Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слабой рукой Фиртич подобрал с горячей спины Анны льняные волосы и положил на свое лицо. Кончиком языка ощутил слегка солоноватый их привкус. Возвращалось, крепло сознание. Вещи занимали положенное им устойчивое место. И те же фотографии на стене. И хрустальная ваза. И тихие напольные часы с латунной бородой маятника. И окно с торопливо задернутой шторой. Штора зацеплялась за спинку стула, и в усеченную пирамиду чистого стекла заглядывали стылые ветви дерева.
- Ты на каком этаже живешь? — спросил Фиртич.
Анна приподнялась, взглянула на Фиртича и захохотала.
- Ты не заметил, как взлетел на третий этаж, не дождавшись лифта...
Анна соскочила на пол. Сизый полумрак комнаты облил ее стройную фигуру. Сознание доступности притупляло вожделение, и Фиртич сейчас любовался Анной. Спокойное умиротворение расслабило его, отсекая прошлое и будущее, — сейчас властвовало только настоящее. Он и эта женщина. Может быть, именно в этом и состоит великая загадка жизни, дар, который делает жизнь упоительной, когда каждой клеткой ощущаешь радость...
- Теперь мы что-нибудь съедим, — пропела Анна.
Свет падал из кухни в коридор. Фиртич подобрал с пола сигареты, закурил, выпуская дым без усилий вяло раскрытыми губами. Сердце томилось сладкой печалью. Причина печали была неопределенной, как тени комнаты. Возможно, оттого, что он уже разменял шестой десяток, а ей едва перевалило за тридцать.
Он уже многое знал об Анне. О той, далекой Анне, так и не закончившей институт. Главная улица с ее сверкающей неоном жизнью была для той Анны заманчивей лекций по политэкономии. В его юности на Главной улице были другие кумиры. Одетые в сатин и бязь, а многие еще и в гимнастерках. Студенты выходили на Главную улицу всем институтом разбирать искореженные бомбами рельсы. Тогда в моде были блюзы, а килограмм хлеба стоил на черном рынке сто рублей. В открытых показательных судах судили спекулянтов.
Анна вернулась в комнату с подносом, заставленным всякой всячиной. Поставила поднос на журнальный столик. Достала салфетки, рюмки. Нахмурилась, соображая, не забыла ли чего. Ах да, соль...
Она придвинула столик к кровати.
- Лежи, лежи. Как турецкий султан. Вот житуха у них, у этих султанов, а? Не хуже, чем у нашего Аркаши Кузнецова.
- Аннушка... у тебя хорошие отношения с Кузнецовым?
- Неплохие. — Анна усмехнулась каким-то своим мыслям.
Фиртича задела эта усмешка. Он вскинул на Анну прямоугольные глаза, но промолчал.
- Давай уговоримся, Костя... Сегодня не будем вспоминать работу. Ни твою, ни мою... Правда, я хотела тебя спросить, — Анна помедлила. — Когда закончится мой контракт? Ну когда там все решится, ради чего я встречаюсь с этим Гарусовым?
В голову Фиртича ударило жаром, пальцы запотели, скользнули по гладкому стеклу рюмки.
- Ты о чем, Аннушка? — пробормотал он.
Его опрокинутый голос озадачил Анну. Взгляд синих глаз на мгновение взметнулся к лицу Фиртича.
- Ха! Самое смешное... Гарусов мне сделал предложение. Вообще-то мне жаль его. Какой-то одинокий, жена психованная, истеричка. Дети — двоечники, отца ни в грош не ставят... А ведь он умница. Столько знает, так рассказывает... И в управлении первый человек. — Анна умолкла и проговорила через паузу: — Со мной он будет еще несчастней.
Фиртич все молчал. На мгновение ему показалось, что лицо Анны переломилось. Искаженный рот потянулся к уху, нос вывернулся, а глаза разъехались в стороны, причем один даже покинул лицо и сиял пронзительной синью, точно светлячок...
- Так, значит... Кузнецов делает это через тебя?
- А ты не знал? — Анна всплеснула руками и недоверчиво покачала головой. — Не знал?
- Клянусь тебе! — горячо воскликнул Фиртич. — Вначале я отказался от его услуг. Но потом обстоятельства изменились. Мне надо было торопиться. Иначе все усилия пропали бы даром... Я и вспомнил о Кузнецове. Решил, что они друзья между собой — Кузнецов и Гарусов... А оказывается, ты в этой истории первое лицо... Боже ж ты мой, какая история... — В голосе Фиртича прозвучала надежда: — Но ты, наверно, давно знаешь Гарусова?
- Незадолго до твоего юбилея и познакомились... Кузнецов познакомил. Ему надо было заручиться поддержкой управления. Решил в ресторане поставить сувенирные киоски, расширить клиентуру... А потом ты возник со своими интересами. Пришлось мне продлить контракт... Ладно, закусывай!
Анна придвинула бутерброд к Фиртичу и подняла рюмку.
- За тебя, Костя. Ты мне понравился на том вечере. А ты не отходил от жены...
Анна выпила, судорожно замахала ладонью у рта. Фиртич протянул ей фужер с соком.
