не могу этого сделать».
Вслух я этого выговорить не могла, слова барахтались где-то между мыслью и губами, как мухи в меду.
…Можешь! Мы можем сделать все, чего он просит, и больше того…
Этого я и боялась.
…Люди! Вы вечно боитесь сами себя!..
Солдаты вливались на перевал все быстрей и быстрей.
Во взгляде Эслин было что-то похожее на жалость.
– О чем ты думала, когда подписывала?
Нура дернула меня в сторону, прижала к себе.
– Знаю, как это тяжело, – сказала она. – Поверь, я-то знаю. Но то, чего он просит, даст решительную победу. Чем больше силы мы проявим сейчас, тем скорее закончится война. И тем скорее ты сможешь начать свою войну с Треллом. Подумай об этом.
Боги, она подсовывала мне оправдание. Как будто это простой расчет, склонение весов, игра с числами.
И все же…
Я подумала о тех, кто меня ждет, о данных мной обещаниях. Вот, значит, как? Чтобы расчистить дорогу им, эту мне придется завалить кровавым мясом?
…Ты думаешь, кто-то из тех людей позаботился бы о тебе или твоем народе?..
Я не успела обдумать ответ.
Эслин обхватила меня, и обе мы растворились в воздухе.
Это приказ…
Слова – ошейник, биение сердца, обещание и проклятие.
Я не раздумывала. Иль Сахай в руках, мускулы повиновались не мне.
Насилие опьянило Решайе, его пропитанное гневом довольство захлестнуло меня.
Это приказ…
Мы с Эслин очутились в средоточии боя.
Зерит уже двинул свои силы из-за фортов. До ухода Макса мы во много раз превосходили противника в числе. Теперь же наша оборона заметно ослабела. Я даже сквозь туманивший голову приказ сознавала, что в этом Зерит прав: между победой и поражением стояла я.
Это приказ…
– Надо пробиться наверх! – Голос Эслин почти затерялся в грохоте битвы. – Пройдем вдоль хребта. Я умею определять стратаграммы. С твоей помощью ослабим их и пробьемся.
Должно быть, она что-то увидела в моем лице, потому что добавила:
– Не беспокойся, это мы сумеем.
Конечно, она решила, что меня тревожит «это». При других обстоятельствах для любого повелителя попытка снести магией целый утес была бы безумием – особенно для вальтайнов, чья власть над камнем невелика.
Но у меня был Решайе. И я знала, на что он способен.
Солдаты противника не сразу заметили нас. Вместе с нами, в тот же миг, появились и другие сиризены – шагали из воздуха, уже нацелив копья, и оставляли кровавые тела как жуткие гостинцы. Кругом тотчас воцарился хаос. Первого врага я убила поневоле.
Он шел на меня, подняв топор, и я ударила, не успев задуматься. Пока нашла глазами его лицо, он уже обмяк, кожаный доспех охватила гниль. Иль Сахай покрылся кровью и почерневшей плотью. Магия была у меня на кончиках пальцев, в коже, в прожилках Иль Сахая.
Я успела забыть, каково оно – это могучее опьянение, в котором купался Решайе. Он отнимал у меня власть по кусочку, пока я не перестала понимать, где заканчиваются его мысли и начинаются мои.
…Позволь, я помогу… – шептал он. – …Позволь мне это сделать…
Это прозвучало на удивление мягко; словно он милосердно предлагал мне отпущение вины. Но я держалась за власть над собой, как бы ни тянул ее на себя Решайе.
Мы с Эслин вышли на край утеса, и она, достав полученную от Зерита склянку, раздавила ее в ладони. На порезанной коже кровь смешалась с серебристой жидкостью. Она тихо ахнула, вздрогнула, словно не ждала обрушившейся силы.
Но тут же выпрямилась. Прижала ладонь к камню и кровью вывела угловатую стратаграмму.
– Помогай! – выдавила она.
Это приказ…
Я приложила ладонь к скале.
Поначалу я ничего не почувствовала. Я ведь вальтайн. Я не умею говорить с камнем, и он не желал меня слушать.
Я дала больше воли Решайе. Позволила ему пролить сквозь меня чуть больше силы.
Трещина. Этого мало. Эслин развернулась, уперлась в камень спиной, заставила себя уделить часть внимания обороне.
– Тисаана, время кончается, – процедила она, сбрасывая с копья безжизненное тело.
…Дай мне!.. – рычал Решайе.
Это приказ…
Я уступила. Чужая улыбка растянула мне губы. Сила хлынула сквозь меня легкой убийственной тенью. Черные щупальца протянулись от моей ладони и стали крошить камень.
Это приказ…
Что-то с щелчком встало на место. Что-то страшное, неподвластное мне. Мир расплылся в глазах. Горячая кровь заливала лицо. Мы с Эслин повернулись. Иль Сахай поднялся, его скользкая рукоять рвалась из ладони.
Можно было уверять себя, что это не я. Что не моя рука, а Решайе направлял смерть. Я могла позволить себе ничего не видеть за туманом: ни смерти, ни смрада, ни восторга Решайе, ни отчаяния на лицах рабов – тех, что ждали меня и чье время было на исходе.
Это приказ.
…Тут нечего стыдиться… – шепнул Решайе, когда упал еще один убитый. – …Эти люди зарубили бы тебя без колебаний. Ты не дождешься их уважения. Жизни твоего народа для них ничто. Научим их нас бояться. Пусть видят, кто мы есть…
Еще одна стратаграмма и еще две. Эслин наносила удары с убийственной точностью, мы с ней пронизывали воздух, как игла пронизывает ткань. И с каждым ударом утесы подавались.
И я отпустила себя.
На свой лад это было так легко – предоставить все Решайе. Легко сбросить с себя ответственность. Отпусти я себя еще самую малость – выскользнула бы из тела, оставив Решайе грязную работу: исполнять приказы Зерита, вести его войну, а после увести меня обратно к моим людям с добрыми вестями.
Почему бы и нет? Сопротивляться я все равно не могла. Решайе засел у меня в костях, Зерит держал за горло. Магия трепетала на кончиках пальцев – магия, умеющая только убивать. А на моих плечах лежала ответственность за жизни тысячи рабов.
Это приказ.
Пока перед глазами не мелькнуло лицо, от которого у меня захолонуло сердце.
Юноша лежал на земле между мной и моей целью. Раненый, удар подкосил ему ноги. Я не помнила, мой удар или кого-то из сиризенов. Слипшиеся от крови и грязи волосы падали ему на лоб, под которым блестели большие голубые, как вода, глаза.
Воспоминание искрой пронзило меня, выдернуло из хватки Решайе.
Он был похож на Серела. Тот был таким же в тот день, когда я увидела его впервые и вымолила у Эсмариса его жизнь.
Я застыла.
Это приказ.
…Шевелись!.. – взревел Решайе.
Заметив, что я открылась, какой-то солдат рассек мне плечо. Эслин оттолкнула меня в сторону, чтобы воткнуть в него копье, а меня оттеснила к