Читать интересную книгу Яблоко Немезиды - Анатолий Жаренов

Это дальнейшее, освобожденное от риторических ухищрений и флера светских условностей, не позволявших папаше Филу изъясняться прямо, выглядело довольно просто. Господину Домару, овладевшему монополией на обувь, потребовалась монополия на головы. Переведя на язык фактов рассуждения сенатора о душах людских, господин Мелтон понял, что тот задумал. А поняв, забыл даже о своем желудке и осушил бокал с оранжевым напитком. И тут же сообразил, что сглупил. Желудок ответил на грубое вмешательство такой нестерпимой болью, что господин Мелтон чуть не соскользнул со стула. На лбу шефа полиции выступил холодный пот, лицо побледнело так что сравнялось цветом со скатертью. Распятый Иисус, наверное, не испытывал таких мук, какие доставил господину Мелтону оранжевый напиток сенатора.

— Вам плохо? — участливо осведомился господин Домар, прервав свои размышления вслух.

— Нет-нет, ради Бога, — прошептал господин Мел-тон. — Это сейчас пройдет.

Господин Домар надавил кнопку звонка.

— Врача, — приказал он камердинеру и подошел к господину Мелтону. Шефа полиции скрючило. Он задыхался. Господин Домар освободил его шею от галстука, расстегнул воротник. Пришел врач. Два лакея перенесли господина Мелтона из столовой в гостиную и уложили на диван. Шефу полиции было больно и стыдно. Оказаться в таком положении в доме сенатора! Это же шокинг. И даже хуже.

Но изменить что-нибудь было не в его силах. Пока врач хлопотал возле него, господин Мелтон следил за выражением лица сенатора. Но прочитать на нем ничего не смог. Господин Домар стоял в стороне, скорбно поджав губы. Он сострадал. Ему было неприятно, что все вышло так неловко. Он ничего не знал о болезни шефа полиции. Господину Мелтону следовало бы об этом сказать. Эти или примерно эти мысли выражало лицо господина Домара. Возможно, он подумал и о том, что больной министр — все равно что не министр. А может быть, и не подумал. Может быть, об этом подумал только господин Мелтон.

— Мне очень жаль, — сказал господин Домар, — что нам сегодня не пришлось поговорить.

Эту фразу он произнес на прощанье. Господин Мелтон слабо взмахнул рукой. Два лакея проводили его до машины. “Покой, покой”, — сказал врач. Хлопнула дверца. Шеф полиции изнеможенно откинулся на подушки, закрыл глаза. В голове мелькали обрывки каких-то глупых мыслей. Ему зачем-то вдруг потребовалось вспомнить название оранжевого напитка. В мозгу вертелось словечко “оранжад”, хотя го, что он пил, было так же далеко от оранжада, как небо от земли. Мерзость. У сенатора должен быть луженый желудок. у сенатора? Или у президента? Он-то будет президентом. О чем они говорили? Проклятый оранжад. Почему оранжад? Это просто пакость, которую могут пить только сенаторы. Или президенты. Фу, как плохо. Все время ускользает какая-то главная мысль. Домар говорил, что он скупает дома терпимости и ночные клубы. Зачем? Этот скотский ужин выбил из памяти все. Зачем Домару дома терпимости? А, вспомнил… Он говорил что-то о проникновении изнутри. Он собирается изнутри проникнуть… Куда? В желудок? В головы?.. Бред старого мерина. Почему мерина? Что за странные мысли несет с собой эта адская боль? Разве сенатор похож на лошадь? Изнутри… Да, изнутри. Превратить дома терпимости в филиалы Ассоциации. Насаждать нравственность через разврат… Неужели придется ложится на операцию? Врач говорил… В такое время выйти из строя? И Коун. Как он может сейчас оставить Коуна одного? Сенатору на это, конечно, наплевать. Он сидит под Иисусом. Он хочет втолкнуть Иисуса в дом терпимости. Неужели он не понимает, что современная девка не годится в Марии?.. Проклятая жидкость. Конечно, дело не в этом. У сенатора другая цель. Если бы не боль… Она мешает думать. А может быть, он верит в свою затею? Неужели он жрет только стандартную пищу? Можно с ума сойти. На операцию, сказал врач. А что он понимает в политике, этот врач господина Домара? Приехали? Куда приехали? Домой? Да-да, сейчас уже легче.

Эти слова господин Мелтон произнес вслух. Машина стояла у ворот его виллы. Привратник проводил глазами автомобиль. У крыльца ждали слуги и Эсс в наспех накинутом пальто. Господин Домар был так любезен, что приказал предупредить домашних господина Мелтона по телефону.

Господина Мелтона пошатывало. Он оперся на руку Эсс и, нетвердо ступая, поднялся в дом. В спальне он опустился в кресло и перевел дух. Эсс молча смотрела на отца.

— Лиззи спит? — спросил он.

