 октября, Бичерахов не преминул съязвить относительно «языка константинопольских канцелярий» горского премьера, заметив ему также, что в его признаниях не нуждается, воюет на российской земле и никакой Северо-Кавказской республики не знает. Тем более что на посланиях Чермоева стояла печать другого государственного образования – «Союза горцев Кавказа». «Странно приглашать меня и мои войска уходить с границ того, что еще не имеет даже определенного названия». Бичерахов предложил Чермоеву партнерство на условии отзыва им турецких войск из Дагестана («которым я от всего сердца желаю счастливого пути») 383.
После некоторых раздумий Чермоев торжественно пообещал увести турок «с нашей земли» и присоединиться к Бичерахову и генералу Алексееву, однако от личной встречи уклонился. Так окончился самый бескровный конфликт Бичерахова – с Горским правительством.
«Главнокомандующий кавказской армией и флотом»
В предыдущей главе приведены разъяснения бичераховского офицера князю Тарковскому о том, что «Бичерахов – представитель центральной власти, а Тарковский – лишь местный правитель»384. Это не случайные слова. На дагестанский период приходится время политического созревания Лазаря Бичерахова, складывания у него более или менее стройной политической стратегии. Опору его политическим амбициям в этот период составило его многократно выросшее по сравнению с персидским и бакинским периодами военное могущество. И в это же время британское командование практически не имело рычагов воздействия на Бичерахова. Он стал самостоятельным политическим деятелем регионального масштаба, добившимся к тому же легитимации со стороны общепризнанных центров антибольшевистского движения. В системе координат Гражданской войны в России этот период занял достаточно длительный срок – с начала сентября по 11 ноября 1918 г. – и огромную территорию: Бакинский район, Дагестанскую, Терскую и Закаспийскую области.
К моменту ухода бичераховцев из Баку отряд значительно вырос в численности за счет жителей города, в основном армян. На 1 августа в его составе имелось 9 сотен казаков, 10 рот пехоты и 2 роты спецчастей, 15 орудий, в том числе 3 дальнобойных и 2 гаубицы, бронепоезд и масса боеприпасов385. Кроме того, на складах отряд имел большой запас оружия и боеприпасов (28 орудий, 4 тыс. винтовок, 14,4 тыс. снарядов разного калибра, 1300 тыс. патронов)386, что позволяло развернуть еще не одну крупную часть.
После ухода из Баку к нему добровольно присоединилось множество армянских солдат, а по мере продвижения по территории Дагестана в его состав вливались многочисленные военнопленные. Кроме того, он рассчитывал на присоединение к себе еще терских войск387.
Финансовое положение отряда оставалось в этот период весьма устойчивым. По прибытии в Петровск Бичерахов добился у сменившего генерала Денстервилля генерал-майора В.М. Томсона, командира 14-й британской пехотной дивизии, подтверждения о продолжении финансирования отряда британской казной. Положение англичан в это время было незавидным: с большими потерями – людскими, материальными и моральными – они оставили Баку, вернулись в Энзели и вынуждены начинать интервенцию на Кавказ сначала. Отказываться от единственного союзника в регионе, имевшего боеспособный отряд, им было невыгодно.
Осенью во все хлебородные районы Терской области – от станции Прохладной до станции Наурской – были командированы бичераховские заготовители под руководством начальника заготовок Бульбы, которые скупали урожай, свозя его в Моздок. Были закуплены десятки тысяч пудов пшеницы, ячменя и сена388. Имея наличные деньги, бичераховцы избегали реквизиций и закупок по заниженным ценам, чем снискали славу хороших покупателей. Напротив, они расплачивались наличными и вели закупки преимущественно в казачьих отделах. Бульбе было поручено заготовить 25 тыс. пудов пшеницы, 30 тыс. пудов овса (ячменя), 1000 пудов сухарей, непортящихся овощей из расчета на 6 тыс. человек на 2 месяца, 2 тыс. пудов пшенной крупы, масла «на первое время пудов 300», 50 тыс. пудов сена, 500 голов крупного рогатого скота. На это заготовителю отряда была выдана крупная сумма денег – 2 млн рублей. «Если доставка будет обходиться дешевле при собственном транспорте – закупайте транспорт, он нам пригодится», – напутствовал его Бичерахов389.