нем мне нужно думать, а не о Германе.
Леша – мой человек. Со своими достоинствами и недостатками. Настоящий.
Живой.
Приземленный, я бы сказала.
Но пока он крупно проигрывает на фоне более успешного противника. Вопреки моей воле.
Увы, у меня нет телефона, чтобы связаться со своим парнем и выяснить детали происходившего после нашего отъезда.
Да что уж там, я даже маму предупредить не смогла! У меня было такое состояние, что я просто разрыдалась бы в трубку, дозвонись до нее. Так что, может, это и к лучшему.
К тому же я не верю, что Герман станет держать меня заложницей в этом доме. Без связи с родными, отрезанной от внешнего мира. Вчера он был на эмоциях – и то вел себя вполне адекватно. Так что, думаю, уже сегодня я смогу решить часть проблем.
Увы, но надежда на какое-то чудо продолжает теплиться внутри меня. Не бывает безвыходных положений. Просто не существует. Всегда есть какая-нибудь лазейка, через которую можно исправить ситуацию. Осталось лишь ее найти.
За окном уже светлеет. Еще немного, и выглянет солнце, а я так и не сомкнула глаз.
Рядом ворочается Илюша. Скидывает с себя одеяло и тихонько хныкает во сне. Я снова пытаюсь его накрыть, невольно касаясь детской руки. Замечая, что она ненормально горячая.
Сердце ухает вниз. Этого мне еще не хватало! Прикладываю ладонь ко лбу, чтобы убедиться, что мне не кажется. Но нет. Лоб тоже горячий, а это явный признак повышенной температуры.
Блин, блин, блин! Как же так? Неужели где-то простыл?
Я еще раз проверяю сына, ощупывая со всех сторон, вскакиваю на ноги и застываю на месте. Куда бежать? Кого будить? Кого звать на помощь?
Ненавижу чувство собственного бессилия.
Выглядываю в коридор, пытаясь сориентироваться. Это хозяйская половина дома, и явно где-то рядом спит чета Кравицких. Но не ломиться же в каждую дверь? Или?..
Медленно оглядываюсь, пытаясь успокоиться и прислушаться. И почти сразу же слышу звук громкого чихания. Мужского! Совсем рядом, почти за стеной.
Это Герман. Я почти уверена.
Кидаюсь к соседней комнате, с облегчением понимая, что она не заперта. Тихонько захожу, толкая дверь вовнутрь, и замираю на пороге, переставая дышать. Я не ошиблась. Это действительно он.
На широком диване, заложив руку за голову, расположился сам хозяин дома. Обнаженный. Только пах прикрыт простыней, скрывая самое главное и оставляя место воображению.
Я прикусываю губу, не в силах отлепить взгляд от идеального мужского тела. Всего того, что в обычное время скрывает офисная одежда.
Мощная грудная клетка с редкой порослью волос, канаты стальных мышц на руках, крепкие бедра и длинные сильные ноги. Герман выглядит как наглядное пособие идеальных пропорций, по которым мечтал бы работать любой скульптор.
На мгновение я даже забываю, зачем сюда шла.
Нет, я не девственница, и у меня были мужчины. Я даже когда-то дружила с парнем, который не вылезал из тренажерного зала. И мужское тело никогда не вызывало во мне подобных эмоций. Такого восхищения и горького осадка.
Это отец Илюши. Шикарный экземпляр, от которого хочется еще детей. Кому наверняка многие доплатить будут готовы ради того, чтобы получить сына или дочь. Тот, благодаря кому на свет появился мой малыш.
В голову разрядом тока бьет мысль о сыне, приводя меня в чувство.
Я пересиливаю себя, шагая к дивану. Протягиваю ладонь, чтобы коснуться и разбудить Германа. И оказываюсь не готова к следующему повороту событий.
Кравицкий резким движением хватает меня за руку. Валит рядом с собой, мгновенно переворачиваясь, придавливает и лишает возможности сопротивляться. Я охаю от неожиданности, встречаясь с нереально синим взглядом вблизи. Пытаюсь выдохнуть, но воздух внутри меня превращается в каменную массу.
– Соня? Ты? – хрипло произносит Кравицкий, продолжая удерживать меня под собой.
Вглядываясь, почти осязаемо прощупывая каждую черточку лица, словно не веря своим глазам. И останавливаясь где-то в районе губ.
А я внезапно понимаю, что это впервые, когда он назвал меня на «ты» и не полным официальным именем.
– Мне нечем дышать. Пожалуйста! – прошу я.
С трудом выдавливая из себя слова спустя секунду. И тут же чувствую облегчение. Воздух ударной волной заполняет легкие, насыщает кислородом, возвращает ясность ума.
Герман отпускает хватку. Вскакивает с дивана, шарахаясь от меня, как от прокаженной. Оглядывается вокруг. У меня ощущение, что он до сих пор путает сон с реальностью.
– Что ты здесь делаешь? – смотрит хмуро.
Все-таки он не полностью нагой. И слава богу. Обтягивающие боксеры обрисовывают внушительный бугор в районе паха, на который я пытаюсь не коситься.
– У Илюши температура. Нужно вызвать врача. А у меня телефона нет, и я не знаю адреса и к кому обращаться, – тараторю, перечисляя нервно.
Кравицкий выгибает бровь. Проводит рукой по растрепанным волосам, пытаясь уловить суть.
– Высокая? Как давно?
– Да откуда я знаю, если у меня даже градусника нет? Я не у себя дома! – прорывает меня.
Он действительно не понимает ситуации? Не осознает, что здесь я связана по рукам и ногам? Что тут у меня нет ни прав, ни голоса? Что, по сути, я заложница в их доме.
Мне даже вчера отказались дать телефон позвонить маме, когда я попыталась заговорить с прислугой! Уж не знаю, чье это было распоряжение – Германа или Александры.
И, кажется, до мужчины постепенно доходит понимание моей беспомощности.
Больше вопросов он не задает.
Натягивает домашние трикотажные штаны, хватает со стула мобильник и быстрым шагом идет в спальню, где остался Илюша.
Солнце первыми лучами освещает комнату. Так, что без дополнительного света можно разглядеть неестественно яркий румянец на щеках у сына.
Мужчина осторожно, чтобы не разбудить, прикладывает ладонь ко лбу ребенка, переводя взгляд на меня.
– Ты права. Тут без градусника все понятно. А это что? – ведет пальцами по бледно-розовым пятнышкам на шее у Илюши. – У него на что-то аллергия?
Я присматриваюсь к сыпи. Она слабо выражена, к тому же я почти уверена, что еще вчера вечером ее не было.
Гляжу растерянно на Кравицкого.
– Нет. Ни разу до сегодняшнего дня.
– Значит, какая-то инфекция, – произносит уверенно. Так, будто у него богатый опыт в таких делах. – Ладно. Пока не буди его, пусть спит. Я вызову врача, и тогда уже решим, что делать.
Я послушно киваю в ответ. Тревога никуда не уходит, но четкие действия Германа вселяют уверенность, что помощь уже на подходе.
Моя интуиция и в этот раз меня не подводит. Проходит менее получаса, как в особняк приезжает доктор.
Седой мужчина примерно пятидесяти лет, с приветливым выражением лица и добрыми глазами,