- Гадость! — отдышавшись, произнесла Анна. Надкусила сыр и, откинувшись на спину, принялась смотреть на Фиртича прямым взглядом синих своих глаз...
Фиртич и без того понимал, что его отношения с Кузнецовым двусмысленны, но сейчас они приоткрылись для него неожиданной стороной. Он допускал, что Кузнецов будет действовать достойным себя методом, но чтобы такое... Конечно, он не ребенок, он знает жизнь. В конце концов, не он толкнул Анну к Гарусову, а пройдоха Кузнецов... Но все равно его сейчас терзал стыд.
Анна точно угадала его мысли.
- Мне нравится твоя жена.
- Мне тоже! — резко ответил Фиртич, продолжая прямо глядеть в синие глаза Анны.
- Сколько лет вы женаты?
Фиртич помолчал. Потом выдавил нехотя:
- Больше двадцати.
- Познакомь меня со своей женой, Костя. — И, заметив скрытую усмешку на лице Фиртича, обидчиво шмыгнула носом: — Что смешного? Я буду ей хорошей подругой.
- Я не сомневаюсь. Но, признаться, странно...Что странно? — и повторила другим, напряженным голосом: — Что тут странного?..
- Понимаешь, — бормотал Фиртич, — знакомить тебя с женой... Неловко как-то...
- Господи, Костя, да ты живешь в каменном веке, честное слово. Ты дикарь, Костя. Еще полчаса общения — и я вытурю тебя отсюда.
И Фиртич понял — вытурит, не врет. Он следил за выражением ее глаз. Анна словно что-то разглядела в Фиртиче и теперь брезгливо отбросила его прочь. Фиртич физически ощутил перемену в их отношениях, будто опустили шлагбаум.
Встрепенулся телефон, пробуя голос, и через секунду зазвенел настойчиво и деловито. Анна поморщилась, вернула на стол недоеденный ломтик сыра.
- Гарусов... Проверяет... Пусть думает, что меня нет дома. А то еще явится. Придется тебе, Костя, в форточку сигать ради интересов дела. — Анна засмеялась злым рваным смехом. Сейчас она играла Фиртичем. Подбрасывала вверх и отступала, не пытаясь поймать...
Телефон все надрывался, проникая свиристящим жалом в тревожный уют ночной комнаты. Казалось, он впивается в мозг Фиртича, вызывая жгучее презрение к самому себе. Унижение изнуряло его как болезнь. Фиртич решительно встал, сделал два быстрых шага к телефону.
На какое-то мгновение Анна опередила Фиртича: рывком сдернула с рычагов трубку и прижала ладонь к дырочкам микрофона.
- Вот ты какой, Фиртич, — шептала Анна. — Вот ты какой... Нет, ты не трус. — Она покачала головой, убрала мешающий локон и прижала трубку к уху. — Да?! — проговорила она и через паузу добавила раздраженно: — Ты?! Что тебе надо? Не твое дело, за собой следи... Будто мы не виделись сегодня в баре... Ладно, позвони позже. — Не простившись, Анна повесила трубку. Поправила что-то на телефонном столике и вернулась к креслу. — Мой бывший муж.
- Вы разошлись?
- Да. Чай будешь или кофе?
- Кофе, — механически подхватил Фиртич последнее слово.
Анна ушла на кухню.
Фиртич пошел вслед за ней. Остановился, привалившись к дверному косяку. Яркий свет склеивал ресницы. Цветные коробки яркими бабочками слетались на настенные полки: «Сахар», «Перец», «Соль»... Кафельные квадраты оклеены старинными автомобильчиками. Малиновый светильник над столом. И еще эти голубые занавеси с крупными пунцовыми розами.
- А ты, Костя, значит, не трус. Я-то думала, трус, поэтому и не хочешь знакомить меня с женой. Оказывается, ты просто презираешь меня...
- Почему ты сердишься? — В голосе Фиртича звучало непритворное недоумение.
Анна обернулась. Темные брови гневно спрямились.
- Ты противен мне сейчас. Гарусов лучше тебя. Он несчастный, измученный человек. Да, он близок со мной, но он боготворит меня. Не понимаешь? Мы с ним на равных...
- Послушай, Анна, — вяло попытался перебить Фиртич.
- Да, я такая! — выкрикнула Анна. — Но именно с моей помощью ты хочешь достичь успеха. Стать большим директором, может, и управляющим. Или министром! Ты, не кто другой!
Фиртич чувствовал, как накатом поднимается ярость. Руки и плечи наливаются свинцом, воздух с трудом проникает в грудь. Малиновый светильник двоился то детским шариком, то лицом Анны, швыряющей в него обжигающие слова. Он не чувствовал себя виноватым перед ней, он не ведал о ее существовании, когда разговаривал с директором ресторана...
- И прочая, и прочая, и прочая - Александра Бруштейн - Советская классическая проза
- Свет моих очей... - Александра Бруштейн - Советская классическая проза
- Взгляни на дом свой, путник! - Илья Штемлер - Советская классическая проза
- Таксопарк - Илья Штемлер - Советская классическая проза
- Улица вдоль океана - Лидия Вакуловская - Советская классическая проза