— Тогда выпей, молодой рыцарь. Выпей. Это очень хорошее вино.
Он сделал маленький глоток, глядя прямо в зеленые глаза ведьмы, медленно поставил бокал на пол и молча потянулся к ней.
На сколько часов он провалился? На десять? На сто?
Или всего на несколько минут? Витольд не знал.
Была ли зеленая колдунья столь хороша в постели, как обещали скабрезные рассказы рыцарей?
Витольд не знал.
Была ли она невинна и неумела?
Витольд не знал.
Ничего не знал.
Он забыл, что искал в этом доме. Забыл, с чем пришел. Забыл свою робость и растерянность. Зато начало встречи, странная прелюдия к романтическому свиданию заиграли другими красками. Плавность разговора, молчаливое, невысказанное понимание, мягкость вдруг перешли в нежность. Невыносимо сладкую нежность, заставляющую отрешиться от всего. Власта сумела сыграть на струнах, до которых не дотягивались ни родители, ни врачи, сумела пробить броню, выстроенную безусым ветераном самой страшной мясорубки последних трехсот лет, и прикоснуться к его душе.
Нежно прикоснуться. Притянуть к себе.
Зачем ей это?
Витольд не знал.
Увлеченные друг другом легко забывают о времени, оставляют его за порогом восприятия, за дверями спальни, ставшей целым миром. Вселенная уменьшается — лишь ее глаза, лишь его прикосновения, — но оказывается очень и очень глубокой — ее глаза ярче всех звезд, его прикосновения уносят в бесконечность. А время умирает.
Время снисходительно к влюбленным, бежит где-то рядом, подобно лесному ручью, журчание которого теряется в шуме деревьев, не привлекает к себе внимания. Время знает, что рано или поздно они вернутся. Вселенная двух сердец станет слишком маленькой, и они захотят расширить ее до размеров остального мира.
…Бутылка вина опустела, фрукты закончились, «светлячки» погасли, а таранящий окна рассвет постепенно стирал ночную тьму, заливая комнату серым утренним светом.
Он знал все о ее гибкости.
Она знала все о его силе.
Им было хорошо. Они лежали на измятых простынях, усталые, умиротворенные и довольные. Вдыхали запах друг друга. Касались друг друга. Чувствовали друг друга.
Витольд поймал себя на мысли, что ему нравится играть с шелковистыми волосами Власты, с длинными, густыми прядями. Нравилось гладить, нравилось пропускать их сквозь пальцы. И особенно нравилось то, что голова молодой колдуньи в это время покоилась на его груди.
Он был готов играть с ее волосами вечно.
— Вчера ты одержал красивую победу, — не открывая глаз, произнесла Власта.
Ундер хмыкнул.
— Не надо смеяться, — пробормотала девушка, — я понимаю, что говорю!
— Не сомневаюсь, что ты видела массу боев.
— В том числе — из-за меня, — уточнила Власта.
— Тебя это возбуждает?
— Нет, — спокойно ответила ведьма. — Победителю никогда ничего не доставалось.
— Почему? — заинтересовался Витольд.
— Дуэли возникают между мужчинами, мнением девушки никто не интересуется.
— То есть всегда побеждали те, кто тебе неприятен?
— Побеждали разные. Но я считаю, что победа в драке еще не повод для того, чтобы на что-то рассчитывать. Я не кубок.
— Хм… — ответить Ундеру было нечего. Несмотря на то, что его мировоззрение, мягко говоря, отличалось от высказанных Властой взглядов.
— Но оценить бой я могу, — продолжила ведьма. — И оценила: ты провел красивую схватку.
— Спасибо…
«Я ведь так и не спросил, в чем она специализируется! — припомнил чуд. — Если в боевой магии, то…» То он услышал похвалу от воина.
— Почему ты бьешься двумя саблями?
Он намотал локон на указательный палец, некоторое время смотрел на светлые волосы, затем ответил:
— Видел, как дерутся двумя мечами гарки. Хорошо дерутся. Сильно. — Вспомнил нагрудник Оскара, который принес домой отец. Помолчал. — Для меня катаны слишком легкие, не чувствую совсем. Перепробовал разные клинки и остановился на танадайских. К тому же мне очень нравится техника, разработанная для этих сабель.
— Танадайцы — это народ?
Сначала Витольд удивился, а потом вспомнил, что в школах Зеленого Дома не преподают углубленную историю Великого Дома Чудь, только общие сведения.
— Танадай — это область, владение ложи Морских Змеев. Техника боя на саблях — это все, что от них осталось.
Была ли интересна Власте старая история? Не слишком. Она не сомневалась, что в прошлом Великого Дома Людь наверняка найдется нечто подобное. Но девушке был интересен Витольд, а потому она не могла не спросить:
— Что с ними случилось?
«Зачем ей это? Из любопытства?» Но почему не ответить?
— Во время войны Семи наследников, которая положила начало падению империи, Танадай был отрезан от центральных провинций одним из первых. Великий магистр долго пытался восстановить связь с Морскими Змеями, но безуспешно. Затем начались серьезные проблемы во внутренних областях, пришлось перенести столицу, в общем… о ложе…
— Забыли? — прошептала Власта.
— Нет, — покачал головой Витольд. — Великий магистр сделал все, что мог. Но он не всесилен.
— Я понимаю.
— Морские Змеи держались очень долго. Танадай — это узкое побережье, отсеченное от материка скалистой грядой. Перерезать дороги легко, но пройти через горы, если защитники этого не желают, очень сложно. Нападавшие остановились, однако через пару лет взялись за Змеев по-настоящему, ударили магией по океану, отогнали косяки рыб, и в Танадае начался голод. Тогда магистр ложи приказал всем Змеям садиться на корабли и вывел их навстречу вражеским эскадрам. Два дня над морем стояло зарево.
— Они погибли? — тихо спросила девушка.
— Если верить легендам и историческим хроникам, не вернулся никто: ни Змеи, ни их враги. — Ундер задумчиво провел рукой по волосам Власты. — Сгорели все. — Помолчал. — Но кто погиб первым?
— Это важно? — Она постаралась, чтобы вопрос прозвучал как можно более невинно.
— Что важно?
— Кто погиб первым?
— Победа всегда важна, — ответил Ундер. — Даже если она стоит жизни.
* * *
Павелецкий вокзал, Москва, Павелецкая площадь,
7 августа, понедельник, 05:45
Энергии, несмотря на строжайшую экономию, становилось все меньше и меньше. Ярга давно определил для себя уровень, ниже которого нельзя снижать запас ни в коем случае, — количество, необходимое для перехода в другое тело, и теперь с тоской ощущал приближение запретной черты. Из памяти врача он знал, что появление постороннего человека на взлетном поле обязательно вызовет пристальный интерес охраны, а потому не рисковал, невидимкой вышел из самолета, проскользнул в автобус, добрался до здания аэропорта и лишь там, в туалетной комнате, с облегчением рассеял чары.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});