Эсс кивнула. Лиззи была пьяна. Она ухитрилась так насосаться, что Эсс едва дотащила ее до спальни. Потом она занялась Дином. Слуг к этому делу ей привлекать не хотелось, и она действовала самостоятельно. Потратив час, Эсс добилась некоторых успехов. Помогла ему одеться и выпроводила вон. Сев в машину, Дин протрезвел настолько, что смог завести мотор. Затем так рванул с места, что Эсс подумала: “Сейчас он врежется в ограду”. Но Дину удалось благополучно проскочить ворота. Она мысленно пожелала Дину приличной автомобильной катастрофы и вернулась в дом. Через минуту зазвонил телефон в кабинете отца. Эсс сняла трубку и узнала, что с отцом плохо. Это известие не вывело ее из состояния презрительного отношения ко всему окружающему. Сейчас она презирала Лиззи, презирала Дина и даже отца, к которому вообще-то относилась снисходительно. Ее раздражали людские слабости. Когда Эсс замечала их проявление, в ее душе закипала злость. Лиззи была более мягкой натурой. К сонливому Дину, бормочущему об Убийце, Лиззи даже испытывала нечто похожее на жалость. Эсс откровенно высказывала свое отвращение. И если она не выпроводила Дина из дома полураздетым, то это объяснялось отнюдь не сочувствием к его положению. Это было бы просто неприлично. Потому что одно дело — ходить полуголым в комнатах. И совсем другое — появляться в таком виде на улице.

Господин Мелтон попросил чашечку кофе. Эсс распорядилась и вернулась к отцу.

— Иди спать, Эсс, — сказал он. — Уже поздно. А я как-нибудь справлюсь сам.

Девушка вышла. Господин Мелтон посмотрел ей вслед. Ему было бы приятней, если бы она осталась. Но он считал, что это должна решить сама Эсс. Она шла! Что ж! Эгоцентризм был фамильной чертой семьи Мелтонов. Его отец — генерал. Мелтон — не стал бы тем, чем он стал, если бы хоть на мгновение проявил мягкосердечие. Сам господин Мелтон сделал карьеру только потому, что всегда следовал заветам и советам генерала. В семье чтили Ницше и Бисмарка, Талейрана и Игнатия Лойолу. Требовать от Эсс снисхождения было бы просто смешно. От Лиззи еще куда ни шло. Но Лиззи была белой вороной в семье Мелтонов. Эсс — дело другое. И господин Мелтон всегда оправдывал Эсс и гордился ею.

Он выпил кофе, лег в постель, но сон не приходил. В голове текли маленькие ленивые мысли обо всем и ни о чем. Желудок больше не беспокоил. И он подумал, что врач ошибся, сказав об операции. Врачи еще часто ошибаются. Ничего страшного. Завтра он снова встретится с сенатором, и господин Домар объяснит цели… Какие цели? Впрочем, ведь не для душеспасительных бесед позвал он шефа полиции сегодня. Были, конечно, цели. Хоть эти дома терпимости. Странная идея. И странный человек господин Домар…

На этом месте мысль господина Мелтона споткнулась и закружилась. Ему еще казалось, что он думает о господине Домаре. На самом же деле шеф полиции крепко спал.

Однако господин Домар и впрямь был странным человеком. Если бы господину Мелтону довелось увидеть его в этот вечер еще раз, если бы шефу полиции удалось подсмотреть за сенатором в тот час, когда эта мысль пришла ему в голову, то он, возможно, уяснил бы себе кое-что. Но шеф полиции спал в то время, когда господин Домар еще бодрствовал.

После ухода шефа полиции господин Домар прошел в свой кабинет. Он долго сидел перед письменным столом, уронив голову на руки. Может, час, может, больше. Потом встал, снял ботинки, надел на ноги расшитые туфли на войлочной подошве и вошел в смежную с кабинетом комнату. Она была пуста, если не считать коврика в центре пола. Господин Домар опустился на колени и поднял руки к лицу.

Через полчаса сенатор встал и так же тихо, как вошел, вышел из комнаты.

Да, господин Домар был человеком со странностями. И это были совсем другие странности, отнюдь не те, о которых думал, засыпая, господин Мелтон. Шеф полиции самоуверенно полагал, что ему известно все о сенаторе. Он считал, что ошибаются врачи, когда устанавливают диагноз. Он думал, что шефы полиции застрахованы от ошибок в своих прогнозах. Увы! Это было глубоким заблуждением, которому предстояло вскоре рассеяться.

Господин Мелтон ожидал подвоха со стороны своего бедного больного желудка. Он мог бы опасаться и некоторых других вещей. Но даже проницательный, предприимчивый и осторожный господин Мелтон никогда бы не догадался о том, что его ждет. Жизнь часто опрокидывает логику и больно хлещет по самодовольной заднице. Немезида — богиня коварная. Господин Мелтон привык видеть ее с мечом. Но мог ли думать господин Мелтон, что иногда Немезида прячет меч и берет в руки отравленное яблоко?..